Спину сковала резкая боль. Я чуть не выронила сосиску. Кажется, лекарство перестаёт действовать. Нужно идти домой и принять ещё, пока я ещё не вою от боли.

Я посмотрела на еду и быстро, почти так же бесцеремонно как бывший жених, начала доедать её.

Утерев лицо платком, я с трудом поднялась на ноги и зашагала к выходу из парка, но мокрая ледяная корка на дороге сыграла злую шутку.

Падение вышло неудачным — я сильно ушибла спину и подвернула ногу.

Чуть не взвыв от усилившейся боли, я опять поднялась. Всё, домой. Хватит на сегодня прогулок.

…

57. Пацифика.

…

Практически рыдая от нарастающей боли, я рухнула около стола на кухне и быстро, роняя предметы, вытащила мисочку с наркотическими конфетами. Нужно было сразу идти домой, а не слоняться по парку!

Я попыталась разломить полу засохший мармелад, но трясущиеся руки никак не справлялись с этой нетрудной задачей.

В попытке приподняться на коленях за ножом, я не удержалась и завалилась на бок.

Ужасная боль застелила глаза. Ощущения было такие, будто кто-то срезает мясо со спины. Я со стоном свернулась в калачик на полу, не в силах вздохнуть полной грудью. По щёкам потекли слёзы.

Рука сама потянулась к конфетам. Одна или несколько, я точно не разбирала, но думать и не могла. Какая к чёрту разница?! Для смертельной передозировки надо съесть не меньше десятка таких конфет, а пару-тройку — просто накроет. Ну и плевать.

Что такого страшного я могу сделать нетрезвой? Ничего критичного.

Плевать на всё: на все последствия и на чужие мысли, лишь бы только стало легче.

Я продолжала жевать…

…

58. Пацифика.

…

Я с трудом разлепила веки.

Узкая и короткая скамья подо мной тряслась. Я села и огляделась.

Я… в повозке?

— И что это? — я подняла с пола вязание, изуродованное кучей ошибок, вроде пропущенных петель. Похоже на начало свитера из недавно купленных ниток. Я осмотрела немногочисленные сумки на полу кибитки.

Заглянув в первую, я обнаружила бельё, пару ночных рубашек, халатов, диванную подушку, затолканную в кастрюлю, кирпич, несколько шалей и совершенно новые детские сапожки с бантиками.

Во второй нашлись книги, половину из которых я прежде в глаза не видела, косметика, нитки и инструменты для вязания и вышивки, сырые котлеты, завёрнутые в тряпочку и давно протухшие, две пустые стеклянные банки и одна с маринованными огурцами.

В маленькой сумочке лежали конфеты, деньги, яркая помада, вскрытый конверт от последнего письма Луны и бумажка.

Развернув листочек, я обнаружила страшненький рисунок самого простого свитера без узора, зато из трёх, идущих последовательно цветов. Нижняя полоса — красная, средняя — зелёная, верхняя — молочно-белая с зелёным листиком на груди слева. Свитер был широким, чтобы, как гласила приписка «подошёл на любые параметры фигуры», а предположительный рост будущего хозяина составлял от ста восьмидесяти сантиметров до ста восьмидесяти пяти.

Но плевать на свитер, главное, как выглядел человечек, которого я пририсовала к схеме. Он походил на каляки-маляки пятилетнего ребёнка, но кое-что из черт не узнать было не возможно — чёрные витые волосы и длинный нос.

— Твою мать… — непроизвольно выругалась я и высунула голову в окно.

Повозка проезжала через какой-то лес. Господи, где я? Почему я вяжу свитер для Эдмунда? Какого чёрта у меня нет с собой почти никакой сменной одежды?

Это всё наркотики. Само собой они, иначе грудь и спина болели бы сейчас куда сильнее. Что я успела натворить?

— Только не говорите мне, что я еду в Трое-Город, — пробормотала я.

— Ась? — немолодой потрёпанный извозчик бросил на меня короткий взгляд. — Проснулись?

Я кивнула и, собравшись с мыслями, спросила:

— Позвольте узнать, куда мы едем?

— Хе, — усмехнулся он с каким-то ехидством. — А Вы что же, не помните?

— Я немного… выпила накануне.

— В Трое-Город, мадам, — подтвердил мои худшие опасения старик. — Вы прикатили на повозке, послали извозчика матом и срочно наняли меня для междугородней поездки. Ждать ничего не стали и мы с Вами тут же отправились в путь.

— Зачем? — я закрыла рукой лицо, спрашивая скорее себя, чем старика.

— Вы что-то кричали про дочку, про мужа, про какого-то Эдмунда, что у Вас кто-то умер, кто-то трус, а кто-то страдает, забытый и одинокий. Наговорили столько, что ничего никто не понял, но заплатили и адрес назвали, а остальное уж дело Ваше, а не моё.

— О, Господи, — я закатила глаза. — Разворачивайтесь, мне никуда не надо.

— Да мы уже полпути проехали, — возразил извозчик.

— Полпути? А сколько мы в дороге?

— Третий день начался.

— О боже… — я заглянула в маленькую сумочку и пересчитала конфеты.

Ну, всё, приплыли… два дня в беспросветном наркотическом бреду. Лечиться пора.

— Так как, разворачиваться?

— Эм… — я провожала деревья за окошком обречённым взглядом, не зная, что ответить.

— Так, мадам, Вы подумайте пока. У Вас есть полчаса, пока мы до деревни доберёмся, раньше мне всё равно не развернуться.

— Почему?

— Я на этом льду крутиться не стану. Ещё слетим в кювет.

Диалог оборвался, я вернула голову в карету и подняла вязание. Снова взглянув на схему, я тяжело вздохнула, положила её на скамейку у противоположной стены повозки и негромко заговорила с рисунком, постукивая спицами.

— И о чём я думала? Ты мне можешь объяснить?

Листочек ожидаемо не ответил, но мне уж очень хотелось кому-то выговориться, пусть и не живому.

— А хотелось бы хоть от кого-то услышать объяснения.

Повозку тряхнуло и бумажка свалилась на пол.

Я подняла схему.

— Ты не хочешь со мной разговаривать? Это твои проблемы.

Я достала из сумки булавку и приколола схему к обтянутому тканью сиденью. Вернувшись на своё место, я принялась распускать неудачное вязание.

— А с другой стороны… мне же всё равно пришлось бы с тобой встретиться… и с Луной, наконец-то, повидаюсь.

Карету опять тряхнуло.

— Но мы бы встретились на моей территории, а не у тебя дома, куда меня никто не приглашал. Ещё и при том, что у меня ни единого сменного платья. Мне что, у Луны одежду одалживать? Она мне будет маловата, — я прищурилась, глядя на рисунок. — Ты же хоть не выгонишь меня на улицу, если я заявлюсь к тебе домой без предупреждения?

Приколотый иголками к сиденью листок выдержал ещё один этап тряски.

Я молча смотрела на некрасивый, нарисованный нетрезвой рукой, профиль. В голове отчего-то звучал знакомый голос из прошлого: «Только не говори, что боишься, Цифи. Это же сущий пустяк!». Тогда Эд говорил про контрольную, но именно эти слова вспомнились мне сейчас.

— А впрочем, будет ли хуже, чем сейчас? — я высунулась из окна почти по пояс и громко сообщила извозчику. — Отставить разворот. Едем в Трое-Город.

— Как скажите.

Я сунулась назад и снова поглядела на рисунок.

— А теперь мы обсудим, что я тебе скажу при встрече. И, кстати, если тебе не понадобится этот свитер, я подарю его отцу или брату.

…

59. Пацифика.

…

— Приехали, — извозчик остановил повозку и спрыгнул с козел.

Я забрала вещи и вышла на улицу. Мы стояли перед холмом, на вершине которого возвышалась одинокая башня.

— С вещами не поможете? — попросила я. Без лекарств спина болела просто ужасно, а постоянно принимать вместо них наркотики я не хотела.

Помявшись, извозчик всё же кивнул. Взяв по сумке, мы взобрались на холм.

Мой спутник поставил багаж в метре от двери:

— Всё, мадам.

— Благодарю, — я достала из маленькой сумочки деньги и, добавив сверху пару монет за помощь, отдала. — Всего доброго.

— И Вам.

Мужчина удалился, а я оглядела сооружение, воздвигнутое на границе с полем, ещё не вспаханным после зимы.

Это были руины небольшого замка, представлявшие из себя кольцо каменных стен и одну уцелевшую башню, в которой была прорублена дверь. Судя по обратному адресу на письме от Луны, гласящему «руины замка Рани», мне нужно именно сюда.