– Совершенно с вами согласен, хотя… Честно говоря, я себе всё это представлял немного иначе. Почему Господь Сам не сошёл к нам, почему мы не увидели Его Небесное Воинство, ангелов, стоящих у Его престола? Почему не было никакого Суда? Всё произошло так неожиданно. Почему? Я всё время задаю себе этот вопрос: по-че-му?

– Пути Господни неисповедимы, – смиренно ответил отец Николай, крестясь и возводя глаза к небу, – нам ли, смертным, понять замысел Божий? «Он превыше небес – что можешь сделать? Глубже преисподней – что можешь узнать?» Всё в Его воле, и не нам судить о том.

– Конечно, конечно. С этим никто не спорит, но зачем так вдруг?..

– Меня оно застало прямо в сортире, – вступил в разговор брат Юлиан. – Представьте себе: сижу сру, ничего не подозреваю, и вдруг бабах! Трах! Треск, дым до потолка. Я подумал, это террористы. Ладно хоть штаны успел натянуть, а то бы так и прибыл сюда с голой вонючей задницей.

– Господь с вами, брат Юлиан, – Альберт смущённо махнул рукой. – Что уж, в самом деле, поговорить, что ли, больше не о чем? Вы, кстати, какого мнения придерживаетесь на тот счёт, куда после Разделения была отправлена вторая половина?

– Грешники? – удивился брат Юлиан. – Конечно, в ад, куда же ещё? Прямо туда, в геенну огненную!

– Говорят, они где-то на севере, – задумчиво произнёс отец Николай. – Не знаю, какое наказание наложил на них Господь, но хочу надеяться, что это нечто ужасное.

Помолчали. Солнце спустилось за горизонт, однако западная часть неба оставалась ещё довольно светлой. Лёгкий ветерок доносил с моря шелест волн и приглушённые крики чаек. Где-то рядом звенели цикады.

– Хорошо, – вздохнул отец Николай.

– Да, Единая Церковь, Единый Праведный Мир – это прекрасно, – по-своему истолковал его реплику брат Юлиан. – Я до сих пор не перестаю удивляться, что же раньше, ещё там, до Разделения, мешало всем нам прийти к пониманию и согласию? Неужели это было так сложно? Вы только посмотрите, какое изобилие, какая гармония окружают нас теперь. Почему же мы ничего не могли сделать раньше, сами?

– А потому и не могли, – несколько раздражённо ответил отец Николай. – Они везде и всюду мешали нам, тянули нас за собой на дно. Они разрушали все наши благие начинания. Они держали власть в своих грязных лапах, и всё, на что мы были способны, – это убеждать и верить. Вера нас и спасла. Слава Господу, который услышал наши молитвы и освободил нас. Слава Господу! Аминь.

– Аминь! – подхватил Альберт.

– Аминь, – смущённо пробормотал брат Юлиан, опрокидывая ещё одну рюмку.

Когда окончательно стемнело, а на западе обозначился серп молодой луны, Альберт стал прощаться, так как решил, что теперь самое время вернуться в город.

– Всего хорошего, – ответил отец Николай, – и попросите, пожалуйста, чтобы потушили эти проклятые бра. Такая чудная ночь, а они всё портят.

Брат Юлиан безмолвствовал.

Когда Альберт уже почти спустился с горы, в Церкви Праведного Единения забил колокол. «Полночь, – подумал он, – и, очевидно, праздник всё ещё продолжается». На душе было легко. Он чувствовал, что помимо него под этим прекрасным звёздным небом находятся сейчас и другие люди. Много людей. Славных, хороших, добрых. Он чувствовал, что безумно любит их всех, что готов ради них пойти на что угодно, даже на смерть. И это было прекрасно.

На окраине города ему повстречалась шумная компания. Альберт никого из них не знал, но его, очевидно, узнали.

– Ба, – воскликнула какая-то девушка, – да это отец Альберт!

– В самом деле, – подхватил один из парней, – давайте возьмём его с собой.

И прежде чем Альберт успел что-либо сообразить, его уже подхватили, закружили, увлекая вперёд, к центру города. Туда, где праздник был в самом разгаре.

«Откуда они меня знают? – удивлённо думал он. – Может, среди них есть кто-то из моих прихожан?»

Грянул салют. Небо расцвело красными, жёлтыми, синими цветами, а воздух наполнился восторженными криками.

– Отец Альберт, догоняйте!

Оставив его одного, молодые люди устремились дальше. Альберт улыбнулся. Обычно его веселило, когда к нему так обращались, но теперь вдруг стало немного грустно: «Отец Альберт… Какой я, к чёрту, отец! На много ли я старше этих ребят? Сколько им, лет по девятнадцать-двадцать? Мне двадцать пять, разницы-то. Нет, пожалуй, пора бросать церковную службу, нечего раньше времени хоронить себя. Состариться всегда успею».

Пройдя ещё несколько кварталов, он вышел к площади. Народу здесь собралось видимо-невидимо. Гремела музыка, снопами разноцветных искр взрывались фейерверки. Все четыре фонтана оказались снабжены электрической подсветкой, что создавало неповторимый по своей красоте эффект. Повсюду стояли небольшие чудно сервированные столики, так что гуляющие могли в любой момент остановиться, чтобы выпить бокал-другой шампанского или съесть бутерброд с ветчиной – бежать за всем этим в буфет не было нужды. Праздник удался на славу, но что больше всего поражало, так это царившая здесь атмосфера любви и гармонии. Люди веселились, танцевали, пили, но нигде не было видно пьяных или дерущихся. Всё это осталось там, вне стен Гимила.

Миновав эстраду и площадку для танцев, Альберт остановился возле невысокого верёвочного заграждения, чтобы посмотреть на выступление канатоходцев. Сделал он это скорее от удивления, чем из любопытства. Меньше всего можно было ожидать увидеть здесь цирк или некое его подобие. Впрочем… что, в самом деле, плохого в цирке? Цирк – это же не кабак.

– Минуточку внимания! – прокричал кто-то.

Музыка смолкла, послышалась тревожная барабанная дробь. Канатоходец, мужчина в сиреневом трико, усыпанном золотыми блёстками, должен был идти без страховки. Альберт заволновался. Что же они делают? Это же очень опасно! Высота была не меньше шести-семи метров, а внизу сплошной бетон. Он же разобьётся!..

Барабанная дробь оборвалась, эквилибрист взмахнул руками и, грациозно соскользнув с небольшой площадочки наверху опорной мачты, пробежался по проволоке. Толпа затаила дыхание. Пройдя туда-сюда просто так, артист стал показывать различные трюки. Он кувыркался, делал сальто, жонглировал кеглями, и всё это на натянутой, как струна, тонкой проволоке. Снизу казалось, что это не человек, а какое-то забавное насекомое, настолько проворными и ловкими были его движения. Толпа взорвалась бурей аплодисментов.

– Браво! Браво! – неслось со всех сторон.

Раскланявшись, артист приготовился к следующему номеру. Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с силами и сконцентрировать внимание, он завязал глаза чёрной лентой. Взмахнул руками, на мгновение замер. Сердце у Альберта учащённо забилось. Крики толпы смолкли. Осторожно нащупывая ногой проволоку, эквилибрист сделал шаг вперёд. Двигался он на этот раз очень медленно, слегка покачиваясь из стороны в сторону, очевидно, с трудом сохраняя равновесие. Дойдя до середины, он остановился, осторожно развернулся и вдруг… совершенно неожиданно сделал одно за другим четыре сальто.

Альберт перестал дышать. Закончив прыжки, канатоходец неловко забалансировал, качнулся вправо, влево, но очень скоро выпрямился, обретя равновесие. Толпа облегчённо вздохнула. Гимнаст уже поднял руку для того, чтобы сорвать с глаз повязку, когда одна из праздничных ракет с оглушительным треском разорвалась у него над головой. Зелёные огни брызнули во все стороны, канатоходец дёрнулся, оступился и, сорвавшись с проволоки, полетел вниз, на бетонные плиты.

Даже сквозь треск и шипение ракеты Альберт услышал тот отвратительный звук, с которым тело упало на землю.

На несколько секунд зрители оцепенели. Альберт отчётливо видел их застывшие (зелёные в свете сыпавшихся искр) лица. Затем ракета потухла, воздух прорезал безумный женский визг, и толпа пришла в движение. Несколько человек бросились к неподвижному телу, кто-то побежал вызывать скорую помощь.

– Жив? Что с ним? Он разбился?.. – волновался народ.