– Ну?

– Воздержание, – хохочу я, уворачиваюсь от поцелуя и бегу к своему подъезду. Кир за мной. Успевает поймать, прижать к себе, но поздно, я слышу отцовский голос.

– Лукерья! – хлопают двери его шевроле, и я выбираюсь из объятий. – Как соревнования?

– Первая тройка.

– Умница, – смотрит на Кира, а мне неловко. Знакомить я их не собиралась. Потому что знаю, что Кир скоро сольется, как и другие поклонники. – Ну, что молчишь, знакомь!

– Пап, это Кирилл. Климов.

– Добрый день, – ну, хоть не его обычное «здрасте». – Мне очень нравится ваша дочь.

– Она и не может не нравится, но это не значит, что она должна позволять себя лапать у всех на виду. Да?

– Папа!

– Домой давай, – не прощается он и ждет, когда послушаюсь. Я лишь вздыхаю, смотрю на Кира и пожимаю плечами.

– Потом созвонимся, – машу рукой и иду с отцом к подъезду.

– Кстати, смартфоны твои активируют раковые клетки.

– Ну, ничего, если что, я возьму твой костный мозг.

– Это смешно, – улыбается он, и я расслабляюсь. Нет, я не жду нагоняй, меня, в принципе, ругать не за что, но разговоров порой так много, что я просто устаю их слушать.

Мы поднимаемся в лифте домой, садимся ужинать, я мельком листаю страницу, замечая среди пары десятков заявок в друзья Самсонова.

Тут же приходит сообщение от Кира, но мне не до него. Все рецепторы, словно те самые раковые клетки активировались. Буквально поедают меня изнутри, не давая нормально вздохнуть.

– Луш, чего не ешь? – мама отлично готовит, но всегда переживает, нравится ли нам.

– Ем, мам, – нанизываю на вилку котлету. – Пап, а ты помнишь Сережу Самсонова? Ну, друга Ефима.

Отец хмурится, солит котлеты под недовольным взглядом матери.

– Самсонов? Это не его отец бандюган бывший? Теперь у руля в Госдуме. И старший, вроде, тоже по той же дорожке пошел.

– Ну, я не знаю подробностей. Просто видела его сегодня. Он даже помнит меня, – от чего мурашки по копчику чечетку бьют. – И брата. Почему они поругались?

– Понятия не имею. Да и былью это поросло. Ну, встретила и встретила, пусть мимо идет. Я сразу Ефиму сказал, нам такие друзья не нужны.

– Потому что мы святые? – складываю руки вместе, делая вид, что я икона. Мама смеется, папа улыбается.

– Потому что у нас есть репутация, Луш. Потому что мы династия врачей. И что от нее останется, если мы будем брататься с бандитами?

– Почему бандитами? Может, это слухи!

– Ну, Луш, малыш, ну, не будь наивной! Все, кто ездят на машинах за сорок миллионов, скорее всего, бандиты из девяностых. Понятно, что теперь они приличные люди. Но закон помнит все. Слава, расскажи.

– Да что рассказывать, я же в тюрьме практику проходил. И Юра этот уже тогда сидел. Молодой совсем, а уже убийца.

– Они поэтому перестали общаться?

– Нет, там что-то другое было. Я, конечно, слово свое скажу, но вмешиваться не стану.

– Ага, как сегодня. Мам, он меня перед Кириллом какой-то малолеткой выставил! И он меня не лапал, а обнимал.

– Нет, дочь, он именно лапал. Завтра будет другой, тоже дашь ему себя лапать?

– Нет, конечно!

– А выглядит иначе.

– Что ты меня какой-то… курвой выставляешь! – вскакиваю.

– Это именно так выглядит со стороны. Я тебе доверяю, но тебе сильно понравится, если за твоей спиной смеяться будут? Пальцем показывать?

– Нет, конечно. Неприятно.

– Ну, вот. Сядь, Лукерья, и поешь. А то вон, у мамы лицо, как помидор, красное, что мы с тобой яства ее знатные так и не отведали.

Папа вечно говорит этими славянскими песнопениями, смешит нас до колик. Но не сегодня.

Сегодня я думаю о том, что он прав, и лучше не давать себя трогать на виду у других.

На виду у Сережи.

Значит, он сын бывшего бандита? Я даже не знала!

Да и как поймешь по этим хитрым, красивым глазам?

Лис…

Провожу пальцем по его странице и случайно даю согласие вступить в мой небольшой круг друзей, из которых он так легко когда-то вышел.

Сердце замирает, потому что, чтобы увидеть его сообщение, мне приходится перейти в наш диалог. Диалог, который я когда-то на эмоциях удалила… Жаль, что воспоминания об этой переписке нельзя стереть нажатием кнопки.

Он скидывает всего лишь песню, песню, которую я прислала ему однажды в знак своей детской влюбленности.

Тебя разлюбить я пыталась 100 раз

И от тебя бежала на другой полюс!

Больше не могу так, пойми, soulmate!

Лучше от меня скрой свои stories,

Тебя разлюбить я пыталась 100 раз

И от тебя бежала на другой полюс!

Больше не могу так, пойми, soulmate!

Лучше от меня скрой свои stories.

Я знаю эти слова наизусть, я столько раз слушала эту песню, даже включала в его машине, когда он подвозил меня домой, если брат не мог.

Зачем он прислал мне эту песню? Что хотел сказать? Почему именно сейчас?

Лис: «Привет, зайчонок».

Пишет он, а у меня паника. Что отвечать, зачем я вообще читаю это?

Он довольно ясно дал мне понять своими действиями, что мне не стоит видеть в нем принца. Я довольно ясно поняла тогда, что влюбленность не для меня. Я начала отбиваться от рук, хотела позвонить тренеру и отказаться от участия в соревнованиях, меня так люто крыло, что я думала, умру без него. Но стоило увидеть его с другой, как резко отпустило! Этот человек никогда не сможет быть мне верным, никогда не будет ждать меня с занятий, как Кирилл, никогда не потерпит, если я его матчу предпочту собственные занятия. А мне еще восемь лет пахать в универе. Как минимум. Меньшее, что мне сейчас нужно, это воспоминания о юношеской дурости. Тем более, повторения. Этот год очень важный. Этот год станет решающим. Смогу ли я поехать все-таки на Россию? Смогу ли стать лучшей?

Заяц: «Привет, Сергей. Спасибо, что дал возможность Кириллу посмотреться в клуб, для нас с ним этом очень важно»

Думаю, теперь он поймет, насколько неуместны это прежнее прозвище «Зайчонок».

Его рука на моей шее, его дыхание на щеке, его шепот: "Была бы ты постарше, Зайчонок, я бы тебя сожрал!»

Я закрываю глаза, вздрагивая от этого мимолетного кадра.

Лис: «У вас все так серьезно, я опоздал, значит?»

Не отвечай. Не отвечай! Лучше посмотри параграф по истории. Там что-то про современное искусство.

Заяц: «Ты и не сильно торопился занять пустующее место».

Лис: «Я ждал подходящего момента».

Заяц: «До подходящего момента еще целых девять месяцев. Готов еще подождать?»

Лис: «Готов. Бросай своего доходягу и будь со мной».

Вот так просто. Какие высокие слова! Будь со мной. Он и тогда говорил, что готов ждать, а потом легко залез на другую.

Я злюсь дико, что из меня опять хотят сделать дуру. Так что звоню той, кто любит его точно больше всех, потому что всегда рядом и готова всегда играть роль затычки.

Звоню его лучшей подруге Василине Макаровой. Сегодня суббота, скорее всего, они зависают в каком-то клубе.

Она отвечает почти сразу.

– Какие люди, Зайцева! У меня даже сохранился твой контакт.

– Привет, Лин. Дай мне Самсонова. Он же рядом?

– Конечно, – передает она трубку, а меня кроет.

– Даже если ты останешься последним на этой земле, я, все равно, с тобой не буду, лжец! – ору и тут же бросаю трубку.

Становится гораздо легче. Просто, как камень с души! Сразу вскрывается нарыв, давая четкое понимание, почему тогда я была маленькой. Лучше оставаться маленькой, чем, как его подруге, постоянно ждать с его стороны внимания, как милостыню. А вдруг сегодня вечером повезет, и он позвонит? А вдруг мне повезет, и он найдет время написать? После девяти я никогда не могла уже выходить из дома, а его после девяти дома никогда не было.

Воскресенье у меня день музыки. Мама считает, что нужно по максимуму охватить все. Мне же уже привычно, да и нравится, как льется музыка сквозь пальцы, нравится, что легко могу сыграть любую мелодию. Да и переключаешься. А лучший отдых, как известно, смена вида деятельности.