В аэропорту, уже проходила погрузка нашей техники в самолеты АН-22. В один самолет загоняли по две БМД и закрепляли специальными креплениями. Нас рассадили вдоль бортов под иллюминаторами, рампы закрылись и самолеты начали один за другим выруливать на взлетную полосу. Это было 13 декабря 1994 года. За день до посадки в этот самолет я завел тетрадь. Хотел вести что-то вроде дневника и записывать в нее хронологию событий. Я даже написал на обложке ЧЕЧНЯ 1994 13 декабря и нарисовал парашют. Но в этот день, когда мы выехали за территорию части второй раз, уже на другой машине, что-то меня сильно насторожило. В голове промелькнули разные мысли о войне, о которой я читал в книгах, о войне которую я видел в кино. Не могу понять, но, что-то меня заставило выбросить эту тетрадь из люка БМД в сугроб. Эта тетрадь так и осталась лежать на сугробе у обочине дороги с чистыми как снег не исписанными страницами в городе Ульяновске. Ну а наши военно-транспортные самолеты уже взлетали один за другим. После взлета мы бросились к иллюминаторам чтобы посмотреть на землю, но быстро набрав высоту самолет вошел в облака и смотреть было бесполезно. Тогда мы из своих «РД» рюкзак десантника, достали сух пайки и принялись вскрывать штык-ножами замерзшие банки с кашей. Какое-то время ели замерзшую кашу, рассасывая ледышки каши во рту, потом в сухомятку ели галеты, воды ни у кого не было, из-за мороза воду во фляжки не наливали. От сильного шума двигателей самолета закладывало уши, мы сначала пытались переговариваться между собой, но приходилось орать друг другу в ухо чтоб было слышно, переговариваться перестали, все расселись на «РД» и уснули. Спать в армии пытались при любой возможности и эту возможность тоже не упустили. Летели не долго, несколько часов, точно уже не помню. Приземлились в аэропорту города Моздок. На улице плюсовая температура, а мы в зимней форме одежды. Приступили к разгрузке боевой техники. Построились, пере считались и выдвинулись занимать временное расположение, разбивать лагерь. Палаточный лагерь мы разбили уже ближе к ночи, пошёл противный дождь, мы все промокли на сквозь. Легли в палатках прямо на пол в сыром обмундировании и прижались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Но согреться и поспать не удалось. Начальник штаба гвардии майор Игорь Ю. дал команду, общее построение. Мы все сырые, измотанные, выползли из палаток и построились. Но на этом все только начиналось. В дали за горизонтом были видны вспышки от разрывов снарядов, как зарево, но из-за большого расстояния, звука от разрывов и выстрелов было не слышно. Майор показал рукой на это зарево и сказал: – Видите! Там идет бой! И там гибнут ваши братья мотострелки! Если мы не будем тренироваться, то и вы все погибните! И пошли команды, «вспышка слева», «вспышка справа», ползком вперед и т.д. Мы ползали по грязи и лужам несколько часов. После команды отбой, рухнули на полу в палатках как убитые, спали не больше трех часов, прозвучала команда подъем. Мы выползали, дрожа от холода и щурясь от утреннего солнца из сырых палаток. Опять построение, перекличка и подготовка к завтраку. Утро было солнечное, кругом были лужи после ночного дождя и грязь. Боевая техника стояла кругом в разнобой, Уралы, ГАЗ- 66, БМД-2 и другая техника. Мы по команде строем по лужам и грязи выдвинулись к полевой кухне. Выстроились в колонну, достали свои кружки и расчехлили котелки. Из громкоговорителя ГАЗ-66 звучала песня времен ВОВ «утомленное солнце, нежно море ласкало». Не знаю почему включили именно эту песню, но глядя на картину вокруг себя, под эту песню, мне казалось, что я попал в прошлое, во времена ВОВ. Кругом чумазые и грязные солдаты в касках, боевая техника с налипшей на колеса и на гусеницы глиной. В общем атмосфера и обстановка кругом ассоциировалась с той далекой войной, которую мы знали только из фильмов и из книг. С каждым последующим днем начинаешь чувствовать и понимать, что в фильмах совсем все по-другому. Что быть на войне и смотреть войну по телевизору это совсем другое. То, что видит и чувствует солдат на войне не передать никакими фильмами.
На завтрак была пшенная каша и чай, кусок белого хлеба и кружок сливочного масла. Вся еда, приготовленная на полевой кухне, была с привкусом солярки и хлорки, но мы к этому уже привыкли еще с Ульяновска. В Ульяновске мы тоже питались из котелков, которые носили в чехлах на поясном ремне. После приема пищи кто курит те закурили. Сигареты в армии всегда в цене, несмотря на то, что нам их выдавали, а выдавали нам «Астру» или «Приму», сигареты с фильтром не выдавали. Так мы жили в полевых условиях недалеко от аэродрома г. Моздока целую неделю. В эти дни нас тренировали и готовили каждый день. Показывали, как пользоваться дымовыми шашками и когда их зажигать. Каждому выдали «красный дым» и «белый дым». – Если кто-то из вас будет ранен, объяснял майор Игорь Ю., зажигайте «красный дым» вас тут же заберет санитар. Если санитара не будет зажигайте белый дым и отползайте сами. Нас готовили к высадке с вертолетов под Грозный. Как нам объяснил наш исполняющий обязанности командира роты, десант планируют высадить с вертолетов на поле под Грозным. Мы должны будем занять круговую оборону и вести бой до подхода основных сил. То есть, наши БМД должны были своим ходом прибыть к нам и поддержать нас огнем. Прыгать с вертолета никто не умел и нас обучали этому только теоретически.
Как объясняли командиры, вертолет зависнет на два, три метра над землей и мы будем выпрыгивать по одному. Первым прыгает пулеметчик, прикрывает вертолет и остальных огнем. Следующими прыгают автоматчики, гранатометчик, командир отделения и самый последний командир взвода. Когда командир это говорил, он достал из своей командирской сумки карту, развернул ее и показывал нам местность куда нас должны высадить. – Вот смотрите, высадимся тут, а тут у боевиков пушки, тут танки, тут пулеметные точки. Как-то так… Не смотря на всю серьезность и опасность такой задачи, нам продолжало все это казаться какой-то игрой, по крайней мере всю серьезность происходящего мы все еще не осознавали. В итоге, как нам стало потом известно, от высадки нас с вертолетов командование отказалось.
Марш-бросок
Рано утром двадцатого декабря нас построили. Приехал генерал, фамилии его я не запомнил, да и наверно это уже не важно. За то я очень хорошо запомнил его слова. А сказал он дословно следующее:
– Товарищи солдаты! Обстановка в Чечне напряжённая. Кучка бандитов захватила власть и оружие. Нам с вами предстоит их разоружить либо уничтожить. На выстрел мы будем отвечать очередью. На очередь мы будем отвечать залпом. В бронежилетах вы неуязвимы! После этой операции вы все будете приравнены к воинам интернационалистам «Афганцам». Вам всем дадут удостоверения как у «Афганцев», и вы будете пользоваться определенными льготами. Если мы сейчас не остановим этих бандитов здесь, то они расползутся по всей России! Вам выпала честь защищать нашу Родину! Так исполните свой долг с честью и достоинством.
Дальше генерал вызвал из строя командиров для постановки конкретных задач. В это утро 20 декабря 1994 года мы в составе сводного полка выдвинулись на бронетехнике из Моздока в Чечню, нам предстояло совершить марш, около ста километров и принять участие в войне, в самой что ни наесть настоящей войне. Ехали мы колонной по дороге. Иногда проезжали небольшие населенные пункты, но жителей мы не видели. Я переговаривался по внутренней радиосвязи через шлемофон с наводчиком Махинько Сергеем (Махно). Он тогда мне сказал, что у него все под контролем, готов в любой момент стрелять из пушки и из пулемета. Наша БМД с бортовым номером 293 включала в себя экипаж из семи десантников. Ехали мы в самом хвосте колонны предпоследними, замыкал колонну танк Т 72. У меня даже сохранилась вырезка статьи из газеты с фотографией, как раз нашей БМД и этого танка. Колонна остановилась. Как только стало темнеть, мы разместились на возвышенности. В низине было видно какое-то село. Наш взвод разместился в капонире, его вырыл армейский бульдозер. Кругом было грязно и сыро от мокрого снега, который шел не переставая. У каждого из нас в РД была плащ-палатка, мы связали их между собой, получился большой кусок брезента, им мы и накрыли этот капонир. Хотелось горячей пищи и согреться. Мы сделали в песчаной стене капонира углубление и поставили в него цинк из-под автоматных патронов, налили в него солярки, положили несколько палок и подожгли. Палки сильно коптили, но горели, солярка нагрелась и закипала от температуры. Решили разогреть на этой «чудо печке» кашу из сухого пайка, штык ножом вскрыли банки и поставили на горящие в солярке палки. Каша быстро разогревалась и ее начинали уплетать, но тут кто-то достал из заначки банку тушёнки и тоже решил ее разогреть, солярка к тому времени уже сильно кипела. Так вот, тушёнка тоже закипела очень быстро. То ли ее задели, то ли палки прогорели, банка перевернулась, весь жир вылился в цинк с кипящей соляркой и вспыхнул. Да так сильно, что загорелись натянутые над капониром плащ-палатки. Получилось кратковременное, но очень яркое зарево. Прибежал какой-то штабной офицер, кто именно я не знаю, было темно и давай нас пинать и бить руками, кому куда попадет. Бил и кричал: – Вы все позиции засветили! Теперь придется менять дислокацию! Но менять никто ничего не стал, а мы залезли в свою БМД, достали спальные мешки, укрылись ими и стали пытаться заснуть. В БМД было очень холодно, но от мокрого снега было больше негде укрываться. Я спал урывками наверно и остальные тоже. Через какое-то время внутри машины на холодной броне от нашего дыхания образовался довольно сильный конденсат, который стал капать на нас как дождь. Но на него никто не обращал внимание, только ерзали и матерились сквозь сон. Рано утром командир взвода стал стучать по броне БМД прикладом автомата: – Все к машине! Выходим строиться. Мы полусонные с затекшими ногами и руками повылезали из промерзшей БМД. Умылись выпавшим снегом, закурили и стали ждать команду.
