Встречаю запах, вмиг вернувший меня в прошлое… Он нагло вбивается в легкие, вытравливая воздух. Ароматы парфюма с морскими нотками и дорогого табака. Наверное, я узнала бы его с закрытыми глазами. Как дикая волчица – только лишь по запаху…

– Ева, что-то случилось? – Ирина легко касается моей кисти. – Ты побледнела.

– Да так… Встретила одного… знакомого, – выдавливаю, чувствуя, как тело не слушается, напрочь отказываясь повиноваться разуму. Он еще не видит меня – внимательно оглядывает зал, заслоняя мощной фигурой проход, а я уже… ненавижу.

Прошло четыре года, и единственное, с чем я так и не смогла справиться – обида на Богданова. Глупая дура… Дешевка, выцарапавшая у мужика единственную ночь. Я мечтала о другом: красивое свадебное платье, букет мелких розовых роз, счастливый жених – любящий, не сводящий глаз с моей персоны, заботливый… А в ответ – судьба кинула мне грязную кость, как подзаборной собаке.

«– На, Ева. И этого с тебя хватит! Довольствуйся тем, что есть и молчи. Не бесись с жиру, все у тебя есть. Живи и радуйся. Так не бывает, чтобы и любовь, и достаток, и детки хорошие…».

Богданов даже не задумался о возможности построить со мной семью – взял то, что я предложила и выставил за дверь своей спальни.

«– Прости, Ев. Любовь договором не предусмотрена, так что… Иди спать, мне надо работать».

И я ушла… Униженная, запятнанная его запахом, помеченная поцелуями, которые я вымолила, огорченная. Казалось, меня разбили на мелкие частички, так что уже не собрать. Как пресловутую разбитую чашку. А потом я поняла, что ношу под сердцем ребенка… К тому времени Богданов уехал за границу – учился управлению, перенимал опыт у зарубежных коллег. К слову, фирмой отца он руководил отменно – я каждый месяц получала приличное довольствие на банковский счет.

– Так где же он? – удивляется Ириша. – Ты ведь даже не обернулась.

– А мне не надо оборачиваться, чтобы понять… Он… Ирин, к нам сейчас идет мужчина?

– Да. Я тогда пойду?

– Останься, Ир. Я не собираюсь с ним разговаривать, – дергаю стикер сахара и нервно его ломаю пополам. Белые крупинки просыпаются мимо – на хрустящую бордовую скатерть…

– Ну, смотри…

Ближе, ближе… Уверенные широкие шаги, вкусный запах, энергетика, действующая на меня, как электрический импульс… Все словно бьет меня, как электрошокер. С трудом сохраняю эмоции в руках, почти силой заставляя себя держать спину ровно и мило улыбаться Иришке, изображая непринужденную беседу.

– Ева? – ладонь Ильи касается моего напряженного, как камень плеча.

– Ева Андреевна, – произношу сухо, дергая плечом в стремлении сбросить горячую сухую ладонь.

– Хорошо, Ева Андреевна, – цедит Илья сквозь зубы. – Мы можем поговорить?

– Вы не видите, я обедаю с коллегой? – развожу руками, жестом указывая на Ирину. – Я же вам сказала, куда нужно позвонить? Или вы тупой, Илья Владимирович?

А он изменился… В густых темных волосах блестит редкая седина, вокруг больших карих глаз змеятся мелкие морщинки. Илья отрастил аккуратную бородку, слегка похудел. И костюм из английской шерсти сидит на нем замечательно… Хорош, черт… В мозгу вспыхивают яркие кадры киноленты воспоминаний: я зарываюсь пальцами в его густые волосы и целую губы. Смешиваю вкус его поцелуя со своими непрошеными дурацкими слезами.

«– Ты же понимаешь, что это одолжение с моей стороны, Ева? У меня есть любимая женщина, а тут ты… Признаться, я не ожидал, что ты в меня влюбишься. Но ты красивая девушка, не спорю… А я мужчина».

Все было одолжением с его стороны, любезностью. Он просто позволил мне ласкать его и целовать исступленно, а когда получил свое – выдворил из комнаты… Интересно, он и сейчас ее любит, ту женщину?

– Хорошо, Ева Андреевна. Обедайте. Я подожду вас, – сухо, не выражая ни малейшей эмоции на лице, произносит Илья. Взмахивает ладонью и подзывает официанта.

– А с чего вы взяли, что я вообще буду сегодня разговаривать с вами? – фыркаю Богданову в спину.

– Это в твоих интересах, Ева, – лениво бросает он и плюхается на кресло за соседним столиком.

Ириша бледнеет и как будто ссутуливается от волнения. Она у меня вообще трусиха, а рядом с такими, как Богданов, ее сердечко и вовсе уходит в пятки.

Мы давно закончили обедать, но я упорно не желаю показывать это Илье. Прошу у официанта меню и заказываю нам по десерту – любимую подругой панакоту и шоколадный фондан для меня. Детский сад, честное слово… Внутренний голос осуждающе бурчит и подталкивает меня:

«– Ты взрослый человек. Успешная молодая женщина, бизнес-леди, красавица. Ты давно не боишься репортеров, интервью и общения с незнакомыми людьми. Ты преодолела этот страх, Ева. Всего добилась сама… А он… Это всего лишь Богданов. Жалкий червяк, не разглядевший в тебе сокровища. Не показывай ему свой страх. Будь этого выше».

И тут внутренний голос облекается в голос моей Ириши и произносит почти то же самое, лишь убеждая меня в правильном решении. Нам надо поговорить… Возможно, я поступила нечестно, скрывая от Ильи сына…

– Ева, это отец Саши? Или у меня в глазах рябит? Тогда вам непременно надо поговорить, Ев. Он имеет право знать. Что ему с этим знанием делать, пусть останется на его совести, но ты должна сказать.

– Пока, Ирин, – киваю в ответ. Кладу купюры в папку со счетом за обед, медленно поднимаюсь и подхожу к столику Богданова.

– А, обед закончился? Как-то быстро, – он отпивает глоток черного кофе и возвращает взгляд к экрану смартфона.

– У вас пять минут, Илья Владимирович, – произношу решительно и опускаюсь на стул…

Илья.

Я не сразу вижу ее… Застываю на входе, погрузившись в атмосферу почти царственной тишины пафосного местечка. Официанты бесшумно снуют мимо важных гостей, боясь потревожить их покой, пианист тихонько играет, наполняя пространство звуками музыки, а гости так же тихо, благоговейно едят.

– Вы бронировали столик? – шелестит хостес на входе.

– Нет, меня ждет… знакомая, – отмахиваюсь, замечая Еву, сидящую неподалеку с какой-то женщиной.

Дамочка раскрывает губы, чтобы ответить, но я срываюсь с места, не желая откладывать дело, за которым пришел.

– Ева? – сжимаю пальцы на женском плече, стремясь отвлечь ее от задушевной беседы с подругой. Она так погружена в нее, что не замечает ничего вокруг.

– Ева Андреевна, – при виде меня губы Евы изгибаются в подобии ухмылки.

Мне хочется прилюдно послать ее подальше, развернуться и шумно пройтись к выходу… Так, чтобы пианист вздрогнул и сбился с ритма, а чопорные гости уронили на пол вилки… Но… есть проклятое «но», из-за которого мне приходится проглотить ее шпильку и сухо пробормотать:

– Хорошо. Ева Андреевна, мы можем поговорить?

– А с чего вы взяли, что я буду сегодня с вами разговаривать? Я же объяснила, куда вам надо позвонить.

Ну да, ну да, слышали… Секретарю. И записаться на удобное ей время эдак в декабре…

– Я подожду вас, Ева Андреевна.

Лениво разваливаюсь в кресле за соседним столиком, сверля спину девиц взглядом. Она все-таки изменилась… Когда-то в призрачном прошлом пахла клубникой и молоком, а сейчас дорогим селективным парфюмом. И глаза… Пожалуй, уверенный жесткий взгляд делает ее старше. Как и прическа – высокий хвост с завитыми на концах волосами. Если бы только Ева знала, на что я сейчас иду… Унижаюсь, сижу и жду ее, как дурачок. Никогда так не поступал и никогда не поступил бы! Если бы не одно «но»…

Оживляю экран смартфона и перечитываю сообщение Сан Саныча:

"– Журналисты узнали про жену. Теперь не отвертеться, босс. Они уже звонили в кабинет, мне пришлось подтвердить… Прости, но ты должен уломать Еву Аксёнову помучиться возле тебя до выборов".

"– Рядом со мной хоть одна женщина мучилась?", – печатаю жирному коту ответ, украдкой поглядывая на "жену".

"– А мне почем знать, босс? Наверное, ты девушку крепко обидел, раз она с тобой даже говорить не хочет!"