– Надолго сюды? – светленькие глазки деда больше насмешливые, чем любопытные.
– Думаю, надолго, если не навсегда.
– С семьёю, али как?
– Один.
– Чо так? Боятся глухомани?
– Некому бояться. Нет семьи.
– Молодой ещё, обзаведёшься, – обнадеживающе кивнул дед. – Куды без неё, без бабы и детей.
Сергей отмолчался.
– Жить-то тебе негде? – вдруг спохватился дед. – Поживи пока у меня.
– В бане поживу. Она крепка ещё, – отказался от предложения Сергей. – Вот только бы лампу какую, да керосину малость… На время.
– Дам я тебе лампу, дам и карасину. Их я тут насбирал дюжину, а карасину Глашкин мужик канистру приволок, дам и карасину. Да и лампа счас совсем ни к чему, ночи таки коротки да ясны.
– На всякий случай. Я потом всё куплю. Поеду в район по делам, там и лампу куплю заодно. А электричество давно отключили? – спросил, вспомнив, что оно тут было при его жизни.
– Давно. Годов двенадцать как. Осталось нас трое, тода и отключили. Сказали: дорого следить за столбами да проводами. Оборвёт пурга провода, сказали, и кто-нибудь наступит. Мы не спорили. Жили без света и телевизиров сколько лет наши отцы и деды – и ничо, жили хорошо да справно. Вот и я живу.
– Телефон-то хотя бы есть у тебя, дедушка?
– Телефон есть, да звонить некому, – старик пошамкал беззубым ртом, вспоминая что-то.
– На скорую, пожарникам, милиции, – подсказал Сергей, и спросил о близких родственниках.
– Каки-то совсем далёки есть, да живут оне где-то рядышком с морем. Сюды и носа не кажут, – поведал старик, а чтобы отойти от неприятной для него темы, предложил: – Коль надобны тебе гвозди, я дам. Правда, не все оне хороши, я их из старых досок надёргал да выправил. Пилу дам, топор и молоток дам, рубанок есть, дедов ещё, но справный. Приходи, кода надобность в чём будет.
– Думал, хоть кто-то тут из мужиков будет, – пересев на большую чурку со следами от топора, заговорил Сергей о своих проблемах. – Вдвоём проще отстроиться. Я бы ему заплатил или отработал. А так одному придётся попотеть.
– Нету никого, – посочувствовал дед. – И из меня помощник, как из поросячьего хвоста веник. Подержать, прихватить, подать смогу, а вот поднять чижёлое уже не по мне.
Взяв у деда всё необходимое на первое время, Сергей пригласил его на чай ближе к вечеру. Дед с радостью согласился.
«С чего начать? – почёсывая небритый подбородок, глядел Сергей на избу, на баню. – Начну с бани, она в любом случае пригодится. А вот с избой сложнее дело – гниль одна, на дрова пущу, а на её месте поставлю новый сруб. Купить его не проблема, и с перевозкой, думаю, не будет сложности, а вот собрать одному удастся ли? Если даже дед подвяжет внизу бревно, затяну ли я его один на вышину? Слеги надо приготовить. Верёвки надо, шпунты, “костыли”… Надо всё записать, да, не раскачиваясь, смотать в район, закупить и договориться с доставкой. Двух бы мужичков в помощники, чтобы до дождей успеть вывести под крышу. Крышу из металочерепицы. Она лёгкая, это главное, и лучше смотрится. Рамы заказать, двери. Только из дерева, никакой пластики. Диван, столы, стулья – потом, когда готова будет изба. Печь с лежанкой, только с лежанкой! Русская большая печь! Хлеб буду сам выпекать. Не такое это и трудное дело. Закваска, вытопленная хорошо печь – и хлеб готов. Лопату деревянную смастрячу между делом».
Когда перед закатом солнца к усадьбе Сергея прибрёл дед Матвей, то от увиденного страшно удивился. Ему хотелось воскликнуть: «Ты один столько сделал?!» Не воскликнул только потому, что мужицкая натура не позволила ему сделать это.
Сергей у колодца приготовил площадку, застелил её старым шифером с крыши, и складывал на него ещё крепкие стропила, лиственничные брёвна стен, они, к счастью, были в прекрасном состоянии.
– Экий ты скорый на руку, – похвалил дед Сергея. – Сколь венцов снял?
– Третий заканчиваю, – вытирая пот с лица рукавом рубахи, ответил тот. – Хочу на этом сегодня остановиться. Сейчас чаёк, дедушка, соображу. Посиди на чурочке малость. Я сейчас.
Сергей поволок бревно к площадке.
«И этот, как дед и батька, упрямый в работе», – похвалил Матвей нового своего соседа.
У колодца плескался, фыркал, охал Сергей. Он приладил к цепи ведро и умывался, поглядывая на деда. Хотелось позвать его и попросить, чтобы полил на разгорячённую, потную спину колодезной прохладной воды.
– Полчаса, дедушка, и мы ужинаем, – говорил он деду Матвею, прилаживая на таганок из четырёх кирпичей котелок с водой.
– Я не тороплюсь, – ответил дед. – Некуда мне торопиться.
– Темнеет быстро, – посмотрел Сергей на небо.
– Ты, это, слышь-ка, – заговорил дед, глядя на снующего у таганка Сергея, – приди сёдня ко мне, я тебе одеяло тёплое дам да подушку. Ночи-то холодны, а в сырой бане так и совсем смёрзнешь.
Сергей, подумав, согласился.
На жарком пламени, раздуваемом ветерком, вода закипела быстро. Быстро и каша поспела. Бросив полбанки тушёнки в котелок, Сергей снял его с огня, поставил на кирпичи.
– Вот и каша готова, – сказал он, оглядываясь, соображая, где лучше им присесть.
Дед пришёл без ложки, пришлось отдать ему свою. Себе выстругал из широкой щепы что-то похожее на ложку, из чего кашу есть можно, а для супа она совсем не годилась.
– Я тебе ложку дам, – пообещал дед, пододвигая свой чурбачок к котелку с кашей. – Миску с тарелкой и сковороду дам.
Сергей улыбнулся.
– С такой посудой и банкет не страшно устроить.
– Стопку не употребляшь? – поинтересовался дед, пропустив мимо ушей слова про банкет.
– Бросил, дедушка. Бросил.
– Чо так? Тута все пьют. Бабы тоже. И молодёжь хорошо пьёт…
– Бросил и не жалею. Толку от неё мало, а беды много.
– Кали много пить, то так и есть, а по маленькой так и пользительно. Я чуток пропускаю, грет кровь хорошо, и думатся тода лучше. Вспоминаш былы денёчки.
– Начисто отказался от неё, от соблазну подальше.
– И хорошо сделал, – похвалил дед Сергея. – Другим бы так тоже, а то приедут и выпендриваются тута… Орут всяку матерщину. И подраться могут спьяну. Да, правильно ты сделал, – старик зачерпнул каши, пошамкал беззубо, как прислушиваясь к чему-то далёкому, сказал: – На войне таку бывалочи ели в окопах. Холодно, грязь со снегом, а мы сидим и ждём, кода кашу принесут… Ничо, выжили…
– Володька ваш где? – вспомнил Сергей про младшего сына Матвея.
– Кто его знат, где он теперя. Можа, и в живых уже нету, – дед потёр кулаком глаз.
– Давно не виделись?
– Давно. Почитай, лет двадцать.
– А тогда где он жил?
– Толком нигде. Он же этот, железные дороги строил…
– А семья его где жила?
– В Красноярске. А он – где попало.
– И писем не писал?
– Пошто не писал, писал. А потом и перестал. Лет, поди, десять как.
– Адрес остался его?
– Поискать надо. Знаю, что Красноярск, улица не то Строителей, не то Сталеваров, можа, ещё кака, совсем по старости запамятовал.
– Я к тому, дедушка, что на днях соберусь в район, в Магочан наш, там бы и запрос на него оформил.
– Дак. Это… Коли оне не хотят, так зачем их заставлять… Пускай уж живут, как им лучше. Мне-то сколь уж осталось, проживу как-нибудь. А, не дай Бог, приедут, заберут, там я совсем… Не, отседова я никуды не поеду. Мне тута из району приезжали, соблазняли переехать в дом, где одне старики живут. Я отказался. Это что ж тако получатся: я должон жить без дела? Жевать манну кашу с беззубыми стариками да старухами и ничо не делать? Не, это мне совсем не с руки. Тута я сам себе хозяин. Сам себе вольная птица!
Сергей, глянув сбоку на деда, ухмыльнулся, увидев не волную птицу, а тщедушного птенца.
– Можно остаться и здесь, – согласился он с доводами деда Матвея. – А если и они, Вовка с женой, детьми и внуками, будут приезжать сюда хотя бы на лето, то и совсем неплохо было бы. И им полезно пожить в родных местах, и вам приятно посмотреть на них. Кровь то одна, родная.
– Так-то оно так, да получится ли как хочется?