«Вопрос не в том, хотим ли мы, чтобы немцы страдали за свои грехи… [Вопрос в том], можно ли в течение многих лет удерживать в рамках 70 миллионов. человек на таком низком уровне существования, какой предусматривается предложениями Казначейства. Второстепенный вопрос заключается в том, будет ли это хорошо для остального мира в экономическом или духовном плане».
Мы вполне можем восстать против бесчеловечности подхода Моргентау. Мы можем осудить его как неосуществимый, то есть что мы не готовы его осуществить и не верим, что смогут другие. Но мы не можем отрицать, что эти предложения являются последовательным ответом на проблему, которую пока никто не решил удовлетворительно.
В это время разрабатывались планы на случай, если армии союзников совершат прорыв и война на западе закончится осенью 1944 года; ответственные за организацию военного правительства должны были подготовить проект инструкций в отсутствие каких-либо четких инструкций от своих политических начальников о том, как следует обращаться с Германией. Германский отдел Верховного штаба экспедиционных сил союзников (SHAEF), действуя по принципам, аналогичным тем, которые были разработаны в Государственном департаменте, составил «Руководство для офицеров военного правительства», которое, признавая, что первоначальные запасы продовольствия, вероятно, позволят обеспечить рацион в 1200–1400 калорий, установило цель в 2000 калорий на том основании, что при более низком уровне человек не сможет работать на регулярной основе. Оно также предусматривало сохранение некоторых отраслей тяжелой промышленности. В августе 1944 года мимеографическая копия этой книги попала в руки личного представителя Моргентау в Европе, который немедленно отправил ее обратно в Вашингтон. Когда ее показали президенту, он на пресс-конференции выступил с публичной критикой авторов за слишком мягкое отношение к немцам; документ был поспешно отозван, но ничем не заменен. 26 августа Рузвельт написал Корделлу Халлу:
«Крайне важно, чтобы каждый в Германии понял, что на этот раз Германия – побежденная нация. Я не хочу, чтобы они умирали от голода, но, в качестве примера, если им нужна пища для поддержания тела и души сверх того, что у них есть, их следует кормить три раза в день супом из армейских кухонь… Немецкий народ в целом должен понять, что вся нация участвовала в беззаконном заговоре против современной цивилизации».
Одна из лучших черт либерализма – неистовый гнев в ответ на жестокость, а Рузвельт отличался скорее сочетанием благородных порывов с проницательным политическим чутьем, нежели систематическим мышлением. Кроме того, в то время его голова все еще была занята решениями о военных операциях, которые также поглощали все внимание начальников штабов. К тому же его собственное здоровье начинало ухудшаться. В течение первых семи месяцев 1944 года Гарри Хопкинс находился в больнице или выздоравливал, а сам Халл перед своей отставкой в октябре некоторое время болел. Следовательно, у президента не было никого из близкого круга, кто понимал бы проблемы послевоенной Европы или глубоко вникал в них. Следует также помнить, что альтернативная политика, рекомендованная Госдепартаментом, предполагала сохранение военного контроля над Германией в течение длительного времени (Халл говорил о периоде в двадцать пять – пятьдесят лет), тогда как Рузвельт заявил Сталину в Ялте, что конгресс ни за что не позволит держать американскую армию в Германии более двух лет. Именно в этих обстоятельствах инициатива Моргентау получила столь активное внимание[6].
В конце августа Стимсон, военный министр, пожаловался президенту, что, хотя американские войска уже на пороге вступления в Германию, политика в отношении этой страны до сих пор не определена. В результате для рассмотрения этого вопроса президент учредил комитет в составе Халла, Стимсона, Моргентау и Хопкинса. После безрезультатной встречи заместителей 2 сентября, на которой Уайт изложил идеи Моргентау, основной комитет собрался 5 сентября, а на следующий день в присутствии президента – еще раз. Моргентау по-прежнему придерживался своей точки зрения. Хопкинс, по-видимому, выступал за ликвидацию германской сталелитейной промышленности. Халл выдвинул предложение, в значительной степени основанное на идеях Госдепартамента, но рекомендовал «удержать Германию на уровне прожиточного минимума» и «ликвидировать экономическое положение Германии в Европе». Похоже, что это были его личные рекомендации, добавленные без консультации с Департаментом, Стимсон, напротив, проявил себя человеком гораздо более широких взглядов, чем его Департамент в предыдущие месяцы.
Таким образом, в ситуации, когда через несколько дней в Квебеке должна была состояться важная конференция, когда союзные армии вступали в Германию и когда сопротивление противника в Европе могло прекратиться в любой момент, президент еще не решил, что делать с Германией после войны, а четыре высокопоставленных советника, которых он назначил себе же в помощь, безнадежно разошлись во мнениях.
Первоначальное намерение состояло в том, чтобы обсудить в Квебеке чисто военные вопросы, и ни Халл, ни Иден на открытии конференции не присутствовали. Моргентау, напротив, получил специальное приглашение, прибыл в самый разгар мероприятия, представил свой план президенту и премьер-министру и 15 сентября получил их первичное одобрение. План предусматривал разделение Германии на северную и южную части, интернационализацию Рура, передачу Саара Франции, части Силезии и Восточной Пруссии – Польше, а также удаление и уничтожение… ключевых отраслей промышленности, которые являются основой военной мощи. Британские читатели должны помнить, что президент и премьер-министр не могли не осознавать тех отчаянных экономических проблем, с которыми столкнется Великобритания после войны; одновременно с подписанием плана была согласована схема предоставления кредита в размере 6,5 млн долларов Великобритании, которой также предстояло подобрать под себя рынки, которые больше не сможет обслуживать германская тяжелая промышленность. Ответ Моргентау тем критикам, которые утверждали, что германская промышленность необходима для европейского процветания, заключался в том, что этот пробел заполнит Великобритания. Президент также уступил британцам в спорном вопросе о том, кому должна достаться северо-западная часть Германии в качестве зоны оккупации.
Как это обычно бывает, когда решения принимаются за спиной ответственных ведомств, буря разразилась, как только делегация Соединенных Штатов из Квебека возвратилась в Вашингтон. Новость просочилась наружу, и комментарии в прессе были неблагоприятными. Когда комитет Кабинета министров собрался на очередное заседание, Стимсон и Халл объединили свои усилия против Моргентау, и в результате возник тупик. Президент в ответ на протесты отрицал, что у него было намерение превратить Германию в аграрное государство; он также заявил Стимсону, что не знает, как ему удалось парафировать соответствующий пункт Квебекского соглашения. «Должно быть, это было сделано, – сказал он, – без долгих раздумий». Другому чиновнику он признался, что «поддался на уговоры старого и верного друга».
Ошибиться, конечно, может всякий. Но он отказался решать проблему возникшего тупика в комитете, заявив, что не потерпит такого раскола среди своих советников. 1) Халлу он сказал, что, по его мнению, дальнейшее обсуждение с британцами и русскими того, как следует поступить с германской промышленностью, не принесет никакой пользы. 2) 28 сентября он поручил Лео Т. Кроули, главе Внешнеэкономического управления, координировать американскую деятельность по данному вопросу, 3) но 20 октября выразил неприятие к «составлению детальных планов для страны, которую мы еще не оккупировали». Отдел по гражданским делам воспользовался этим подходом, чтобы добиться директивы, останавливающей все послевоенное планирование для Германии, включая переговоры в ЕКК, и только в апреле 1945 года это препятствие было преодолено.
