Джеймс почувствовал ложь. Он помнил, как через пару месяцев после эвакуации полковник приходил к ним. Джеймс был еще слишком мал и не понимал суть разговора. Он видел, как Маунз с матерью ушли на кухню, говорили они тихо, а после мать долго плакала. Джеймс понимал, что случилось что-то плохое, но боялся спросить. А когда полковник вышел и увидел Джеймса, то крепко ухватив его за плечи сказал одно слово: «держись». Больше полковник к ним не приходил.

– Я не могу забыть, мне нужно выяснить правду.

– Какую еще правду? не все в наших силах, твой отец понял это слишком поздно. Теперь мы вынуждены жить в постоянном страхе, но он в этом не виноват.

– А кто виноват? – настаивал Джеймс.

– Умоляю оставь это, – мать подскочила со стула и подойдя к окну, начала нервно теребить кусок ткани, заменяющий занавеску:

– Тогда было тяжёлое время, – ее слова оборвал приступ кашля. Джеймс принес матери стакан конденсата:

– Может отдохнешь?

– Нет, – отмахнулась та.

– Мам, – осторожно начал Джеймс, – они что-то искали в ту ночь. Что-то чем обладал отец.

– Уильям не хотел посвящать меня в это, он хотел уберечь нас.

– Ты не думала, что он мог ошибаться.

– Конечно нет, такие были обстоятельства.

– Иногда обстоятельства складываются так, что у человека не остается выбора и он может отступить от своих принципов.

– Что ты говоришь? Твой отец честный человек, он не допустил бы такого.

– Его могли запугать, – настаивал Джеймс.

– Перестань, – голос матери сорвался и зазвенел. Не в силах сдерживаться, она снова заплакала и ушла на кухню.

Джеймс понял, что перегнул палку. Вся жизнь до сегодняшнего дня представилась ему огромной головоломкой, где каждый вариант решения загадки был одинаково провальным. В груди сдавило. Обида, приправленная чувством вины за свой эгоизм, начинала перекрывать доступ кислорода. Он подошел к матери и положил голову на ее вздрагивающее плечо:

– Прости.

– Не надо копаться в прошлом, – тихо проговорила она, – что тебе это даст, только душу теребить и привлекать лишнее внимание. Теперь у нас новый дом.

– Платформы не наш дом, наш дом остался там, в солнечной системе.

– Знаешь, когда пропал Уильям, я не понимала, что дальше делать, могла только существовать, выживать. Но силы двигаться вперед давал мне ты, ты всегда был моей надеждой и смыслом жизни.

Какое-то время они стояли молча, погруженные каждый в свои мысли.

– Мне пора, – сказал Джеймс.

Мать кивнула. Он прошел к выходу, а затем обернувшись добавил:

– Моя жизнь похожа на огромную связку ржавых ключей – сколько не подбирай их к замочной скважине, дверь отпереть не получается.

Джеймс вышел на улицу и тут же налетел на чучело собаки, которыми раньше были уставлены платформы. Он чертыхнулся и со всей силы пнул чучело под костлявое ребро. Манекен, перевернувшись два раза, приземлился на бок и уставился на него парой кукольных глаз.

– Чего смотришь, дрянь? – со злостью выпалил Джеймс, – хорошо тебе здесь живется? А? да ты даже на собаку не похожа, – он смачно плюнул в сторону чучела, которое будто дразнило его безразличным взглядом.

Манекены давно изжили себя, но когда-то, боясь тяжелых последствий для психики эвакуированных людей, на них возлагались надежды. Временное правительство посчитало разумным приобрести несколько десятков тысяч таких «домашних питомцев» и расставить их между домами, по пути к заводам и немногочисленным общественным заведениям, чтобы обеспечить комфортное пребывание на Новой Земле. Но с появлением САО проблема решилась сама собой.

Чучела же, которых завезли гуманоиды, напоминали существ, скроенных из нескольких животных – морда медвежья, лапы непропорционально толстые по сравнению с телом, а шерсть пушистыми клоками свисала с гривы и хвоста. Людей скорее пугали эти монстры, а не наполняли чувствами добра и верности. Прошло много лет и чучел почти не осталось, многие из них стали жертвами вандалов.

– Чего смотришь, говорю? – снова крикнул Джеймс.

Постояв так минуту, в тишине, перед грязным манекеном, он понял, как глупо выглядит. Еще раз чертыхнувшись, Джеймс побрел к своему автолету.

– Зачем шумишь? – за спиной послышался знакомый голос.

Обернувшись, он увидел сгорбленного деда лет семидесяти:

– А, это ты Норман.

– Здорово, сосед, – дед подошел ближе, – слышу ругается кто-то, думал опять эти бритые с завода. Ох и одолели, черти. Мать рассказывала?

Джеймс покачал головой.

– Нажрутся, а потом шумят. Сил нет. Я их машинкой пугаю, – так дед называл САО, – включаю значит на полную катушку, а эти черти в темноте сильно пугливые. Орут и разбегаются, – дед расплылся в беззубой улыбке.

– Сильно одолевают?

– Справляемся пока. А ты к матери заезжал? Почаще бы, а то Элма скучает.

– Дела, – буркнул Джеймс.

– Дела, дела, деловые все какие, ждет она тебя, понимаешь?

Джеймс понимал, чувствовал, что с первого дня их жизни на Новой Земле, его мать могла лишь ждать. Ждать признанного без вести пропавшим мужа, ждать, когда за ней с сыном придут люди в камуфляже, ждать бесконечных межгалактических вылетов Джеймса и наконец, ждать, когда болезнь все же одержит над ней верх. Но они с матерью никогда не говорили об этом. Даже в те редкие моменты, когда разговор заходил об отце. Это была их общая боль, но разделить ее на двоих не хватало сил им обоим. Они привыкли умалчивать, недоговаривать, и это отдаляло двух самых близких людей. Отдаляло настолько, что наедине друг с другом – Джеймс мог поклясться – они ощущали неловкость.

– Ладно, глуши мотор, – улыбнулся он.

– Эх, Джимми, такие вот деловые Землю нашу и загубили. До эвакуации, такой был выброс радиации! – дед потер подслеповатые глаза и внимательно посмотрел на Джеймса: – ты тогда мальцом был, а я вот все помню, весь ужас. Когда все случилось, никто не понимал, что произошло. Только через несколько недель началась паника. Люди искали любые способы убраться с Земли. И я был в их числе. Дал на лапу кому положено, пока еще была возможность и пристроился тут.

– Чего сейчас об этом говорить, – отмахнулся Джеймс

– А того, – нахмурился дед, – ценить надо, что имеешь и не забывать.

Сколько Джеймс себя помнил Норман по-соседски помогал им с тяжелой работой по дому. У него не было семьи и его никто не навещал. Он всегда держался особняком и мало, чем делился. Каждый на платформах имел свою тайну и прошлую жизнь и каждый старался о них молчать.

– Мне пора, пригляди тут, если что-то понадобится номер моего телефона подскажет САО, – закончил Джеймс.

Дед кивнул и поплелся в свою лачугу.

Джеймс шел к автолету и думал об эвакуации, о которой он слышал только от матери или из учебников по современной истории Новой Земли, где тема упоминалась вскользь.

Он вспомнил, как еще студентом, возвращался домой раздавленным после очередной лекции, посвященной истории заселения платформ. И мать стараясь его поддержать рассказывала про отца. С какой гордостью и любовью она говорила. Ведь когда на Земле энергетический кризис приобрел пугающие масштабы, а поиски альтернативных источников энергии не давали нужного эффекта, именно его отец нашел выход.

В то время он только начинал руководить самой крупной на планете лабораторией по изучению и добыче полезных ископаемых. Он был лучшим из лучших, он горел своим делом и всегда собирал таких же профессионалов вокруг себя. Круглосуточно трудился, исследуя каждый образец в поисках неограниченного источника энергии. Он мечтал создать искусственное топливо, способное остановить кризис, сохранив при этом Землю и ее недра. Основываясь на собранных образцах, он вывел теорию о существовании уникального вида ископаемого, которое хранит генетический код планеты. И когда к нему в руки, среди бесчисленного множества пород и минералов, наконец попал первый образец онио, его профессиональное чутье сработало молниеносно. Ценность онио во много раз превосходила нефть, уголь и природный газ вместе взятых. Его мечта становилась осязаемой. На основе онио он начал разрабатывать универсальный источник энергии, но для этого требовалось время, которое ему не дали. Изъяв все результаты исследований, правительство тут же начало разработку месторождений. Добыча велась слишком жадно, день и ночь огромные бурильные машины прорубали новые тоннели и шахты, тонны онио извлекали из земной коры и сразу грузили во все возможные направления. Разумеется, онио было доступно не всем, а только странам способным вносить огромные средства в бюджет государства, владеющего им. Слишком велик был урон, который человек нанес Земле. И в один осенний день эвакуация стала единственной возможностью выжить человеческой цивилизации, а из профессора Альюса сделали человека, погубившего людской род. Пропаганда тогда могла сделать его героем и врагом в равной степени, но после эвакуации герои не требовались, нужны были враги. Люди, отупевшие от боли, жаждали крови, и расправа не заставила себя ждать. Журналы, листовки, книги, все каналы информации пестрили заголовками, обвиняющими отца в случившейся трагедии.