Ускоряюсь. И тотчас оглядываюсь.
Уже находясь на второй половине проспекта посреди встречного движения, вижу, как троица трогается.
Что-то тянет внутри… Сердце одурело бахает в ребра. Миллионы электрических импульсов разгоняются по телу. Кровь становится такой горячей и густой, что кажется, словно скипелась и превратилась в комки. Эти комки пульсируют, заставляя нервы звенеть, будто струны под пальцами одержимого бесами рок-гитариста.
Прохожу рядом с футбольной площадкой, на которой в детстве играли, когда осознаю, что обрушившийся шквал эмоций выходит из организма слезами. Они проливаются скупыми, но дико жгучими каплями.
Вдох… Шаг… Выдох… Шаг… Вдох… Шаг… Выдох… Шаг… Все получается.
Как вдруг… Снова рев мотоциклов. Снова парализующий страх. Снова безудержный и неистовый восторг.
Всем телом цепенею, когда сквозь темную арку между домами в мой родной двор въезжает та самая черная троица.
Переднее колесо одного из байков тормозит так близко, что на последних, самых низких оборотах практически проталкивается мне между коленей.
Едва стихает рокот двигателей, два мотоциклиста поднимают щитки шлемов, позволяя узнать себя.
Нечаевы. Как я и думала.
Илья и Егор.
Третий лица не показывает, оставляя визор закрытым.
Но я… Знаю…
– Привет, Ю, – выталкивает Егор едко, словно намереваясь еще сильнее запугать.
Кроме того, он нагло двигает колесом, задевая теплой шиной внутреннюю сторону моего колена.
– Что вам надо? – шепчу сердито и отрывисто.
Я больше не та пугливая зая. При необходимости могу и подраться.
– А что ты можешь предложить? – отвечает вопросом на вопрос тот же насмешливый голос.
– Может, чаю? С цианистым калием.
С кончика моего языка капает яд. Есть еще, что сказать. Причем ледяным тоном. Но сделать это не успеваю.
– Егор, – остерегает «третий».
И я… Тотчас реагирую. Вскидываясь, мечу взгляд в беспроглядную темноту шлема.
Этот голос… Приглушенный, но сильный. Глубокий. Утробный. Богатырский. Резонирующий той силой, что когда-то казалась самой важной, самой настоящей, самой близкой. Сковывающей. Восхищающей. Головокружительной. Плавящей. Покоряющей.
Нечаевы. Это знак качества.
Только вот используют они свое могущество не всегда положительно.
Ян Нечаев мог как вознести до небес… Так, наигравшись, бросить со всей дури об землю.
Я не могу притворяться, что слышать его спустя столько времени, видеть рядом, пусть и не имея возможности посмотреть на лицо – проходящее для меня событие. Не могу. Но и выдавать, как много это для меня значит, когда он подло изучает, не собираюсь.
Однажды мне уже удалось его провести.
Не сдамся я и сегодня, хотя руки прямо-таки зудят желанием подойти к нему и заставить снять шлем.
– Поехали, – распоряжается Ян на правах старшего.
Мое сердце обрывается. В венах стынет не успевшая очиститься от хмеля кровь. Грудь будто ремнями стягивает. В глубине души забивается в угол клокочущая тоска.
«Я люблю тебя, Ю…»
«Ай лав ю, зай…»
Звериное рычание байков. Колебание воздуха. Обороты, обороты… Все дальше. И тишина.
Сжимающееся вокруг меня пространство вдруг превращается в комнату с белыми стенами. Исчезают даже звезды на небе, как, запрокидывая голову, ни ищу.
«Просто иди, зайчон. Крошечными шагами, через боль, через «не могу»… Двигайся!»
И я иду. Уже в подъезде самообладание возвращается. А с ним и лютая злость.
Пошел ты, Ян Нечаев. Пошел ты!
2
Стыд… Какой же стыд!
© Юния Филатова
Кое-как держусь… До самой квартиры держусь.
А там… Едва замыкаю за собой дверь, накрывают флешбэки.
Столько лет прошло! Я другим человеком стала! А в душе разворачиваются те же переживания, которыми страдала в восемнадцать, когда вот так забегала домой после встречи с Нечаевым.
Всепоглощающая тоска, необъяснимая радость, жгучее томление, жаркое возбуждение, одуряющий стыд, глубочайшее чувство вины, безумный страх… Тяжелейшее похмелье у моей давней непреодолимой любви к Яну Нечаеву.
Господи… За что?
Зачем он вернулся? Надолго ли? Как уснуть ночью, зная, что рядом теперь? Неужели я ошибалась, считая себя свободной? Откуда это глупое желание тянуться к пламени, которое уже сжигало дотла? Что за безумные чувства?
– Ты есть? – выдыхает мама с интонациями, которые выражают специфический набор эмоций.
«Ты жива…» – вот, что скрывается за ним на самом деле.
Это неизменно вызывает горечь.
– Я уже волноваться стала, – признается, улыбаясь сквозь слезы. – Звонила тебе.
– Не слышала, – роняю суховато. После короткой паузы так же ровно добавляю: – Прости.
– Конечно, – незамедлительно принимает извинения мама.
– Дедушка уже у нас?
– Да. Все в сборе. Ждем только тебя.
Киваю и захожу в ванную.
Открываю кран, подставляю под прохладный поток ладони и, вскинув взгляд к зеркалу, застываю. Придирчиво осматриваю каждую черточку своего лица.
Зачем? Разве важно, какой меня увидел Ян?
«Черт, ты такая красивая, Ю… Смотрю на тебя и дар речи теряю. Да что слова? У меня, блядь, дыхание спирает!»
Сказочник. Лгун. Потаскун.
Почему я позволяю ему оставаться в своей голове? Это ведь омерзительно!
«Я тебя выше небес, Ю… Ты ж моя зая…»
Это его «зая» – самое болезненное. Оно меня и доломало. Я же думала, что одна у Яна Нечаева. Верила его словам, что особенная. Верила безоговорочно! Мы ведь дружили с семи лет… Господи, если бы вникала в то, что происходило вокруг, заметила бы, что он за пару месяцев поимел практически всю женскую половину нашей группы. И всех называл заями! Такая вот фишка.
Высокий спортивный красавчик. Борзый хулиган. Реактивный адреналинщик. Обаятельный хам. Капитан футбольной команды универа, кандидат в сборную страны… Яна Нечаева можно характеризовать бесконечно. В нем всегда было за что зацепиться. Залипнуть! Существовала какая-то сила, которая притягивала покруче магнита.
Я поддалась его чарам еще в школе. Но тогда между нами был Свят… Он оберегал. Ограждал от Нечаева. Да я и сама тогда так боялась своих реакций, что с трудом выдерживала общество Яна.
Пока мы не оказались в одной группе университета. Без Свята. Тогда-то чувства и вырвались… Боже, я заслушивалась, когда он говорил! Я млела, когда улыбался. Таяла, когда обнимал. Трепетала, когда целовал.
Черт возьми… Почему я снова думаю об этом?!
Злюсь сама на себя.
Раздраженно умываюсь, вытираюсь и спешно покидаю ванную.
Едва вхожу в кухню, папа открывает шампанское.
– За нашу Юнию! За успешно подписанный контракт! За фантастические перспективы!
Принимая бокал, заставляю себя радоваться. Чокаемся и выпиваем. Наконец-то я могу присесть и снять с лица улыбку.
– Мам, голубцы прям как у бабули, – нахваливает Агуся, активно орудуя вилкой.
Еще вчера я бы не обратила внимания. Но сегодня режет по живому это упоминание. Ведь потеряли мы бабушку из-за меня. Что бы не говорили психолог, дедушка… Да вся семья! Приступ произошел на фоне нервов, когда я сбежала из дома. С Яном Нечаевым. И сегодня он мне об этом не то чтобы напомнил… Наполнил сдувшийся, но, увы, так и не заживший до конца волдырь гноем.
– Ну, рассказывай, Юнь, – подзадоривает мама. Эта игривость – результат влияния алкоголя. Раньше мама всегда была активной и веселой. Когда же случилась целая череда несчастий, этот фитиль будто погас. Вспыхивал только под градусом. – Что спрашивали? Что говорили? Что обещали? Что сыграло решающую роль, чтобы вот так сразу без испытательного срока подмахнуть годовой контакт? Как там вообще? На Олимпе? Наверное, вошла в здание, и голова закружилась, – выбиваясь из баланса, подсказывает, как делала всю жизнь до моих роковых восемнадцати.
Раньше я бы вполне охотно подхватила это внушение. Но не сейчас.
