Среднее работающее поколение еще помнит другие времена — трудные, тяжелые и, главное, не отмеченные вниманием к сельскому труженику. Деды и бабушки, отцы и матери взрослых детей, вступающих в жизнь, еще не всегда и осознают перемены. Инерция сознания такова: село — это хуже, чем город. А чем? Почему? Об этом они не задумываются; действуют стереотипы, складывавшиеся десятилетиями.
Честно говоря, мне не довелось встретить родителей, которые бы без всяких колебаний сказали: хочу, чтобы дети остались работать в селе. Среди молодых тружеников, вчерашних выпускников, немало отвечали на мои вопросы: решение принято правильно, жизнью в колхозе довольны. Но этот факт отражения в родительском сознании пока не нашел.
Родители, с которыми мне приходилось беседовать о судьбе подросших детей, разошлись во мнениях не очень резко. Местные, у которых здесь жили еще деды и прадеды, склонялись скорее в пользу колхоза, однако не слишком горячо. Да, здесь корни. Да, хорошо, чтобы дети продолжили их дело, приняли заботу о доме (неважно, что дом подчас новый, недавно приобретенный — в этом случае понятие дома расширяется, становится внутренним, «корневым»). Иногда говорили мне так: «Не надо бы от родительских могил». Или: «Куда из этих мест? Здесь все родственники, все друзья наши». Но интонации несли следы некоторой принужденности. И на прямой вопрос: «А если дети захотят в город?» следовало: «Пусть попробуют».
Те же мамы и папы, что еще не вросли в здешнюю почву, не обросли родственными связями, и вовсе не против того, чтобы младшие попытали счастья на стороне. Нет, не потому, что здесь плохо, ну а вдруг где-то лучше. «Все тянутся в город, пусть и наши туда же» — примерно таков немудреный и немудрый ход рассуждений.
Жизнь, конечно, берет свое. И старшеклассники подчас лучше чувствуют токи времени, чем их семейные наставники. Они много ездят, много видят, сравнивают, убеждаются, что Бессоновка кое в чем обогнала и областной центр. Кроме того, и вчерашние выпускники, осевшие в колхозе, — «за село». К этой бы агитации да здравый голос старшего — отца, матери... Но...
Вот только один откровенный разговор на эту тему. Собеседнице около сорока. Переехала в Бессоновку несколько лет назад, до этого жила на Украине. Семье на новом месте понравилось. Прижились, уезжать никуда не собираются ни она, ни муж. Рассказывает, как отправляла старшую дочь учиться в областной центр.
— Волновалась: сдаст — не сдаст экзамены? Председатель узнал, удивился: зачем рисковала? То ли поступит, то ли не наберет баллов. Мы бы, говорит, целевым назначением от колхоза направили. И стипендию свою платили бы. Учителя нам нужны.
— А впрямь, почему не обратились в правление? — спросила я.
Женщина на секунду сбивается, а после смущенно объясняет:
— Ну, чтобы не брать обязательств. Ведь тогда в колхоз вернуться надо.
— А это... плохо?
— Нет. Но вдруг замуж, или куда в город направят. Поступила моя на общих основаниях.
Поступить — поступила. Но, судя по всему, материнские мечтания не воплотятся в жизнь.
— Вернется, наверное. На практику сюда попросилась, все праздники она здесь. Кто поймет? Может, личное что ее сюда тянет, не пойму.
Все мы знаем: давление родительского авторитета оказывается довольно сильным в пору жизненно важного выбора, самоопределения, особенно в тех случаях, когда юноша или девушка не знают, какое им принять решение. А расхождение между влиянием школы, колхоза, общественных организаций и скрытым, почти «тайным» воздействием семьи порождает довольно тяжелые психологические ситуации и жизненные коллизии и сильно осложняет жизнь молодых людей (об этом еще пойдет речь). Причем колебания, естественно, охватывают не только тех ребят, в чьих семьях не одобряется решение остаться в селе, но и их приятелей, друзей. Сталкиваются два противоположных воздействия, а поле «битвы» — душа неокрепшая, незрелая.
В этом конфликте не много логики, еще меньше — пользы. Опять же досадное несовпадение: одни и те же папы и мамы на деле работают на престиж колхозных профессий, а на словах — «против». Не на трибуне «против», а дома, в узком семейном кругу...
Как хочется председателю, чтобы взрослые наконец однажды взглянули вокруг непредвзятым взглядом! «Что мне с ними делать, с этими «мудреными» родителями? Может, экскурсию для них организовать на предприятия Белгорода и Харькова? Пусть сравнят. На химкомбинат. Или к конвейеру их подвести, а? Пусть задумаются наконец, чем там лучше-то их детям будет?!»
Бессоновские педагоги работают «по линии профориентации» в основном с самими ребятами. Может, выбрать путь не такой прямой и помочь папам и мамам пересмотреть устоявшиеся взгляды? Может, так снять внутренние противоречия? Ведь если каждый в трудовом коллективе будет пропагандистом общих устремлений и в собственном доме, наедине с близкими, это придаст коллективным ценностям подлинную силу и убедительность.
Урок как урок
На уроке труда второклассники в ярких косынках, сатиновых беретах и нарукавниках готовили поздравления ко дню Советской Армии братьям, папам, дедушкам, знакомым. Они делали это очень старательно. Целью урока было — научить ребят пользоваться клеем и ножницами, сделать их руки более ловкими, развитыми. А для каждого из малышей обернулось добрым порывом порадовать близкого человека. Прежде чем приняться за красочный коллаж, всем классом повторили правила рабочего человека, написанные педагогом на доске. «Каждый работает на своем рабочем месте», «Работай дружно», «Кончил работу, убери свое место быстро и аккуратно». Что ж, такие истины годны в любой, и более серьезной, ситуации.
— Кому ты делаешь свой подарок? — спрашивала то одного, то другого ученика учительница.
— Папе. Мой папа, — рассказала Ира, — служил в армии, был пограничником. А теперь он механизатор. Он всегда получает вымпел на жатве. Сейчас папа ремонтирует комбайн в колхозных мастерских.
— И ты, Федя, расскажи нам о своем дедушке.
— Мой дедушка совсем не старый. В войне он не участвовал и даже бомбежки помнит плохо, был маленьким. Он токарь. Я был у него в мастерской, видел станок и как на нем работают. Дедушка получил премию, очень много денег. И купил мне сразу велосипед и футбольный мяч. Не в день рождения, а просто так.
— Мой брат учится в нашей школе, — вызвался рассказать еще один мальчик. — Он взрослый уже, его вызывали в военкомат. Когда он после армии вернется, то станет садоводом. Его колхоз, наверное, пошлет учиться и даст стипендию, потому что у брата нет троек.
— А мне хочется подарить эту открытку своему дяде. Он мамин брат. Работает на ферме, и все его уважают, потому что все животные у него всегда чистые. Мы раньше жили в другом месте, а дядя позвал нас в этот колхоз. Мама говорит: наконец-то мы по-настоящему зажили.
Жизнь, в ее многообразии, со всеми разнонаправленными влияниями, всегда просачивается во все щели. Разве не говорят ребята о своих близких и о жизни семьи друг с другом после уроков, на переменах? А здесь для жизни — большой, общеколхозной — просто не забывают открыть дверь, и она входит в класс. И сама по себе воспитывает, направляет, показывает. Так сумели устроить ее взрослые. И тем самым труженики облегчили задачу педагогическому коллективу.
Итак, труду учат ребят на практике (вспомним детский сад «Улыбка», вспомним результаты работы школьной ученической бригады, о которых шла речь на отчетном колхозном собрании). У меня было много возможностей убедиться — учат. Обосновывают ценность труда теоретически, пример тому уроки, проведенные в этот день (а сколько всего их!). Это дает результаты.
Я не раз убеждалась, что бессоновские ребята — настоящие труженики. Уверена, придет кто-то из них в город — не подкачает, на любом месте докажет свое трудолюбие и ответственность. Останется в родном селе — тем более здесь все знакомо и привычно.
И все-таки... Все-таки какие-то штрихи, какие-то случайные впечатления мешали мне самой себе сказать: в этом вопросе здесь полный порядок. Что это я вспоминаю все какие-то «царапающие» мелочи? Мелочи-то — мелочи... Но за ними проблема. Возможно, одна из самых серьезных сейчас в селе. Кстати, перебирая записи, пойму, что именно эта проблема беспокоит и Василия Яковлевича Горина — не случайно не раз говорил о ней. Какая проблема?