— Амми, ты гениесса.

— А по-хорошему, одну ему тоже надо оставить. Может, она ему ещё понадобится. Надо же ему как-то меч держать, да?

— Да он только чепухой своей и пользуется, на кой чёрт ему клинок? — фыркает Мерек. — Но ты права. Давай сначала с ним разберёмся, чтобы рыпался меньше, а потом…

Он печально смотрит на Прислужника, который снова глядит на него этими глупыми щенячьими глазками. Какой же у них аппетит… невероятно.

— Попробуешь его заболтать? Чтобы могла подготовиться. Никогда еще не вырубала людей.

— Я могу сделать это са-… — Мерек не договаривает, так как особь женского пола качает головой. Ладно, раз она хочет быть смелой, кто он такой, чтобы помешать? Мужская особь подходит ко мне, стараясь вести себя более дружелюбно, чем раньше.

— Знаешь, приятель. А я ведь никогда не спрашивал, есть ли у тебя дружок или подружка, — тянет наигранно-сладким голосом. Это была самая банальная и невинная тема, пришедшая ему в голову, которая точно застала бы врасплох и вынудила бы его хоть как-то отреагировать, пусть даже и тирадой на тему чувства такта и того, что подобные вещи нельзя спрашивать в приличном обществе. Тем более у членов радикальной сектантской церкви. Но ведь цель его не поболтать о такте, а дать партнеру время на хороший такой удар по затылку. К сожалению, не смогу что-то противопоставить. Трое на одного, а на мне ещё висят негативные эффекты.

Не успел отреагировать, ведь сзади с размаха ударяют рукоятью тяжелого клинка. Секунду или две еще удерживался на ногах, после чего тело бессознательно валится на каменный пол, едва не задевая отскочившего Мерека.

— Ну ты даёшь, крошка!

[От третьего лица, некоторое время спустя].

Тьма, тьма, тьма… Она повсюду. Глаза уже давно привыкли к ней. И всё тело привыкло… Только разум не может успокоиться, не желает подаваться в объятия тьмы.

Она создает ужасные вещи. Во тьме порождаются чудовища, что после выходят в свет людской, если совсем не растеряли свою человечность.

Тьма пугает. Пугает своей неестественной природой… Хотя неестественна она для одних только людей.

Когда ныне Мёртвые Боги возносили белесое солнце над своими созданиями, они знали, что за светом грядет мрак и холод. В них люди отдаются Темным Богам, после чего те возвращает их к своему животному началу… Почему же она еще не поглотила флагеллянта полностью? Почему же он еще мыслит, почему рассудок сопротивляется? Может потому что…

Это не тьма подземелий.

Это тьма самого разума.

И флагеллянт просыпается.

Рефлекторно ему хочется подняться, однако он чувствует что-то тяжёлое на себе. Глаза разлипаются, но им нужно время привыкнуть к противному жёлтому свету факела.

Паника медленно, но стремительно нарастает.

Он видит макушку Аммии где-то над собой. На флагеллянта накатывает гнев. Как посмели эти два ублюдка вырубить его? Что за самовольничество!

— О, вовремя же ты проснулся, — задорно и с усмешкой тянет Мерек, что находится справа от мужчины, — не пропустишь всего концерта.

Флагеллянт слышит, как девка хихикнула, словно маленький ребёнок, который устроил шалость и наблюдает за реакцией узревших это взрослых.

Она так беспечна, глупа и инфантильна, почему же никто вокруг не видит этого?

У него нет ни единого слова, которое могло бы в полной мере описать все его возмущение, гнев, ненависть, и все остальные чувства, испытываемые к этим людям, однако они ему не понадобятся. Его рот всё равно закрыт какой-то грязной тряпкой, а следовательно, он может только гневно молчать.

Флагеллянт даже не осознает, насколько это большая проблема. На самом деле, он и не понимает, что эти отбросы собираются делать — кто же знает, что может взбрести в голову двум ненормальным?.. Поворачивает голову и пытается разглядеть во тьме хоть что-то, что даст намек на намерения его губителей. Мужчина может разглядеть только ухмыляющееся лицо Мерека, что лишь добавляет масла в огонь его гнева и тревожного непонимания. Однако, как только он видит тусклый блеск предмета в руках, его эмоции как рукой снимает…

И через мгновение они заменяются животным страхом.

Пила. У него в руках чёртова пила.

И хотел было флагеллянт начать вырываться, как его прервал слабый, но оттого не менее оскорбительный и неприятный толчок по ребрам.

— Уже не такой важный смельчак как раньше, хм? Куда пропала твоя радость к мазохизму, грязный самобичеватель? — ехидничает Аммия, наслаждаясь полным недоумением в скрытых глазах пленника. Она строит задумчивый вид, поднося руку к подбородку и подражая флагеллянту. — Надо же было раньше догадаться, где мы возьмём руки!

Девка не может и не пытается скрывать злорадного хихиканья. А тот хмурит брови и предпринимает попытки выбраться. Его левая рука была привязана к массивному туловищу, правую мёртвой хваткой держал Мерек, а ноги мало того, что были связаны, из-за чего поврежденная при падении начала кровоточить снова, так ещё и Аммия насела сверху, прижимая бедра и колени к твердому полу. Кости таза ноют. Приходится терпеть вес не только свиноматки, но и ее доспехов.

Это просто отвратительно, у флагеллянта нет шанса даже на попытку побега. У него просто нет сил, он никогда не чувствовал себя так беспомощно…

Сейчас флагеллянт перед ним и Аммией — маленький, беспомощный мальчик, который может лишь покорно ждать своего конца, ждать, пока над ним сжалятся, пока его пощадят… Но будут ли предатели столь же милостивы, как и Светлые Боги?..

Флагеллянт чувствует, как открываются давно заросшие и забытые душевные раны, как они сочатся кровью, как болезненные воспоминания овладевают сознанием и заставляют столь незаметные слёзки выступить на глазах. Он снова чувствует себя таким крохотным по сравнению со всем остальным миром, снова чувствует, что любое дуновение ветра или неверное движение может разломить его, как засохшую травинку, пополам, и грудь сдавливает, как в детстве, и…

Узник уже не может держать себя в руках, он дергается из стороны в сторону, он пытается сделать хоть что-нибудь, что-нибудь! В мыслях взывает ко всем Богам, и Светлым, и Тёмным, и ушедшим на покой столетиями назад Мёртвым.

Ему плевать на все прошлые предустановки, ему плевать на все свои принципы, плевать на всё! Выжить, выжить, лишь бы, черт побери, выжить! Нет, нет, нет! Всё не может закончиться здесь, всё не может закончиться так! Он не зря терпел все мытарства в церкви, он не позволит себе сгинуть подобным образом! Где же все силы, где же они? Где! Он же не может просто так… Он же не… Изотл, где же ты?..

— Ха-ха-ха-ха, флагеллянт, что-то мне подсказывает, что тебе та-ак не терпится ощутить эту крутую, современную и даже не проржавевшую пилу на своей прелестной ручке, — смеётся Мерек, хватаясь за подбородок флагеллянт пальцами и насильно поворачивая его голову к себе, — но я тут, вообще-то, стараюсь подставить её так, чтобы не отхерачить тебе вообще всё ниже плеча, — его голос звучит слишком непринужденно для слов, что со смехом вырываются из его уст.