Даже последователи и ученики Б.Ф. Скиннера вынуждены полагаться на возможность выбора и свободу воли (несмотря на утверждения Скиннера об обратном; см. Beyond Freedom and Dignity (По ту сторону свободы и достоинства), 1971). Например, если клиент неоднократно пропускает сессии и утверждает, что ему мешают факторы подкрепления, он должен либо изменить свои факторы подкрепления, либо отказаться от лечения. Если же клиент утверждает, что ничего не может с собой поделать, то мы либо помещаем его в психиатрическую больницу или тюрьму, либо подвергаем остракизму в обществе. Его не выпустят и не будут относиться к нему иначе, чем как к безответственному психу, пока он не решит, что может с собой что-то поделать. Опять же, несмотря на рассуждения некоторых психотерапевтов на эту тему, общество в целом действует по принципу «если не можешь платить за квартиру – съезжай».

Следующая простая парадигма является центральной для того, о чём мы только что говорили:

I. Я не функционирую

II. Потому что

III. Я не могу      IV. Я не буду

Клиент выбирает «я не могу». Провокативный психотерапевт, твёрдо веря, что клиент не хочет, с юмором соглашается и воспроизводит мрачные постулаты психологического детерминизма, пытаясь спровоцировать клиента признать, что он не функционирует, потому что не хочет. Клиент соглашается с утверждением I и хочет объяснить себе своё поведение – утверждение II, что почти неизбежно приводит его к утверждению III. Задача психотерапевта – заставить его склониться в пользу утверждения IV, чтобы затем он смог совершить свободный выбор и руководствоваться им. Никто не способен дать ему эту свободу. Соглашаясь с тем, что мы в значительной степени являемся продуктом наследственности (среда, в конце концов, не даёт нам гениталий), что существует большое количество факторов, определяющих поведение человека, – экономических, социальных, психических и культурных, что мы рискуем показаться слишком банальными, мы в провокативной терапии тем не менее принципиально исходим из следующего постулата: клиент несёт ответственность за своё поведение. Примером одного из самых трудных признаний для любого человека может служить простая фраза «я сделал это своими руками». Принять на себя ответственность за своё поведение и не перекладывать её на других людей, систему и прочее трудно, но крайне важно. Многим покажется наивной и безвкусно незамысловатой позиция, согласно которой люди попадают в трудные ситуации по собственному желанию, но в терапевтических целях (изменить установки, восприятие и поведение клиентов) мы делаем именно такое допущение. Независимо от того, правда ли это, клинический опыт убедительно свидетельствует о том, что это наиболее действенное допущение, позволяющее добиться изменений в клиенте и наиболее полно реализовать его потенциал.

Клиент обладает гораздо бо́льшим потенциалом для нахождения адаптивных, продуктивных и социализированных способов жить, чем предполагаю я, он или большинство практикующих психотерапевтов.

В клинической практике широко практикуются мрачные прогнозы относительно недостаточных способностей клиентов, которые, вероятно, в большей степени отражают субъективную реакцию отдельного психотерапевта на то, что такое беспомощность и безнадёжность, чем какие-либо объективные данные о клиенте.

Психотерапевты, как и большинство людей, не любят признавать неудачу, и велик соблазн применить на практике некий алхимический процесс, благодаря которому наше разочарование и ощущение собственной несостоятельности как специалиста волшебным образом трансформируются в реальный элемент личности клиента: «Я как психотерапевт потерпел неудачу, поэтому вы безнадёжны». Или: «Если я вам не помог, то вам не поможет никто». Большинство из нас, кто хоть какое-то время работал с людьми, сталкивались с тем, что какой-нибудь уважаемый, умный, хорошо обученный, очень опытный человек делал или подразумевал в отношении конкретного клиента такое утверждение: «Этот человек не может измениться». А потом приходит студент или начинающий специалист, который ещё не знает, что делать, и помогает клиенту добиться значительных изменений. Мы предполагаем, что этот феномен можно объяснить следующим образом: прогнозы становятся самоисполняющимися пророчествами. Ведь какой психотерапевт захочет работать с клиентом с неблагоприятным прогнозом, если только он о нём не знает?

Возможно, нам нужно профессиональное смирение, чтобы признать, что даже если мы не в состоянии помочь конкретному клиенту, то кто-то другой, даже начинающий специалист, вполне сможет. Однажды я консультировал «трудный случай» в подростковом отделении; пациентке было семнадцать лет, за плечами десять лет госпитализации и множество других проблем. Один из помощников воскликнул: «Ну если Фрэнк Фаррелли не может её вылечить, то никто не сможет». Я ответил: «О нет, я на это не куплюсь». Хотя и поблагодарил его за горячую поддержку, я заметил, что ни один психотерапевт не является универсальным целителем. Наука постепенно выявляет самые разные причины, по которым это происходит. Однако, судя по нашему опыту, максима «что хорошо одному, то смерть другому» распространяется и на наших клиентов, что не может не радовать. Это вселяет надежду и даёт молодым специалистам повод ступать туда, куда боятся идти эксперты.

Большинство пациентов будто ходят с наклеенным на них ярлыком «хрупкое, обращаться с осторожностью». К сожалению, слишком часто психотерапевты верят этому ярлыку и реагируют соответствующим образом – руки прочь. Например, нередко можно услышать: «Она не готова к такому объяснению» или «Для его психики было бы слишком разрушительно сказать, что…» Большинство преподавателей, проводящих семинары или читающих лекции для психотерапевтов о росте и развитии человека, как правило, находятся под сильным впечатлением от психических проблем, которые могут развиться у человека. Нередко они настолько впечатлены психопатологией, что высказывают такое мнение: «Удивительно, что люди вообще вырастают наполовину нормальными».

Этот подход к обучению во многом определяет установку психотерапевтов по отношению к клиентам, а также то, на что и как он будет реагировать: на силу и здоровье пациента или на его психопатологию и социальную девиантность. Провокативный психотерапевт, пародируя традиционные подходы, чрезмерно фокусируется на «неправильности» пациента, пытаясь спровоцировать его признать, что с ним всё в порядке. Это не чрезмерный оптимизм, а просто более интеллектуально точное утверждение – ведь очень важно помнить, что психотерапевт видит пациента в его худшем состоянии (например, Джекобсон (1965) зафиксировал, что 75 % клиентов находились в состоянии крайнего кризиса, когда он начал с ними встречаться). Если психотерапевт ориентируется только на эти данные (дисфункциональное, кризисное поведение), то он получает очень искажённую картину и неточно оценивает реально существующие сильные стороны клиента и его способность преодолеть кризис. Хотя следует понимать, что клиент может иметь психические и физические ограничения, в целом мы должны требовать от него большего. В значительной степени он будет вести себя так, как от него ожидают, а не так, как будто его психика является эквивалентом дрезденского фарфора.

В клинической практике известно, что ожидания персонала в отношении госпитализированных пациентов, как правило, реализуются пациентами. Если персонал ожидает, что пациенту станет лучше, то так и происходит; если персонал ожидает, что пациенту станет хуже, то ему становится хуже; если персонал ожидает, что пациенты ничего не будут делать, то именно так они и делают. Почему? Ответ найти несложно: персонал будет действовать в соответствии со своей системой убеждений. Например, если они ожидают, что пациенту станет лучше, они будут использовать различные методики, благодаря которым состояние пациента улучшится.