В ту весну они сцепились на задворках причала, не поделив самую обыкновенную лошадь. Ярость и самоуверенность молодости столкнулись со спокойствием и опытом. Тогда Асгейр понял, что нельзя слепо отдаваться чувствам, забывая о разуме и холодном расчете. Тогда Мортен получил гораздо большее, чем верного слугу. Он получил преданного друга.

И сейчас, сидя перед жарко горящим костром, Асгейр ощущал себя точно также, как в тринадцать лет памятной весной. Ему казалось, будто Мортен даже слова повторяет те же самые.

– Ясный ум. Голова всегда должна оставаться ясной. Нельзя. Нельзя, черт тебя побрал! Сломя голову кидаться вперед, – ярл гневно ткнул палкой в костер, раскидывая бревна и вызывая столб искр. Они сидели около дома Давена. Дети давно уже разбрелись по домам. – Я даже спрашивать тебя не буду, почему ты не пришел сперва к нам. И так по глазам бесстыжим все вижу.

Мортен надолго замолчал, наблюдая как слабо сыпавший снег испаряется над костром, так и не долетев до земли. Он был в ярости от самоуправства Асгейра. В гневе от его бездумного порыва отправиться в Хардангер одному. И в тоже время весьма доволен, что Хэкон, возможно, присоединится к ним.

– Волчье время, – голос Давена прозвучал неожиданно и весьма зловеще.

Корабельных дел мастер сидел напротив и блики огня вырисовывали безобразные узоры на покрытой шрамами коже. Он дернул щекой и продолжил:

– Лютыми зимами волки собираются в огромные стаи, пожирая целые семьи. Но мы не уподобимся им в этот раз. Будем выжидать, присматриваться. Хэкон обещал прислать на Блот гонца с известиями. Тогда и посмотрим. Если тому подонку нужен был Шлесвиг, то не думаю, чтобы он так легко отказался от своих желаний.

Мортен утвердительно кивнул, принимая правоту слов товарища. Рано или поздно предатель себя выдаст. Если же верить сейдконе, то такой момент наступит в набеге, когда два конунга отправятся грабить чужие берега. А то, что Хэкон согласится, мало кто сомневался. Важный шаг для обоих поселений – такое упустит лишь полный глупец. А ярл Хардангера глупцом не был.

– Асгейр, я тебя прошу, не торопись, – Мортен положил широкую ладонь на плечо викинга. – Ни я, ни Давен не хотим вылавливать из воды или находить в ельнике твой труп. И уж тем более Вигдис не заслужила в одну зиму терять вас обоих. Будь осмотрительнее, – ярл помедлил, видя, как его слова бьют Асгейра по больному. После чего печально усмехнувшись, произнес. – Тем более теперь ты знаешь, что мы с Давеном не причастны к смерти Гуннара.

Старый друг спокойно поднялся и направился прочь. Вскоре его силуэт поглотила тьма окружающего их леса. Асгейр неотрывно смотрел ему вслед и чувствовал, как вина и стыд гадкой змеей обвивают шею. Он оскорбил своим недоверием Мортена, который в тот день вместе с ним и Давеном провел на драккарах, подправляя и готовя судна к зиме. Да, никто из них не успел бы дойти до Хардангера, чтобы оттуда отправится следом за Гуннаром. Никто из них и не стал бы этого делать.

– Порой ты ведешь себя как самый настоящий остолоп, – невозмутимый голос Давена выдернул его из угрюмых мыслей.

Корабельщик протянул дымящуюся кружку и проговорил:

– Но Мортен слишком хорошо тебя знает, а потому помнит, что ты сначала делаешь и только потом думаешь. Все таки окончательно он так и не смог тебя перевоспитать, – корабельщик усмехнулся и сделал добрый глоток пьянящего напитка.

– А ты? – Асгейру было приятно осознавать, что Давен не спешит выкидывать его вон за столь гнусные подозрения в предательстве.

– А я бы поступил точно также, – корабельщик с одобрением посмотрел, как Асгейр делает глоток.

Грог имел приятное травяное послевкусие, которого умела добиться лишь жена Давена, смешивая полугар с травяным отваром и подогревая все на огне.

– Мортен считает, что самые близкие люди никогда не предадут, если выбирать их с умом. Я же видел, как жизнь доказывала обратное, – пожал плечами Давен.

С подобными словами нельзя было спорить. По крайней мере теперь, когда голова находилась в легком опьянении. Да и сама атмосфера не располагала к долгим разговорам. Казалось кощунственным рушить музыку природы грубыми словами. Приятно потрескивал костер, слабые волны с тихим шелестом набегали на каменный берег, а со стороны горной речки доносилось журчание и слабые трели. Жена Давена, хрупкая светловолосая Марна, названная в честь бескрайнего моря, умастилась на коленях мужа и чистым, словно горные заснеженные вершины, голосом запела:

Сердца стук, сырой туман

Разрушен очаг и выжжен край

И сотни крепких рук сжимают сталь -

Заплатит враг за потерянный рай.

А кровь родной земли, что пролил враг

Осталась нам, и след палачей

Уже горят огни, и реет стяг

Гудят рога трёх сотен мечей.

Асгейр не знал, сколько он просидел у костра, полностью отдавшись ощущению покоя, которое уже давно не посещало его сердце. Будучи юными, переполненными мечтаниями и надеждами, они часто собирались у огня, распевая старые песни и делясь стремлениями. Их мечты улетали к богам вместе с горячим воздухом костра. Став старше они не изменили своим традициям. Но теперь огонь все чаще уносил ввысь древние песни о походах, странствиях и потерях, наполненных вязким ощущением пустоты и холода, сжимающим сердце узловатыми пальцами. И сложно было сказать, в каких строках содержалось больше жизни и правды. Асгейр, во всяком случае, ни в одной из них не видел лжи.

Он допил остатки грога и молча протянул Давену медведя ярла Толлэка, обвязанного кожаными лентами, которые нынче вечером отдала ему Грай. Корабельщик без лишних слов закрепил кожаный браслет над серебряным, так, чтобы фигурка медведя находилась с внутренней стороны руки. Окровавленное дерево щерилось во тьме трещиной. Это была насмешка и вызов. Заявление о том, что ничто не было забыто.

и благословение девяти матерей Хеймдалля

Сильный удар ноги сорвал дверь с подгнивших петель, отчего та с грохотом упала на соломенный пол. Дом наполнился оглушительным криком животных, горящих в соседнем хлеву, истеричным воплем женщины и звоном металла. Он наполнился звуками битвы. Резни. Викинги ворвались в поселение на закате, когда последние лучи солнца высветили золотой купол церкви, а уставшие крестьяне устраивались на ночлег. Северяне собрали богатый урожай добычи, изрядная доля которой была покрыта кровью.

Асгейр не торопясь вошел в дом, внимательно вглядываясь в темноту, выискивая возможную опасность. И не прогадал. Выдав себя глупым воплем, придающий защитнику смелости, на рыжего викинга кинулся молодой парень, вооруженный молотком. Крестьянин. Землепашец. Привыкший к тяжелому труду и не смыслящий в военном искусстве. Асгейр без труда увернулся от первой атаки и не позволил начаться второй, скупым ударом раскроив парню голову. Тело глухо ударилось о пол, подняв пыль. Оглядев помещение, мужчина обнаружил насмерть перепуганную девушку с волосами цвета темного янтаря, чьи дрожащие руки прижимались ко рту, а из глаз крупными бусинами падали слезы. Не глядя на расползающуюся по земле багровую лужу, мужчина шагнул к ней. Позже, во власти дурного настроения, он назовет ее, точно приблудную собаку, Савраской.

Беспощадная метель, разыгравшаяся пару дней назад, успокоилась накануне, покрыв Шлесвиг белоснежным покрывалом. Он слабо переливался под тусклыми лучами, наделяя мир не то очарованием снега, не то отчаянием холода. День зимнего солнцестояния не мог порадовать северян ярким солнцем. И если бы не метель, то природа окончательно потеряла бы приятные глазу очертания, щерясь серым небом. Мороз укрыл деревья инеем, затянул озера льдом, и даже ресницы покрывались искрящимся снегом. Как-то раз, больше двадцати лет назад, когда Шлесвиг точно также готовился к предстоящему празднеству, Асгейр на пару с Йоном уволокли соседские сани, отвязали здорового коричневого пса и устроили гонки в лесу. Холод в ту пору был злее. Яростно кусал за открытые щеки и даже меховые варежки не спасали. Асгейр помнил, как в тот раз чуть не отморозил себе пальцы на ногах. Кожа успела почернеть и лишь старания сейдконы помогли избежать непоправимого. Нынче погода казалась мягче. Или же мужчина просто привык.