Я спустила коробку на пол и развязала бечёвку.

Внутри на самом верху лежала аккуратно сложенная рубашка. Со временем молочно-белая ткань пожелтела и начала источать неприятный запах. Что-то не припомню, стирала ли я её, прежде чем убрать.

Помню, я часто брала у Эда одежду. Конкретно эта рубашка валялась где-то среди моих вещей в день, когда Эд пропал. Тогда она ещё пахла одеколоном и средствами для волос.

— Да, точно, я её не стирала. Неудивительно, что она воняет. Так стоп… — голову вдруг посетила спонтанная мысль.

Мы с Эдом почти полгода жили у него, не состоя в браке. При том, что нам было по шестнадцать-семнадцать лет. Законом это не запрещено, но немалая часть общества, особенно возрастная, порицает такое поведение. Тем не менее, нам ни разу не попался человек, который открыто бы высказал своё «фи».

Хотя… мы же не орали об этом на каждом углу. И с ближайшим окружением повезло.

— Надо побыстрее найти книгу, — нахмурилась я и выложила пару коробочек с амулетами-носителями и прочим барахлом, которое муж никогда не должен был увидеть. Никакого желания ворошить прошлое у меня не было. — Мне нужна только эта чёртова книга.

Но вдруг в руках оказалась тряпичный мешочек с артефактами-накопителями.

Внутри что-то ёкнуло. У Эда были любимые изображения. По большей части он увёз их с собой, но эти, уже сложенные в мешочек для перевозки, забыл, оставив их одиноко лежать на письменном столе.

Эти воспоминания были ему дороги.

Я высыпала амулеты-носители, подписанными неразборчивыми наборами склонённых влево букв, на подол платья.

Первый артефакт сформировал темноволосого мальчишку пятнадцати лет. Невысокого, угловатого, вполне симпатичного для своего возраста. Мы с ним сидели на каком-то заборе, с бутербродами. Странно, я совершенно не помнила историю этого амулета, но дата на нём сообщала, что сделано изображение в ноябре, в год, когда мы были на втором курсе. Это одно из первых свиданий.

Действуя уже почти бессознательно, я взяла второй амулет.

Он показал нас уже зимой. В лесу из огромного сугроба мы сделали себе личную горку. На следующий день пришли в академию простывшие, поочерёдно хлюпали носами, пока преподаватель не отправил нас в больничное крыло.

Я достала небольшое зеркальце — амулет, позволявший записывать некоторый промежуток времени. Активировав амулет, я увидела в отражении снежный лес и краешек головы мальчика.

— Короче, — заговорил артефакт. — У нас тут горка, но долго кататься без тёплого домика холодно, поэтому мы выкопали пещеру.

Прямо под горкой была сделана дыра, закрытая каким-то ящиком. Отодвинув его и забравшись внутрь, мальчик показал в артефакт убежище, где я, сидя на пледе, разливала чай из теплоудерживающей бутылки.

— Собственно, принцесса ледяного замка. Скажите что-нибудь, мисс?

— У тебя уже губы синие. Пей чай.

— Засчитано.

Запись на этом закончилась.

Я достала следующие несколько артефактов. Портреты из академии. Совместные уроки и перемены. Ничего сверхинтересного.

А вот следом появилось зеркальце времён конца второго курса.

Шёл май. Мы сидели на берегу крохотного островка в широкой реке. Я предложила Эду доплыть до него, но как выяснилось, его заявления «да умею я плавать, расслабься» слишком приукрашивают ситуацию. На деле Эд едва мог продержаться на воде несколько секунд и большую часть пути шёл по выращенным водорослям.

Я активировала зеркальце. Эту запись вела я:

— Вот взгляните на этого идиота, который полез в воду не умея плавать.

— Ой, да умею я.

— Ага, я уже посмотрела. Лучше посмотри в зеркало и скажи, что если ты утонешь — я тут ни при чём.

— Если я утону, — парень указал на меня. — Это была её идея.

— Кажется, ты хочешь ещё поплавать, Эдмунд.

Остановилась запись.

Летом между вторым и третьим курсом мне пришлось уехать к родственникам, а Эд гостил у своего друга. Мы обменивались письмами, но ни разу не виделись. Когда встретились в начале третьего курса, он заметно вырос.

Я открыла следующий накопитель. Эдмунд — красивый шестнадцатилетний юноша — стоял в новеньком полосатом свитере. Я подарила его в октябре, когда стало холодать, а Эдмунд продолжал ходить в тонкой рубашке. Это не сильно помогло ситуации, но с наступлением морозов он всё-таки стал надевать его.

На глаза попался продолговатый артефакт — вторая попытка кого-то из наших ровесников-менталистов собрать прибор, записывающий не только модели предметов, но и их движение. На нём записан вальс. Я просмотрела его сотни раз поле расставания, каждый раз заливаясь слезами, но сейчас он не включался — разрядился.

В следующем носителе оказалась проекция прохладного утра. Восторженный Эдмунд сидел на корточках в парке, обнимая утку. Обнял утку — радости полные штаны. Шестнадцать лет парню.

Что дальше? Штук пять моих портретов и зеркало.

Оливия. Совсем ещё девчонка. Она светилась весельем и бодро шептала:

— Здравствуйте те, кто однажды заглянет в это зеркало. Я Оливия Гроул и со мной мой коллега, Аслан Нерт.

Девушка навела отражение на паренька, создающего плетениями одинаковых птичек.

— Всем привет, — тихо поздоровался он.

— Сегодня мы с Вами изучим поведение стаи крапивников в естественной среде. Но нужно вести себя тихо, чтобы не спугнуть их. Как известно, крапивники не живут стаями, но мы с Асланом обнаружили новый вид, копирующий модель поведения пчёл. Есть рабочие птицы и один лидер стаи. Полюбуйтесь.

На широком бортике фонтана спал Эдмунд. Вокруг него прыгали контролируемые Асланом птички, засовывая листья и веточки ему в кудри.

— Посмотрите, рядовые птицы приносят лидеру дары, сам же он в это время отдыхает. Какова его роль в стае? Защита семейства и увеличения популяции. Кстати, об этом, мы видим, как к стае приближается самка.

В зеркале появилась я. Я только освободилась из лап преподавателей и совершенно не понимала, чем занята эта троица.

— Что здесь происходит?

— Обратите внимание, она приближается к чужой стае неуверенно, но не останавливается — её заинтересовал лидер крапивников.

Я села на бортик фонтана и в окружении птиц стала выбирать из волос спящего юноши мусор.

— И чего вы пытались добиться?

— Самка выражает интерес, помогая лидеру стаи чистить перья. Пока он не отвечает взаимностью.

— И не ответит, — буркнула я, откидывая последнюю соринку. — Дайте ему поспать.

— Аслан, — Оливия передала зеркало приятелю и он, наведя на друга начал диктовать:

— Этот вид крапивников высоко развит и почитает лидера как царя. Посмотрите, они ему поклоняются.

Птички выстроились перед Эдмундом и стали громко синхронно чирикать, качая головками в поклонах.

Юноша поморщился от громки звуков и, открыв глаза, резко сел, сопровождая это руганью. А как ещё реагировать, когда тебя будят поклоняющиеся птицы?

— Мы стали свидетелями пробуждения лидера стаи крапивников, — Оливия забрала зеркало и практически тыкала им в лицо Эду. — Посмотрим, как он отреагирует на нового члена общества. Примет ли в свою стаю постороннюю?

Эд обвёл взглядом всех присутствующих, осмысливая сказанное, и повернулся ко мне. До него удивительно быстро дошло, что происходит.

— Чирик.

— Ты будешь им подыгрывать? — я вскинула бровь, всем видом показывая, что Эдмунд ведёт себя глупо.

— Чирик-чирик, — пожал плечами он.

Закатив глаза, я тяжело вздохнула:

— Ну, допустим, чирик-чирик.

— Кажется, лидер принял её в стаю. Рабочие радуются, теперь у них есть королева и скоро появятся новые птенцы.

Птички облепили нас, громко чирикая. Эд приобнял меня одной рукой, подняв вторую, создал на ней крохотную птичку, и тут же усадил этот очаровательный пернатый шарик на мне на плечо.

Эд мог чувствовать то же, что и птица. Зная это, девочка из воспоминания почесала птичке короткую шею.

— Итак, сегодня мы стали свидетелями одного дня из жизни стаи. Дикая природа удивительна.