– Пойдём сядем.

Пожимаю плечами и возвращаюсь на насиженное с утра место. Помимо нас с Викусей на площадке гуляют ещё четыре мамашки со своими шалопаями, но дамы стоят, будто постовые. Кто возле горки, кто возле качелей.

Рома садится рядом со мной, по-хозяйски раскинув руки по спинке скамейки. Закидывает ногу на ногу.

– Пожалуй, тоже заделаюсь в прогульщики сегодня.

– Дурной пример заразителен? – оборачиваюсь, чтобы вновь взглянуть в его красивое лицо. Широкие скулы, брови вразлёт. Не парень, а картинка.

– Нет. Просто девчонка мне одна понравилась, – подмигивает Роман. – И – искушение.

К щекам приливает кровь, язык прилипает к нёбу. Не знаю, чем ответить. Роман срывается с места с криком:

– Вот шаложопая!

Несусь за Романом к горке. Теперь Вика приземляется к нему на руки. Рома, держа мою сестру на вытянутых руках, встряхивает её:

– Почему Юлю не слушаешь?

Вика похожа сейчас на шкодливого котёнка. Шапка с ушками сползла на лоб, тёмные косички растрепались, глаза горят озорным огнём. Сестра бойко отвечает вопросом на вопрос:

– Ты кто?

– Роман.

– Пузан! – тут же придумывает Вика рифму.

– Ничего я не пузан, – Роман ставит Вику на землю. – У меня знаешь какой пресс!

– Ты думаешь, она знает, что это такое? – меня разбирает смех.

– Знаю, – обижается Вика. – Это кубики такие. Только они на животе. У папы тоже есть.

При воспоминании о кубиках Кира сникаю. Он любит расхаживать по квартире в одних спортивках. Его навязчивая идея, что детей надо обнимать тринадцать раз в день, скоро доведёт меня или до безумия, или до преступления. Вчера утром готовила омлет, а он подкрался, обнял меня, прижимаясь этими самыми кубиками и жарко прошептал на ухо: «Раз!» Если Вику он обнимает, как своего ребёнка, то меня так, как раньше маму обнимал.

– У, какая ты продвинутая! – заигрывает Роман с Викой. – А мороженое сможешь шоколадное от крем-брюле отличить?

– Смогу, я бруле не люблю.

– Тогда приглашаю вас с Юлей в кафешку. Я угощаю.

– Ей обедать скоро, – достаю телефон. – И нам Кир сказал не уходить со двора.

– Кир?

– Это мой… Наш папа, – мне не хочется лишних вопросов. Про мать Роман больше не спрашивает, про Кира тоже не стоит рассказывать. Это только моя боль. Никогда не делилась ею, не стоит и начинать.

– Кафешка за углом, Юль! Пышки, мороженое.

– А для пресса не вредно? – усмехаюсь я.

– Я буду просто чай. – Ямочки снова проступают на щеках Романа, и я сдаюсь.

– Пышки, пышки, пышки! – скачет Вика.

– Так и быть! – Беру сестру за руку.

Мы успеваем лишь дойти до угла нашего дома, а я уже знаю, чьи шаги гремят за спиной. Кир хватает Вику на руки и смотрит то на меня, то на Романа. Крылья носа отчима хищно вздрагивают.

– Кто разрешил уходить со двора?

– Мы замёрзли… – оправдываюсь, но Роман обрывает меня на полуслове:

– А вам не кажется, что Юля уже достаточно взрослая?

– Не кажется! – Кир кусает губы. Он ниже Романа, но не думаю, что уступает ему в силе. – И вообще, молодой человек, держитесь подальше от моей дочери.

– На младшую я не претендую, а старшая…

– Ты не услышал меня? – Кир суёт мне Вику в руки и наступает на Романа.

Тот стоит, как скала.

– Я женщин и стариков не бью, – в голосе Романа звучит металл, – но бывают исключения из правил.

– Ты где старика увидел? – вскипает Кир.

– Не надо драться! – втискиваюсь между ними. – Кир, прости. Мы идём домой.

Роман кладёт мне руки на плечи:

– Юля, останься!

Роман

Желание втащить Юлькиному отчиму распирает так, что в ушах эхом отдаётся пульс. Доктор Гумберт[1]нашего времени выискался! Останавливают лишь испуганные глаза Вики.

– Рома, извини, но мне надо идти! – Юля цепляется за мои руки, на мгновение сжимает их. На её худеньких плечах они смотрятся лапищами.

Отпускаю неохотно. От досады готов шлем об асфальт кокнуть. Небеса, Юля же себя перед всеми считает виноватой и обязанной! Кир с видом победителя удаляется, а она, с поникшей головой, бредёт за ним. Вика держится за сестру, но всё время оборачивается. Меня прошибает пот. А вдруг этот мудак сейчас поколотит Юльку? Или ещё чего хуже? Дожидаюсь пока странная семейка скроется в подъезде и бросаюсь следом. Пока лифт медленно ползёт вверх, я, перепрыгивая через ступени, несусь на двадцать первый этаж. Ворвавшись в свою квартиру, пробираюсь налаженным путём на соседскую лоджию. Дверь закрыта, окна зашторены, но одно из них приоткрыто. Замираю возле него, превращаясь в слух.

Голоса слышно плохо, да ещё кто-то сверлит в их квартире. Вспоминаю про строителей и с облегчением выдыхаю. Вряд ли при посторонних Кир тронет Юлю. Возвращаюсь на свою лоджию и грузно опускаюсь в кресло-качалку. Как быть? Пропадает девчонка.

Шорохи шагов и звук открываемой балконной двери выбрасывают меня из кресла. Прижимаюсь спиной к перегородке между нашими лоджиями.

– Юля, давай спокойно поговорим, – Кир взволнован, но не взбешён.

– Нам не о чем говорить. Уйди, пожалуйста!

– Куда это я должен уйти из своего дома?

– Хотя бы с балкона, – Юлин голос дрожит. – Из моей комнаты, в конце концов! Ты запретил мне заниматься пластикой и теперь я тренируюсь дома. Не даёшь встречаться с друзьями… Вообще не разрешаешь гулять одной. Мне скоро восемнадцать!

– Да, родная! Тебе скоро восемнадцать, – мурлычет Кир.

– Я тебе не родная!

– А какая же? Самая что ни на есть родная! Да не брыкайся ты!

Непонятная возня за стеной. Я уже готов выглянуть, но Кир вскрикивает и слышится звук пощёчины.

– Получила? Неделю на улицу не выйдешь. Чтоб даже из комнаты не высовывалась!

Хлопает дверь и до моего слуха доносятся тихие всхлипывания.

– Привет, Малыш! – выглядываю из-за перегородки. – Я Карлсон. Хочешь полетать со мной?

Юля хлопает глазами и поспешно вытирает слёзы.

– П-привет! Ты всё слышал, да?

– Уши не затыкал. Перебирайся ко мне!

– Что значит перебирайся? – Юля в одной футболке и ёжится от холода.

– Этот утырок тебя наказал? – сгораю от желания согреть мою кроху в объятьях.

– Да.

– В комнату к тебе в ближайшее время не сунется, – констатирую как факт.

– Нет. У нас рабочие сегодня весь день возятся. Кир сам сейчас пойдёт гулять с Викой.

– Значит, я могу тебя похитить. Пропеллера у меня нет, но я и не на крыше живу. Варенье и конфеты можешь не брать. У меня всё есть. Посидим кофе попьём.

– А вдруг Кир сейчас опять придёт?

– Дождись пока свалит и приходи ко мне.

– Он входную дверь на ключ запирает.

– Тогда, как я и предложил. План А. Перелезаешь через перегородку и всего делов.

– И часто ты так… В гости ходишь?

– Теперь буду часто, – отвечаю уклончиво. – А сейчас быстро в комнату и надень свой самый тёплый свитер. Поболтаем пока тут.

Юля убегает с лоджии, а я томлюсь в ожидании. Минута кажется вечностью.

– Ром, он никуда не пойдёт, – возвращается Юля. – Я боюсь уходить.

– Тогда праздник идёт к вам! – в мгновение ока перебираюсь к Юле.

Неведомая сила бросает нас друг к другу. Стоим, обнявшись, не в силах вымолвить ни слова.

– Мне казалось, – шепчет Юля, – я никогда больше никого не обниму.

– Кроха моя. Никому тебя в обиду не дам.

Окрик Кира из комнаты заставляет меня прижать к себе Юлю ещё крепче.

– Ты будешь обедать?..

***

Юлька

Не знаю, что произошло в объятьях Ромки. Но, заслышав голос Кира, я впервые не съёжилась, а взбунтовалась. Словно из моего копчика дракона выпустили, и он, промчавшись по позвонкам, поджёг каждый нерв и с огненной лавой вырвался наружу.

Глянув на Ромку, я прыгнула с лоджии в комнату:

– Да ты можешь оставить меня в покое? Два часа! Дай мне два часа! И тогда я, быть может, с тобой сегодня поужинаю у телевизора. – Хватаю одного за другим плюшевых медведей, которых мне Кир дарит по поводу и без, и швыряю в него. – Изображу любящую дочь и пай-девочку. А если не будешь лезть ко мне часа три, то надену гольфы и юбку-шотландку!