– Это, брат, такое коромысло, какое может ещё как тебе пригодиться, – дед принялся, не торопясь, развязывать бечёвку. Сергей ждал, нахмурив брови. – Вот тебе коромысло! – извлёк из мешковины дед ружьё. – Берданка. Я и запамятовал, а она вона где оказалась! В чулане! Тебе-то я отдал дедово ружьё, а сам-то с им, с дедом, то ись, ходил с им. С берданкой. Ты не гляди на калибр, маловат, конечно, но бьёт, особливо пулей, лучше и не быват. Как-то пошёл я один в Косу Падь, дед тода занемог, а она у меня из-под ног. Прошила пуля наскрозь! А ты: коромысло! Патронов сыскал только пять, не знаю, продают их в охотничьем магазине или нет? Ране продавали, теперя не знаю. Будешь в районе – зайди спроси. Пулей на сто больших шагов в кружок с ладошку, а ты: коромысло!
– Спасибо, дедушка! – поблагодарил Сергей. – Да только зачем оно мне? У меня и разрешения нет, и не охотник я. Не разрешат мне в милиции оружие.
– Ты думашь, всем разрешили? Их тут таких чуланы да чердаки полны. Даю не для охоты. От плохого человека будет защита. Помнишь того, деньги кому надо? Во, от таких оно! Бери, не сумлевайся. Не подведёт. Пружина как с завода, а ему лет да лет. Умели тода делать люди.
Вот уже дом подведён под стропила, они рёбрами большого животного смотрятся издали. Радости скрыть не мог Сергей. Он бродил по избе без окон и дверей, и мысленно расставлял в ней печь, кровать, диван, столы и стулья, городил-перегораживал комнаты детям, спальню себе с женой не забыл…
День выдался солнечный и какой-то прозрачно-звонкий. Начали желтеть деревья. Сквозь желтизну листвы берёз пробивался красно-оранжевый цвет молодых осинок. Сергей ждал строителей, сегодня у них по плану установка окон и дверей. Рабочие задерживались, хотя вчера об этом никто не заводил разговора.
«Не было бы какого форс-мажора со свадьбой или крестинами, – размышлял Сергей, поглядывая на проём в лесочке, откуда тянулась дорога. – И до получки далеко».
Послышался рокот автомобиля, и из проёма, как из пещеры, вынырнула машина. Машина была не та, что привозила любителей мажора. Скоро она притормозила, подвернув к новой избе.
– Фу ты, ну ты, лапти гнуты! – воскликнула Томка, увидев дом под крышей. – На новоселье не опоздала?
Из машины вышла молодая девица, одна из тех, в которых сразу влюбляются мужики как холостые, так и женатые.
– Здравствуйте! – сказала девушка и красиво улыбнулась.
– Сергей Игнатьевич, невесту вам привезла, – выпалила Томка. – На смотрины приехали.
– Тома, считал тебя другом, а ты оказалась… Предупредила бы, лаковые сапоги бы надел. Штаны плисовые…
– Отбросим мелочи! Главное – что?
– Что?
– Главное, что есть повод выпить!
– Да, – Сергей почесал за ухом, – повод есть, только…
– Не горюйте! Мы предусмотрели! Чай в термосе ещё не успел остыть.
– Тогда, милости просим, – Сергей показал на свой дом.
– Какие хоромы! – воскликнула Томка, переступив через порог. – Быть хозяйкой в таком доме – лучшего счастья и не надо!
Девица, оглядывая всё своими огромными серо-зелёными глазами, улыбалась, украдкой посматривая на хозяина.
– Столовая у меня в другом помещении, – признался Сергей. – Но там темень несусветная. Помещение то – баня. Подождите минуту, я здесь накрою.
Хозяин принёс доску, два чурбачка – получилась лавка. Бочонок вверх дном, застеленный газетой – стол. Банка спасительной тушёнки, хлеб – угощенье.
– Прошу к столу, – показал он на «стол» и лавку. – Чем богаты, тем и рады.
Гостьи уселись на лавку, а хозяин примостился на чурбачок. Чай был ароматный и горячий.
– Вот, жду, должны недостающие окна сегодня привезти и вставить, да что-то нет их, – пожаловался Сергей. – И причин нет, а что-то не едут.
– Приедут, – махнула рукой Томка. – Никуда не денутся. У нас как? Пилотка есть, погодка есть, самолётка нет; пилотка есть, самолётка есть, погодка нету. Приедут. Во! Кажется, легки на помине! – послышался рокот автомобиля.
Извинившись, Сергей выскочил во двор.
– Как он тебе? – спросила Томка девицу.
– Вроде, ничего, – пожала та плечами. – Он серьёзно думает здесь жить? Тут же глухомань!
– В этой глухомани люди сотни лет жили.
– Тут даже света нет!
– Мои родители при керосиновых лампах жили, а я уже при электричестве, – Томка испытующе глядела на девицу.
– Но, это же…
– Почти «декабристкой» надо быть, чтобы решиться сейчас жить в деревне?
– Для этого нужен «декабрист», а не колхозник.
– И колхозник может быть приличным человеком. Из этой деревни есть и врачи, и учителя, и лётчики, и офицеры…
– Это было когда-то. Теперь того не повторить.
– Не надо повторять! Надо продолжать совершенствуя.
– Это… это мне не под силу.
– Не спеши с отказом. Подумай, взвесь все за и против… Уверена, есть в этом резон.
– В тридцать лет старуха в резиновых сапогах и ватнике?
– Зачем так мрачно? Попробуй нарисовать иную картину. Молодая, здоровая, красивая дама, рядом красивенькие, здоровенькие детишки, любящий вас всех муж и отец. Вам весело и радостно жить в этом райском уголке…
– А если кто заболеет?
– Скорая приедет за столько же, как и в городе. А то и раньше прилетит вертолёт.
– Школа? Как в школу отправлять этих маленьких, красивеньких, здоровеньких?
– Автобусом. Вернётся жизнь в Духовщину – построят свою школу, больницу, аэродром даже построят!
– Вы, Тамара Елизаровна, мечтатель похлеще Ленина.
– А разве Ленин в чём-то был неправ? Перечислить, что сделал он для страны?
– Не надо перечислять, знаю, изучала марксизм-ленинизм больше, чем свою живопись.
– Если хорошо и правильно учили преподаватели, и сама училась не для оценки, то должна знать: страна советов – шаг вперёд в истории человека.
– Наверное, так и было до лихих девяностых, а потом сделали два шага назад, как Ленин предупреждал, и оказались обратно в крепостничестве, миновав не прижившийся дважды капитализм.
– Ленин не Бог. Это Богу всё давалось просто: да будет свет, сказал он, и тут же появился свет. Да будет Земля, и Земля тут как тут нарисовалась. Хорошо, сказал бог. Ленин разрушил тысячелетний уклад, в котором одним всё, другим – ничего кроме рабского труда, болезней, бесправия и смерти. Так что, не надо трогать Ленина! С его головой, живи он, Россия бы сверху глядела на все государства. Многие бы хотели быть под крылом у неё! И не надо бы было, прикармливая их, вовлекать в большой союз, они бы…
Вошёл Сергей, извинился за своё негостеприимство.
– Что с ними делать, ума не приложу! – с напором высказался он. – Привезли чужие рамы и двери. Поехали обратно. Не уверен, что не привезут чьи-нибудь шкафы или кухню. Вот специалисты!
– Совсем по Гоголю, – улыбнулась Томка. – Ехать Чичикову надо, а кучер говорит: тарантас надо ремонтировать. В этом вся Россия, неторопливая и беспечная.
– Да, – согласно закивал Сергей. – Отставать и потом догонять – наша коронка!
– Сергей Игнатьич, – решила перевести разговор Томка на более важную тему. – Пока вы там бегали с колом за подрядчиками, мы с Юлей размышляли о будущем Духовщины. У нас разногласия. Я верю в то, что заживёт она, возродится, будет школа, больница, аэродром даже, а Юля смеётся, называет меня глупым мечтателем…
– Тамара Елизаровна, – вспыхнула Юля, – вы неправду говорите: глупым мечтателем я вас не называла. Я сказала, что вы мечтатель похлеще Ленина!
– Это одно и тоже, – отмахнулась Томка. И к Сергею: – Расскажите нам тёмным, что здесь будет по вашему генплану.
– По моему генплану, – усмехнулся он, помотав головой. – По моему генплану будет Духовщина почище Нью-Васюков. А если серьёзно, то хочу создать здесь прибежище для потерявших веру во всё хорошее. Это поначалу. А потом для всех желающих жить и трудиться в деревне.
– Пансионат для престарелых и инвалидов? – Томка решила, что Сергей собирается нажиться на этом бизнесе, да натягивает вуаль порядочности.
– Не только. Хотелось бы, чтобы на это откликнулись молодые и здоровые люди. Если придут старые и больные, тоже их принять.