– Хочу на театральный записаться, – шепчет мне на ухо Катя. – Пойдёшь со мной?

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Можно, наверное.

Спустя сорок минут, очередь доходит до выдачи студенческих. Мы с Катей внимательно ждём свои фамилии и, наконец, получив заветные синие книжечки, позволяем себе немного расслабиться в общей суете.

После освобождения из жаркого актового зала мы, как порядочные студентки фотографируем расписание и даже успеваем проинспектировать столовую, выпив по стаканчику вонючего кофе.

– Давай завтра перед парами встретимся? – предлагает моя знакомая и открывает дверь, пропуская меня на улицу первой.

– Давай, – успеваю я отозваться и тут же замираю, увидев, как на парковке останавливается красная спортивная машина. К ней тут же со всех сторон стекаются парни и девушки. Торжественно так, будто Ричарда Гира встречают или Джулию Робертс. Только без транспарантов.

Я чувствую, как по позвоночнику прокатывается волна нервного холода. Этого же не может быть? Мало ли на свете богатых людей на красных машинах. Но какое-то шестое чувство подсказывает мне, что это явно не дежавю. Это… я потрясено смотрю на парня, что выходит сейчас из машины и здоровается со своими приятелями. Не может быть он…

– Величко пожаловал… – прямо над ухом озвучивает мою мысль Катя. – Арсений. Ну да, где же ему ещё учиться, – хмыкает.

– Ты его знаешь? – шепчу и чувствую, как сердце замедляется, а язык от волнения становится сухим.

Щеки вспыхивают от воспоминаний моего позора, а ещё… поцелуя. Первого. Взрослого. От которого я потом не могла уснуть до утра, убеждая себя, что мне совсем не понравилось, что это просто нервы, и я волнуюсь за сестру. Кто вообще разрешил людям так в живого человека губами тыкать?

– В нашем доме, – отвечает на мой вопрос Катя, – фамилию «Величко» нельзя произносить, как имя «сама знаешь кого», – делает страшные глаза.

– Почему? – Спрашиваю, но уже, в принципе, догадываюсь.

– Потому что год назад Варварушка пала к ногам великого и прекрасного Арсения брёвнышком. Он периодически ее попинывал, а потом устал и выбрал новое брёвнышко.

– Хм, – хмурюсь, – и как объяснил?

– Пфф, да никак, – пожимает плечами Катя. – Я думаю, что это типо спорт. Жажда нового. Адреналин. Они же все без него жить не могут.

– Да уж, – говорю шёпотом и инстинктивно ускоряю шаг, боясь что Арсений вдруг поднимет глаза от выпуклых прелестей девушек, которые облепили его машину, и увидит меня.

Алиса, да ты шутишь? Зачем ему глаза поднимать?

– Давай через арку пройдём, – предлагаю я Кате. – Так быстрее до остановки.

– Ну ладно… – с сомнением соглашается она.

Выдыхаю я только тогда, когда оказываюсь за углом института. Чего так разнервничалась? Он и думать про меня, скорее всего, забыл. Не узнает.

– Ты чего загрузилась? – весело спрашивает меня Катя. – Величко понравился?

– Нет! Что ты! – мне кажется, я отвечаю на этот вопрос слишком эмоционально и поспешно. – Что-то голова разболелась просто.

– Понятно… – кивает моя знакомая и, видимо, тактично решив меня не доставать опускает нос в телефон.

Ее маршрутка подходит первой. Мы прощаемся до завтра, решая встретиться за пол часа возле фонтана и выпить кофе.

Домой стараюсь заходить тихо, чтобы случайно не разбудить отца.

Но услышав из гостиной характерное: «ааа, куда же ты бьешь, физкультурник жопоногий», перестаю красться и громко хлопаю дверью. Значит, смотреть футбол «папа не переживает»!

В коридоре улавливаю запах сигаретного дыма. Мне категорически не нравится то, что происходит сейчас в моей семье. Отец вдруг начал делать вещи, которые раньше себе никогда не позволял. Как там говорится? Бес в ребро?

Мама шутит, что первые тридцать лет детства у мужчины самые сложные, но у папы период затянулся до сорока пяти. Не знаю, что в этом смешного, но после того, как не стало бабушки, он начал вести себя просто отвратительно. Складывается такое ощущение, что мы ему мешаем.

Беру себя в руки и заглядываю в комнату.

– Привет, я пришла, – киваю отцу.

– Угу, – отзывается он, не поворачивая головы. – Поесть разогрей.

Проглатываю вскипевшее негодование и интересуюсь:

– А где мама?

– Снова на работу уехала, – раздраженно отвечает он. – Так и стакан воды некому будет подать… – ворчливо.

– Врач сказал, что тебе можно потихоньку на ногу становиться, – напоминаю отцу. – Мне кажется, ты слишком драматизируешь.

– Драматизирую? – взвивается он и наконец поворачивает голову от телевизора на меня. – Может ещё и притворяюсь?

– Все, все, – вскидываю я ладони и сбегаю на кухню. – Отдыхай. Сейчас что-нибудь из еды соображу.

На кухне выясняю, что мама ничего приготовить не успела.

Попрощавшись со свободным временем до работы, начинаю чистить картошку.

Бубнеж футбольного комментатора, доносящийся из гостиной раздражает, и я затыкаю уши наушниками от плеера сестры. Вздрагиваю от включившейся в них композиции:

«…Ночная гонка, рёв турбин,

Дай мне свой поцелуй, детка,

Он мне сейчас необходим…»

Жесткий бит захватает меня и я замираю, не в силах нажать кнопку дальше. Руки покрываются мурашками, я будто снова оказываюсь в машине того наглого мажора. Только на этот раз мне совсем не страшно. Мне… странно. Непривычно. Оглушающе азартно и… ещё в животе щекотно. Перед глазами вспыхивают мужские образы. Ухмылка на красиво очерченных губах, широкие ладони на руле…

«…Я твой первый, в гонке – тоже.

Это вставляет, до мурашек по коже…» – играет песня.

Не понимая, что вообще на меня нашло, и почему сердце колотится так сильно, выдергиваю наушники из ушей. Бред, же, Господи! Бездарный, вульгарный…

Пытаясь успокоиться, старюсь не позволять себе думать о том, что герой моей случившейся фантазии будет учиться со мной в одном институте. Что возможно, он будет обедать за соседним столом и ходить по тем же коридорам.

«Да, что ж такое, стоп, Алиса!» – прикрикиваю на себя мысленно и умудряюсь хватиться за горячую крышку кастрюли. Боль отрезвляет.

Дальше я почти спокойно варю суп, делаю пюре. Фарш просто обжариваю на сковороде, потому что на котлеты не хватает времени. К Сумским опаздывать категорически нельзя. Они приводят ко мне новых клиентов. Правда, совсем пока немного. Двоих. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы перестать клянчить у мамы деньги. И за две недели занятий с детьми я насобирала себе на новые туфли и рюкзак.

– Приятного аппетита, – ставлю перед отцом на сервировочный столик тарелки, – я убежала.

– Куда это? – интересуется он ревностно.

– По учебе, пап, – отвечаю терпеливо, но от вздоха не удерживаюсь. – Буду в восемь.

Сбегаю, чтобы не объяснять подробности. Надеваю платье, туфли, беру рабочие тетради, завязываю высокий хвост, чтобы казаться строже и выхожу из квартиры.

На площадке нос к носу сталкиваюсь с соседским парнишкой. Кажется, он года на два младше моей сестры.

– Привет, Алиса, – здороваясь, он выходит из лифта и крепко прижимает к себе за поводок большого алабая. – Бруно, нельзя, – предупредительно повышает голос на него.

И не зря. Пёс, видя меня, начинает счастливо поскуливать, требуя внимания и рваться с поводка.

– Привет, – отзываюсь я с улыбкой и делаю шаг в их сторону. – Бруно, сидеть, – строго отдаю команду.

Тот, потоптавшись, исполняет.

– Молодец, – хвалю его я и, подойдя совсем близко, треплю пса по гладкому загривку. – Ну здравствуй, здравствуй, я тоже тебе рада.

– Вот как у вас это получается? – Вздыхает мой сосед почти обижено. – Тренера слушает. Тебя слушает. Отца слушает, а я с ним круглые сутки. И меня – ни в какую. Лает и бесится, как щенок.

– Это потому, – улыбаюсь я ему, – что тебе не хватает строгости и авторитета. – Собаки чувствуют слабину, как дети. Требуй тверже, – подмигиваю и успеваю заскочить в кабину лифта до того момента, когда закроются двери.