Но была велика не только сама проблема, но и стоящие на кону вопросы. Ведь мир во всем мире можно было сделать намного более крепким и надежным, если бы Германия смогла найти правительство, которое, не обязательно будучи демократическим в полном западном смысле этого слова, было бы лишено жажды завоеваний и решимости добиваться их силой. Возможно, истинно либеральное решение германской проблемы с самого начала было тщетной надеждой, но это не делает неизбежным переход власти в руки агрессивного национализма. Именно поэтому борьба за души в Германии – борьба, в которой немцы, как и иностранцы, могут сражаться на обеих сторонах, – является одним из самых жизненно важных начинаний нашего времени.

«Союзные войска, действующие под моим командованием, вступили в Германию. Мы пришли как завоеватели, но не как угнетатели. На территории Германии, занятой моими войсками, мы уничтожим нацизм и германский милитаризм. Мы свергнем нацистское правление, распустим нацистскую партию и отменим жестокие, угнетающие и дискриминационные законы и институты, которые создала эта партия. Мы искореним германский милитаризм, который так часто нарушал мир во всем мире. Военных и партийных вождей, руководителей гестапо и прочих, подозреваемых в преступлениях и зверствах, предадут суду, и если они будут признаны виновными, то понесут заслуженное наказание».

Так гласила первая прокламация, выпущенная Верховным главнокомандующим союзными экспедиционными силами. Последующие пункты наделяли его верховной властью как военного губернатора, приостанавливали деятельность всех немецких судов и учебных заведений (возобновление работы которых, однако, было разрешено, если позволяли условия) и предписывали чиновникам оставаться на своих постах до дальнейшего уведомления. Союзные войска находились в Германии с сентября 1944 года, когда впервые была опубликована эта прокламация. Поэтому ее следует рассматривать отчасти как оружие психологической войны и лишь отчасти – как попытку придать юридическую силу первым шагам союзного военного правительства. Наиболее яркой его характеристикой является негативный тон. К сожалению, аналогичного русского документа для сравнения не существует.

По ранее описанным причинам на первое место среди своих военных целей союзники поставили искоренение нацизма. Но когда победа, наконец, пришла, то в формальном смысле это оказалось вовсе не проблемой. Нацисты нигде не засиживались и не дожидались, пока союзники их «искоренят»; они не ждали, пока их изгонят из страны соотечественники; они просто исчезли. Первой задачей, стоявшей перед союзниками, было решить, кого поставить на их место. Однако акцент на том, чтобы оставить все на усмотрение германских властей, не сопровождался указаниями на то, как должны выбираться сами эти власти.

Первые офицеры военного правительства США явились в города и деревни, где стояла гробовая тишина, где пахло смертью и разрухой. Они пришли в деревни, где над каждой дверью висел белый флаг, где лица за забаррикадированными окнами можно было скорее почувствовать, чем увидеть.

Бургомистры и ландраты выбирались на основании заранее составленных списков. Как правило, офицер военного правительства вызывал к себе городского или сельского священника, учителя местной школы, нескольких местных жителей и просил предложить кандидатуру бургомистра или ландрата. После нескольких совещаний и как можно более тщательного изучения… выбирался временный административный начальник, а тот, в свою очередь, назначал других профессиональных руководителей, таких как начальники полиции и пожарной охраны, начальник продовольственной службы, местный клерк, инспектор автотранспорта и другие необходимые должностные лица.

Первоначально военные правительства набирались из офицеров и лиц, непригодных к боевой службе; по очевидным причинам самые способные и активные люди в войсках были недоступны, поскольку войну еще предстояло выиграть. Предпринимались некоторые попытки, особенно в Соединенных Штатах, набирать свежих людей с особой квалификацией, но их искали скорее в технических областях (например, в здравоохранении или муниципальном землеустройстве), нежели среди специалистов по общему управлению или среди тех, кто в той или иной степени знает Германию. Большинство отобранных проходили курс обучения (а иногда, чтобы скоротать время ожидания, целый ряд курсов), но при этом армейской организации и навыкам владения оружием уделялось столько же времени, сколько и структуре немецкого общества[19]. Значительный объем информации был изложен на бумаге, гораздо меньше передавалось офицерам, которым предстояло ее использовать, и еще меньше было усвоено. Лишь небольшая часть слушателей владела немецким языком, а в тех случаях, когда (как это часто бывает в армии США) способность хорошо говорить на нем обусловлена немецким происхождением, это, как правило, влияло на мировоззрение и становилось скорее помехой, чем помощью[20].

В эти первые дни военным правительствам неизбежно приходилось полагаться на советы местных жителей, и многое зависело от того, к кому именно обращались. Большинство советов на Западе имели консервативный уклон[21]. Например, умение говорить по-английски было важным, но не типичным среди работающих, даже если в это число входили не только миловидные секретарши, как иногда казалось со стороны. Многие офицеры, зная о сопротивлении церквей нацизму, считали себя вправе доверять местному духовенству, не зная, насколько консервативных социальных взглядов придерживались многие немецкие священники и пасторы; некоторые из полученных таким образом советов оказывались менее разумными, чем остальные. Другие обращались к людям, которых нацисты выгнали с занимаемых должностей; они, по крайней мере, обладали административным опытом.

Но в силу естественных причин многие уже постарели, а прежние традиции, в которых они были воспитаны, не всегда соответствовали новой ситуации. Эксперты-техники были склонны оценивать кандидатов на работу по их технической квалификации, а политические возражения отметать как несущественные. Действительно, было бы совершенно невозможно запустить немецкую экономику заново без какой-либо помощи со стороны нацистов, которые управляли ею, хотя, возможно, это и не оправдывало один из штабов армии США, издавший 7 июля 1945 года указ, который делал смещение нацистов с ключевых постов мерой дискреционной, а не повсеместно обязательной, тем самым нарушая основное положение директивы JCS № 1067.1. Еще больше усложняло ситуацию то, что составы военного правительства постоянно менялись по мере завоевания все большей территории Германии и укомплектования новых отделов. Так, в Гейдельберге за первые три месяца оккупации сменились три разных офицера, отвечавшие за вопросы образования и религии; во Франкфурте – четыре за два месяца. Немцы, назначенные на должность одним военным правительством, могли быть потом уволены его преемниками. А острый спрос на офицеров военного правительства вскоре исчерпал предложение: тех, кто имел хоть какую-то подготовку, попросту не осталось, и на эту работу направлялись военные прямо с поля боя; некоторые из них оказались первоклассными администраторами, но свои знания о Германии им пришлось приобретать довольно непростым путем.

Имеющиеся отчеты свидетельствуют о том, что в первые дни ситуация в русской зоне разительно не отличалась от вышеописанной. Там офицеры военных администраций знали о немцах и Германии еще меньше. Случаи назначения лиц с нацистскими или националистическими связями за их техническую квалификацию были отнюдь не редки. «Несколько способных офицеров, такие как офицер германского Генерального штаба и кавалер Рыцарского креста Луитпольд Штейдле, нынешний министр внутренних дел земли Бранденбург Бернхард Бехлер и нынешний начальник полиции Берлина Маркграф, совершили блестящий прыжок из фашистского Третьего рейха в ряды большевизма». Далеко не все ответственные посты доставались «проверенным» коммунистам или рабочим. Но, конечно, именно рабочие и коммунисты были теми, к кому в первую очередь обращались за советом; духовенство же откликалось не столь охотно. И если знание немецкого языка среди русских встречалось не чаще, чем среди англичан, то немцы, владевшие русским языком, вряд ли изучали его в средней школе.