Цветные пузыри, колеблясь, всплывали и тонули в стеклянном настольном сосуде. Тихо играла музыка - не рок и не джаз, что-то приторно мягкое, ненавязчивое. Утомленным падишахом я утопал в кресле, а напротив меня располагалась Надюха. Эта юная краля дула «Шампанское», как сорокалетняя разведенка. Болтая ногами, с азартом младенца, припавшего к соске, посасывала сигаретки. В голове у неё посвистывал веселый ветерок, и слушать её было одно удовольствие. Детский незатейливый треп с самым крутейшим суждением о мире.

- …Мы ж, в натуре, не виноваты, что родились в такое скотское время, верно? - она требовательно шмыгала носом. - Вот и нечего на нас катить. Плохие, сякие, не такие… А сами-то какими были, интересно? Тоже небось в перерывах между строительством коммунизма перепихнуться любили? Ты, Робби, как считаешь, любили или нет?

- Думаю, что любили.

- Ну вот! Они же тоже люди. А теперь им обидно. Построить, блин, ничего не сумели, а на нас пеняют. Мы-то, понятно, тоже ничего не построим, но мы хоть не врем.

- Кто это мы, Надюха? - я вскрыл золотистую упаковку с мороженым и придвинул к девице. - Meня ты, похоже, записала в стан погодков?

- А чего? Ты ещё не старый, - она плотоядно облизнулась и потянулась к мороженому. - Злой только. А те, кто злятся, все психи.

- Интересно! На кого это я злюсь?

- Ты?.. А на всех злишься! На весь белый свет. И улыбка у тебя, как у робота. Потому ты и Робби. Я, кстати, тоже всех вместе терпеть не могу. Другое дело, когда по отдельности. А все вместе всегда до каких-нибудь гадостей додумываются. Типа войны или политики.

Я улыбнулся. Хорошо сказано! Типа войны или политики. Тут она била в точку. И трудно было что-либо возразить. Надюха мало что знала, совершенно не читала ни газет, ни книг, однако многие вещи истолковывала, на мой взгляд, удивительно верно. Прямо каким-то нутряным разумом распознавала. Потому и выслушивал я вздор этой девахи с немалым любопытством. Это ведь тоже тайна из тайн - почему среди образованных да ученых сплошь и рядом встречаются идиоты, а среди беспросветной рвани нет-нет, да и наткнешься на самородка. То есть это, конечно, не правило, однако и не исключение. Еще поляк Лем писал о творцах и роботах, впрямую приравнивая человека к машине с заранее заложенной программой. Тикают часики, проходят годы, и вот включаются некие неведомые шестереночки, дребезжит роковой звоночек. Программа срабатывает, и спокойный добропорядочный гражданин нежданно-негаданно превращается в маньяка, а неумеха неуч напротив, спохватываясь, начинает наверстывать упущенное, в короткий срок обгоняя высоколобых собратьев, и какой-нибудь рыбак с северных морей бросает все и поспешает в Москву, чтобы стать Ломоносовым, из Тобольской деревушки едет за мировой славой будущий адмирал Федя Ушаков. Посчитать внимательно - так сколько их таких притопало в столицы с периферий - ванек и мишек! Прикинуть общее число, сопоставить - и стыдно станет за столицы. Чужим, получается, живут! умом и талантами, взятыми со стороны. Арендаторы хреновы! Вот и эта цыпочка, уверен, была намного умнее половины студенток какого-нибудь элитарного вуза. Не языком, не эрудицией, а нутряной сутью. Без сомнения, видела эта девица мир яснее других, при этом не стеснялась называть вещи своими именами.

- Ничего не меняется, Робби, - бормотала она с набитым ртом. - Все, как текло, так и течет. Раньше принцев ждали, сейчас каких-нибудь фарфоровых итальянцев. Чтобы обязательно с тачкой и виллой. И чтобы жизнь навороченную устроил. Короче, чтобы ни о чем не думать… - Она, отпыхиваясь, развалилась на диванчике, одну ногу забросила на стол, показав мне румяную пятку. - Знаешь, чего я сейчас вдруг сообразила?

- Не знаю.

- А то сообразила, что мы победили, понимаешь? Всех этих лордов и байронов, астрономов в жабо и профессоров кислых щей!

- Да откуда ты это взяла?

- Точно тебе говорю! Ты просто не задумывался никогда. А я вот сейчас задумалась и поняла.

- Что поняла?

- А то, что революция на самом деле случилась. Не какая-нибудь криминальная, а самая наинароднейшая. И не только у нас, - во всем мире.

- Ну-ка, ну-ка, поясни! - я заинтересованно пересел к ней, придвинувшись ближе, обнял за талию.

- Запросто. - она принялась загибать пальцы. - Ты прикинь, раньше чего было? Моцарт с Пушкиным, Диоген с Гамлетом, так? Король Лир и прочие аристократы. В карты и домино не играли, в вены и ноздри не ширялись. Собирались себе в залах с колоннами, слушали симфонии разные, поэтов со сцены. Ну, а народ горбатился в это время, пахал, сеял.

- Ну?

- Вот тебе и ну! Теперь-то видишь, как все обернулось? Королей нет, всех на фиг повывели, у каждого дома по двадцать каналов. Жрачки хватает, вместо симфоний - Алена Апина. А что? Девочка стильная - и все, главное, понятно. Тут тебе любовь, а тут опять же разлука, слезы-мимозы и прочее. А когда, помню, поставили раз в школе пластинку этого самого… Шестаковича, что ли? Так ведь скука! Чуть челюсти не вывихнули - так зевали. Или стихотворения опять же! Ты хоть одно знаешь наизусть? Я так нет. Потому как тоже скука. Если их не петь, конечно. А раньше-то их взахлеб читали, в театрах вместо Райкина с Арлазоровым слушали. Наверное, и билеты покупали, вот ведь смех! Сейчас-то, ясное дело. не купят. Вот и получается, что наша взяла. Те, кто пахал, они, может, и трудяги, но только ни симфоний, ни балета им даром не нужно.

- Так уж и не нужно?.

- Точно тебе говорю! Включи-ка свой ящик! Много там тебе балета покажут? Или картин каких-нибудь из музея? И не увидишь никогда! Потому как паханы, что телевидением командуют, тоже из пахарей да купчишек… - Надюха фыркнула. - Да ты наших министров послушай! Дундуки - дундуками! Только-только от сохи отошли! Ударение ставят хуже моих подруг. Я и то, пожалуй, грамотнее говорю. Вот тебе и плоды победы. Скажешь, не так?

Нахмурившись, я припомнил, как совсем недавно слышал радиотрансляцию религиозных проповедей. То есть, поначалу я даже подумал, что это гонят какой-нибудь рэп-концерт, а потом с опозданием дошло, что это новый разжеванный донельзя вид проповеди. Гремела музыка, и дяденьки, перехватывая друг у дружки микрофоны, частили скороговоркой молитвенный текст и точно припев хором выкрикивали «алилуйю». Удивительно, но, кажется, Надюха была права. Масс-культура сглодала эстраду с литературой, добралась и до религии. В самом деле, зачем народу храм, если молиться на стадионах под ударник с пивком и попкорном куда веселее!

- Интересно, ты сама до этого додумалась или кто подсказал?

Она снова фыркнула.

- У меня что, своей головы нет?

- Да вроде есть, - я ухватил её покрепче, усадил к себе на колени. - Даже погладить можно.

- Гляди, не оцарапай. Скальп у меня, понимаешь, нежный.

- Постараюсь.

Неожиданно в глазах Надюхи вспыхнули бенгальские огоньки. Она отстранилась.

- А хочешь, наверну тебе по кумполу? Вот этой самой бутылкой?

- Зачем?

- Ну, как же! Все тебя боятся, а я нет.

- Девонька моя! - я рассмеялся. - Это опасно!

- Знаю. Только оно ведь тогда и интересно, когда опасно. - Рывком поднявшись, Надюха схватила со стола бокал и, внимательно наблюдая за выражением моего лица, взмахнула рукой. Бокал полетел, но не в меня, а в стену.

- Ух, какие зрачки у тебя стали! - она передернула плечиками и, перегнувшись через подлокотник, крепко взяла меня за ухо. - Прямо как у змеи. Я думала, ужалишь. Ведь мог ужалить? Мог, признайся?

- Мог.

- Вот видишь. Я вашу породу знаю. Как с кобрами нужно себя вести.

- А ты знаешь, как меня зовут коллеги?

- Робой бешеный! - сходу выпалила она.

Я покачал головой.

- Ящер.

- Точно! - Надюха аж взвизгнула. - Ящер - это ведь тот же дракон, точно? А на дракона ты, и впрямь, похож. Этакий варан-динозаврище!..

Что-то она ещё собиралась сказать, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла моя жена. Законная, так сказать, супруга.