— Вот так бы к земле, к поросенку, к трактору, к станку в ремонтных мастерских относились — как настоящий крестьянин к лошади относился, а? Чтобы и берегли, и боль чувствовали. Понимали — свое это. Наше.

Пути к этому? Организация труда, конечно же, должна быть соответствующей пробуждающей заинтересованность. В колхозе имени Фрунзе много лет назад появились первые хозрасчетные звенья. И уже много лет труженики соотносят свой труд, конечный его результат и заработную плату. Рачительность — это прекрасно. Но ее одной мало, чтобы сказать: вот человек, который нынче на земле нужен.

Горин приводит факты: заработает иной передовик тридцать — сорок тысяч, положит на книжку — и спадает трудовой пыл.

Значит, к организации труда, к разумности хозяйственного механизма надо прибавить что-то в душе. В сознании. Любовь к этим местам, к этим людям, что трудятся рядом. Общую цель.

Научно-техническая революция идет, а человеческий фактор остается фактором номер один. В нем и успехи заложены, и поражения. Так что растить человека — это самое важное, и надо это делать всем вместе.

Вновь и вновь об этом напоминает Горин. И далеко не всем он доволен.

С горечью рассказывает Василий Яковлевич о таком факте.

Молодой пахарь, вчерашний выпускник школы, победил в конкурсе трактористов. Радоваться за своего, бессоновского, паренька надо — и Горин радовался. Отлично посеял парнишка горох, отлично поработал на посевной.

Но вот председатель возьми да и спроси у передовика, какого он ждет урожая. Парень смутился: «Не думал, не знаю». Даже приблизительно не представлял, чего можно ждать от земли, от поля.

— Значит, для себя старался. Если бы работал для людей, обязательно бы прикинул. И к земле равнодушен. Настоящий крестьянин, хозяин, и земля-кормилица — единое, неразрывное, друг про Друга они многое рассказывают.

И снова — о неумении видеть «общечеловеческие» возможности улучшить жизнь — те, что на глазах, те, что рядом. Нынешние старшеклассники и колхозные комсомольцы, как все молодые люди во все времена, любят танцы. Есть свой оркестр, свои ансамбли. Но во Дворце культуры дискотеку устроишь не всегда, танцы — тоже. Дело за малым — нужна танцплощадка, на которую собиралась бы молодежь в теплое время. Но никто не догадался предложить: давайте сделаем. А так ли это трудно? Расчистить место, заасфальтировать. Поставить скамейки для музыкантов, осветить. Пустяки по местным условиям, сущие пустяки.

Горин называет все это «потребительскими настроениями». Не взять организацию дела на себя, выждать, когда за тебя и для тебя это сделают другие. Что ж, и впрямь потребительская позиция.

Когда председателя спрашивают, как работают в колхозе вчерашние школьники, выпускники Бессоновской средней, Василий Яковлевич, не задумываясь, отвечает: «Отлично, почти все — отлично». И приводит примеры. Трудовая активность, как правило, сочетается с активностью гражданской, социальной. И на рабочем месте, и в общественной жизни человек проявляется ярко. Вот хотя бы Оля Торопова. Она и доярка, лучшая в области, она и депутат районного Совета, представитель местной власти. И вот осталась в селе отличница Валя — ныне Валентина Николаевна Карпенко — колхозный секретарь, бессменный партийный вожак.

Так, может, и проблемы нет? Придут выпускники на фермы и поля, окажутся перед лицом конкретного дела — проснется активность, наберет свою высоту личность (тем более что для этого немало делается и школой, и семьей, и колхозом. И когда-нибудь обязательно скажется).

Все это так. Но куда уходят золотые годочки «от шестнадцати и старше»? И для личности плохо, если ее развитие затягивается, замедляется. Наберет ли предельную высоту? И для общества потери — ведь и молодые годы могут и должны быть созидательными. А потерь председатель не терпит. Ни в материальном исчислении, ни в духовном.

Под этим углом зрения и я оценивала теперь школу, по-новому вглядываясь в течение обычной жизни.

Поистине «в жизни без проблем не бывает». Прекрасная, такая удобная для детей «продленка» — и снова вопросы! Один из первых, кстати, — не слишком ли удобная?

Мы с директором школы Валентиной Николаевной Лазаревой заходим в школьную столовую. Меню для вершины зимы очень даже разнообразное. Винегрет. Суп гороховый. Котлеты с картошкой и капустой. Компот из сухофруктов. На полдник еще кисель и коржик. И вот эти коржики оставались на столах в больших количествах. Свежие, сладкие, вкусные. Кто-то надламывал, кто-то надкусывал, а кто-то даже не прикоснулся. Не голодные.

Валентина Николаевна обращается ко мне.

— Вы убедились, работают наши учащиеся много и хорошо. И все равно от потребительских настроений не застрахованы. — Показывает рукой на нежеланные коржики. — Понимаете, образовались перекосы. Иной парень за лето сам рублей триста заработает. Что ему наши бесплатные обеды? Копейки! Вроде так, мелочь. Зато входит в сознание: кто-то должен, даже обязан дать. Отменить эту самую бесплатность? Вроде с какой стати? В труднейшие времена кормили своих детей, а в хорошие перестали? Тоже логики нет.

И Валентина Николаевна предлагает свое (пока свое только, но уже нашедшее понимание у председателя колхоза, у педагогов, у многих родителей) решение проблемы.

— Мы и сейчас все наши блага отрабатываем школьным коллективом. Ну, если не все, то значительную часть. Даем доход колхозу. А что, если сделать школу хозрасчетным звеном? Школьники будут знать, что на обеды сами заработали — это ведь важно, такое знание, верно?

Ученические общественные организации — комитет комсомола, совет дружины — будут знать, как складывается и приход и расход. Задумаются подчас: надо ли, скажем, заказывать коржики? Или даже жестче: имеют ли право? Заработали ли на сладкое? Пусть учатся считать.

Вторая проблема, которая волновала директора школы: не слишком ли спокойны в Бессоновке родители? Сначала детский сад, после школа берут на себя все заботы о детях. Ребята возвращаются в дом вместе с матерью и отцом, одновременно с ними. Вроде бы хорошо. Можно работать без тревоги за младших. Но общеизвестно, что родительский инстинкт, как и родительский талант, обтачивается в трудностях. И потому это передается от старших младшим: родители ждут многого от школы — школа позаботится, школа накормит, школа научит. И дети привыкают брать, брать, брать...

Я понимала, что директора школы волновало потребительство не только то, что материализовалось в брошенных коржиках, гораздо более широкое. И предполагаемый хозрасчет — еще одна попытка активизировать личность.

Школу, педагогический коллектив не может не тревожить и не заботить тот факт, что почти все идеи, все «токи инициативы» пока идут в одном направлении: от взрослых к юным, от колхоза к школе.

Почему не ребята, а Горин предлагает всем односельчанам стать на лыжи? Сделать красивой каждую улицу? Вроде бы не так важно, кто зачинщик, если одна семья, но младшим так важно обрести свой голос, почувствовать радость самоосуществления, отточить свои умения и возможности.

На сегодня уверенно можно сказать: все бессоновские девчонки и мальчишки прекрасно действуют в пределах тех координат, какие задаются им школой и колхозом, взрослыми. «Потребуйте — сделаем, и отлично. Подскажите — мы готовы». Так, наверное, можно охарактеризовать позицию старшеклассников. И это неплохо, и такое можно встретить сегодня далеко не везде.

Но ведь далеко не везде в ребят столько вкладывается, В каждого старшеклассника из Бессоновки сегодня вложено столько, что, кажется, он в ответ должен излучать энергию, кипеть замыслами, отличаться каким-то широко гуманитарным подходом ко всем явлениям жизни. Ведь, создавая школу-комплекс, педагоги стремились создать личность нового типа, способную на самоотверженную инициативу, неожиданную, масштабную.

И, право, немного жаль, что занятия искусством в течение нескольких лет оказались для сельчан уж совсем «не опасными», вопреки предсказаниям литературного критика, — зря, зря он боялся: неуправляемого личного, точнее личностного, взрыва. И управляемого пока не произошло.