Сигнальный маячок парковочной ячейки, на которой стоял автолет Джеймса, приветственно замигал, уловив приближение хозяина. Двигатель загудел, распространяя едкий запах перевариваемого им топлива.

– Стандартный маршрут, – отдал команду Джеймс, после чего экранное меню автолета замигало, выдавая координаты и кротчайшее время пути. Несколько секунд и машина уже летела в пункт назначения. Металлические люки на окнах, как всегда, были закрыты, путь к университету Гаусса, за долгие годы службы вызывал у Джеймса стойкое ощущение тошноты. А переезд на пятую платформу только усилил чувство безнадёжности и отвращение к окружающему.

Джеймс скучал по разбитой, но просторной квартире на краю третьей платформы, где они с матерью жили много лет, обосновавшись там сразу после эвакуации с Земли. И несмотря на то, что воздух там был грязнее, как и вода, выделяемая местными властями, а излучение Новой Звезды выше из-за разбитых защитных экранов, болтающихся на грязном колпаке. Он тосковал по уюту и теплоте, которые всегда умела создавать мама и которые так напоминали об их настоящем доме, доме из его снов.

Проносясь на автолете мимо вытянутых, оттенка пыли небоскребов. Джеймс часто представлял семьи, живущие в капсулах этих серых, безликих строений. «Можно ли быть счастливым, живя в таком месте?». На этот вопрос он никогда не отвечал себе. «Что именно делает счастливым конкретного человека – место, где он живет или люди, которые окружают его? А может быть воспоминания – тонкая мембрана судеб, существующая самостоятельно без вопросов и ответов, без постоянного шума, с ощущением пустоты и забвения».

Пролетев чуть больше половины пути, автолет сбавил ход и опустился на небольшую площадку, где, переминаясь с ноги на ногу, стоял полный мужчина в коричневом клетчатом костюме. В одной руке он держал потертый кожаный чемодан, а в другой, крепко сжимал бумажный сверток, наполовину пропитавшийся чем-то съедобным, спрятанным внутри.

После того, как Джеймс открыл дверь, пассажир сначала аккуратно просунул в салон свой упитанный зад, а уже потом все остальное.

– Здорово, – поприветствовал Джеймса клетчатый толстяк, выплевывая слова вперемешку с завтраком. Он грузно шлепнулся в мягкое кресло, податливо принявшее очертания его пухлого тела.

– Здорово, Шон, – чуть приоткрыв глаза, ответил Джеймс.

Это был их обычный утренний ритуал приветствия, как и запах пота, перемешанный с ароматом ветчины, который всегда преследовал толстяка Шона, где бы он не находился.

Следуя предписанию, придуманному и утверждённому ректором Гауссом, в рамках волонтёрской программы, которыми так славился крупнейший в Союзе пяти галактик университет по межрасовым контактам, Джеймс, как сотрудник кафедры, имеющий автолет, был обязан несколько раз в неделю подвозить молодого коллегу, не успевшего обзавестись собственным транспортом, до его места работы.

Вот только Шон уже давно не был молодым коллегой Джеймса, он был лысеющим, довольно заурядным сотрудником кафедры, с явными признаками преждевременного ожирения и огромным желанием во что бы то ни стало улучшить свое положение и остаться в университете, не претендуя на трудовые подвиги. При этом активно занимаясь общественной жизнью университета и поддерживая в нужный момент его руководителя, во всех, даже самых безумных начинаниях.

– Что, опять не в духе? – усмехнулся Шон, его щеки подпрыгнули под глаза, и раскрасневшееся лицо заблестело в искусственном освещении салона.

Джеймс кивнул, молча вводя настройки на пульте управления.

– Как я люблю мои утренние монологи в твоей компании.

– Извини, плохо спал.

– Да ладно тебе, кофе будешь? – и не дожидаясь ответа, Шон жадно отхлебнул из стакана, – скоро праздник осени, шишки с шестой платформы опять приедут в университет, слыхал? Тебя как звезду межрасовых контактов обязательно пригласят на фуршет, – он дожевал последний кусок и вытер рот остатками оберточной бумаги

– Мне это не интересно, – буркнул Джеймс.

Шон вздохнул:

– А мне интересно. Ну и беда общаться с тобой по утрам, твоя жена наверное…

– У меня ее нет, – перебил Джеймс.

– Точно, забыл, – Шон стукнул себя по лбу. Я могу ее понять, – он усмехнулся и дружески хлопнул Джеймса по плечу. Но увидев, что тот не оценил шутку, тут же решил исправить положение:

– Пусть она локти кусает, ты же завидный жених – красивый, успешный, умный, чего еще этим бабам нужно?

– Ты забыл добавить, что теперь я обладатель капсульной конуры на пятой платформе, – обрезал Джеймс.

– Ну, – протянул Шон, не понимая, как отнестись к только что услышанному, – ты же треклятую дюжину языков знаешь, сколько ты инопланетян склонил на сторону Союза и не счесть, – он засмеялся и открыл окно, – смотри как красиво, это же пятая платформа, мужик, мечты сбываются. Ты только посмотри какое здесь небо… а воздух? – он сделал глубокий вдох,

– Да, купол здесь моют ежедневно, – констатировал Джеймс.

Шон сделал вид, что не услышал замечания:

– Ты бы давно сюда переехал, если бы был посговорчивее. Знаешь ведь, какой подход к руководству нужен. А с твоим послужным списком вообще мог на шестой барбекю готовить по соседству с Гауссом.

– Боюсь, наше соседство не устроило бы нас обоих. Да и чего я там не видел?

Шон мечтательно закатил глаза:

– Говорят, что на шестой и седьмой платформах, есть машины, которые создают искусственный дождь и снег. И он падает прямо с неба, представляешь?

– Да, а еще там есть реки и озера.

– Серьезно?

– Да. И парки с садами.

– Ну, парки и на пятой имеются, – отмахнулся Шон.

– Верно, вот только деревья там живые, а не консервированные как здесь.

Шон покосился в открытое окно:

– Врешь? Ты что там был?

– Пару раз.

– Вот это да, – его удивление перерастало в щенячий восторг, – а я дальше пятой не забирался, да и вряд ли заберусь, – он помотал головой, – но не жалуюсь, деваться-то некуда. Лучше на ступень выше, чем на Дне коротать время. Кстати, – Шон слегка прищурился, отчего его глаз совсем исчез среди одутловатых складок на лице, – хочешь подниму тебе настроение? тебя Гаусс вызывает.

– Это не новость, – равнодушно ответил Джеймс, – а сколько ты уже на Гаусса работаешь?

– Я работаю не на Гаусса, а на благо университета, – выражение лица Шона сделалось серьезным.

– Да, – протянул Джеймс, – все мы солдаты Союза, – кривляясь, он поднес руку к виску, как военные на присяге.

Шон замер, его взгляд вдруг стал другим, он в спешке закрыл окно и посмотрел на Джеймса:

– Думаешь, я дурак, не понимаю, о чем ты? Прекрасно понимаю и не один я, – он воровато огляделся по сторонам и понизив голос, добавил: – знаешь Грэмма с кафедры истории рас?

– Нет, – Джеймс автоматически заговорил тише.

– Ну да, я же забыл какой ты коммуникабельный человек, – он криво улыбнулся, – так вот, Грэмм, тоже не в восторге от Гаусса и вообще очень многие не в восторге, – на этих словах он выпучил глаза, отчего стал походить на жабу и зашипел на весь салон: – только шшшш, никому, понял?

Джеймс кивнул.

– Ну так вот, – возвращаясь к обычной гримасе, снова начал Шон, – куда деваться-то? Люди может и хотят другой жизни, но с платформ-то никуда не денешься, кроме разве что в шахты податься, – он зло оскалился, – на поверхности этой треклятой планеты больше ничего нет, не зря его Дном прозвали. Дно оно и есть дно. Ни воздуха, ни воды, а излучение какое? Ох, – он резко замолчал, а затем нахохлившись, как снегирь, отвернулся к закрытому окну и мрачно добавил, – вторая платформа раем покажется.

Оставшийся путь до университета они пролетели молча и только когда Шону пора было выходить, Джеймс спросил:

– Шон, ты знаешь, что хотел от меня Гаусс?

– Нет. Спасибо, что подбросил, – уже спиной ответил Шон, его утреннее настроение было испорчено.

С тех пор, как служба Джеймса в оперативном отряде Союза была окончена, ему предложили перейти на должность преподавателя кафедры лингвистики и культуры рас в университет Гаусса, так его негласно называли.