Все это уже было, в этом кабинете мы уже каждый к себе рвали алые паруса своей судьбы.

– Если вы так боитесь несчастья, то тогда сами станьте судьбой, легендой и сказкой, – скучным и совершенно обыденным тоном, каким я даю консультации, посоветовал я.

– Вы издеваетесь надо мной, а за что? – неприязненно поинтересовалась дама, – Что я вам плохого сделала?

– Ничего, – пожал я плечами, – абсолютно ничего, просто вы хотите отвести удар судьбы от себя и направить его на кого угодно в частности на меня.

– Вы сумасшедший! – решила дама, но отчего-то не уходила из моего кабинета.

– Вы тоже, – усмехнулся я, – мы оба верим в судьбу и боимся ее, вот и выдумали себе фетиш – алые паруса. А это просто бумага у меня и холст у вас. Это не сказка, это просто афиша старого наивного фильма. Только мы это не признаем, а психиатр тут не может, это неизлечимо.

– А я не сумасшедшая, – громко, решительно возразила дама и отважно сграбастала со стола пачку банкнот.

– А вот что касается вас, – уже стоя у раскрытой двери язвительно, как ядом плюнула, бросила она, – то я просто не понимаю, как такой псих как вы может работать адвокатом, и какой дурак захочет иметь с вами дело.

– Есть много друг Горацио такого, что неизвестно нашим мудрецам, – улыбаясь и близко к тексту, процитировал я Гамлета и уже от себя оптимистично добавил:

– Таких сумасшедших как вы на мой адвокатский век хватит.

Сильно хлопнув дверью, она ушла. Я облегченно вздохнул.

Через два дня с посыльным получил письмо. Вскрыл, прочитал:

«Вы были правы, это неизлечимо. Эти деньги я потратила на покупку платья для девочки из соседнего дома. Она растет без матери. Пообещала ей купить еще одно белое, но уже когда она будет выходить замуж. А забыла сказать, платье куплено алого цвета»

Часто мы всё сваливаем на судьбу и ждем чуда, но мы и есть наша судьба, а то что мы сделали, это чудо которое мы заслужили. Любовь, Алые паруса, ерунда всё это, для тех кто не верит, а для тех кто верит, это стихия которая может вынести на простор в чистые воды или выбросить в прибрежное топкое застойное болото. По правилам управления парусными судами в шторм паруса свертывают и судно встречает стихию с голыми мачтами, а в любви действуют другое правило: поднять паруса. Если судно по вине команды выбросило в болото, то экипажу корабля уже бесполезно маневрировать парусами, не зависимо от их цвета. Но если корабль выдержал бурю и вышел в чистые воды, то это его экипаж боролся, а дальше попутного вам ветра под алыми парусами. А уж куда вынесет судно, это во многом зависит от команды. Ее стойкости, ее умения управлять кораблем.

На сегодня я закончил протирать «Алые паруса», ещё есть силы держать штурвал и приводить судно к ветру. Я убрал в стол льняную салфетку, пора домой.

– Как ты мне надоела стерва! – первым делом заорал я, открыв дверь и зайдя в квартиру. На мой гневный крик, это существо презрительно игнорируя меня, продолжало лежать на диване и даже не пошевелилось. Да-с в нашей семье есть место скандалам, лицемерию и тайным побоям. Мы никогда не любили друг друга, только притворялись. Это наглое существо – кошку, владыку нашей квартиры, Света зимой подобрала умирающим от голода котенком и нарекла Басса. И хотя Басса беспородная дворовая, но ведет она себя как богиня Бастет эпохи Нового царства в Египте. Это злое лицемерное создание в присутствии Светы ласково трется о мои ноги и мурлычет, я столь же лицемерно нежно глажу ее по шерсти, но когда мы остаемся вдвоем я бесцеремонно скидываю ее с пьедестала богини (мой любимый диван в большой комнате), а она выпускает когти и зло шипит. Она меня не раз царапала, а я бил ее веником. Басса никак не может выгнать меня из дома, хотя пару раз злонамеренно обоссав мои тапки, намекала Светлане, что моё присутствие в ее владениях просто неуместно. Света ей ласково объяснила, что если я так уж Бассе не нравлюсь, то кошечка, может поискать для себя другие владения, а ее муж вполне устраивает и ей безразлично, что думает по этому поводу подобранная у мусорного контейнера египетская богиня. Я тоже не могу вышвырнуть лжебогиню Бассу, хотя гневно требуя ее депортации даже скандалы жене закатывал. На мои жуткие вопли жена ласково мне отвечала, что в мире должно быть равновесие, а без Бассы, в нашей семье мужское начало (я и сын) будет преобладать, ее это не устраивает и вообще Басса это член нашей семьи и вышвырнуть ее она не позволит. Разводится из-за кошки смешно, других веских оснований нет, и мы смирились, я и Басса. Вот так и живем. Не любим друг друга, но все равно живем рядом, в одной квартире, делая друг другу мелкие пакости.

Пока я переодевался, Басса фыркнула и грациозно спрыгнув с дивана оставила за мной поле боя. Эта хитрая жестокая тварь ждала пока я сяду, расслабленно протяну ноги, и уж тогда она пустит мне кровь, оцарапав мои ступни. Басса, ты дура, меня самого учили устраивать засады и уничтожать засады подготовленные противником, так что этот прием со мной не прокатит, а вот я тебя сейчас пылесосом …

– Оставь пылесос, – улыбаясь, попросила Света.

В пылу битвы за жизненное пространство и шумом агрегата я не услышал как она зашла в квартиру.

– И не стыдно тебе с кошкой воевать? – поставив пакеты на пол, мягко и укоризненно спросила она,

– Нет, – хмуро ответил я, – это межвидовая борьба и она не знает компромиссов, а вся квартира в шерсти.

– Не преувеличивай дорогой, – засмеялась румяная с мороза Света, а кошечка прыгнула к ней, выгнула спинку, ласково замурлыкала, нежно терлась о ножки и хищно раздувая ноздри принюхивалась к пакетам. Лицемерка!

– Для тебя ничего нет, – отодвинув ножкой самозваную египетскую богиню, сказала Света. Басса ласково с легкой укоризной мяукнула, объясняя своей любимой жрице, что она это от любви и от радости видеть совладелицу храма, а совсем не корысти ради, трется тельцем о ее ножки. Ох и хитрая же тварь!

– А вот для тебя, есть, – уже мне сказала Света и протянула пакеты.

Для меня были домашние пельмени, густая натуральная сельская сметана, емкость спиртовой настойки на бруснике, изготовленной «для себя» попом в деревне (Света там иконы в церкви реставрировала), а вот для Бассы была сваренная третьего дня холодная рыба. У нас в семье умеют поддерживать равновесие, и делаю это не я.

Выпиваю я не часто, но выпиваю. В обед сто пятьдесят грамм под горячие пельмешки раз в месяц могу себе позволить. Через тридцать минут вкуснейшие пельмени уже перевариваются в желудке, настойка улучшив пищеварение из желудка расслабляющим теплом проникла в кровь. Физическое тело жаждало покоя, мозг уже сладко дремал, обед был окончен, посуду жена помоет. А хорошо как дома, даже Басса с брезгливой мордой откушав вареной рыбки (между прочим: филе судака), надменно шествуя сгинула в соседнюю комнату с глаз долой.

– А тебе не грустно? – моя у кухонной раковины посуду спрашивает Света.

– А? – сидя за столом, машинально откликаюсь я, а сам слушаю, как из большой комнаты меня ласково зовет диван: «Хозяин, приляг, отдохни».

– Я спрашиваю, тебе не грустно?

С чего бы это такой вопрос возник, попытался я разбудить интеллект, вслушиваясь, как подушка на диване шепотом предлагает: «Склони ко мне свою головушку, закрой глазки и забудь обо всем», а овчинный плед ей поддакивает: «Мой добрый господин, разреши укрыть тебя»

– Если тебе, так уж не хочется мыть посуду, – демонстрируя титаническое стремление к миру и спокойствию, проворчал я, – то могу сам всё убрать.

Давным-давно в учебном полку в составе наряда по кухне, я трижды в сутки мыл посуду для тысячи прожорливых курсантов, армейская закалка сохранилась и вымыть две тарелки, судки, плошки, рюмку, ложки, вилки, стаканы, бокалы для меня не проблема. Лень конечно, а так могу и помыть, всё лучше, чем выслушивать укоры, а уж потом на диван.

– Вот давно хотела тебя спросить, а тебе не грустно так часто смотреть как люди, которые когда то любили друг друга, теперь ненавидят, делят детей и имущество?