— Что стряслось-то? — поинтересовался я у моего главного кузнеца-промышленника.

— Как что? Сам же велел тебя звать, как только доспех тебе сошьем.

— Кольчугу что ли собрали?

Довольный кузнец подвел меня к манекену, накрытого тканью. Кстати, такую вещь как манекен я подсказал Аршаку, тот развил целое производство в этой отрасли. Дерева навалом, поэтому сделать такую безделушку не составляет труда. Добрыня снял покрывало. Перед моими глазами было произведение искусства. Кольчуга блестела и переливалась солнечными зайчиками. Я провел рукой по рубашке. Лепота.

Кольчуга плелась начиная с ворота и заканчивая подолом. Каждое разомкнутое кольцо продевалось в четыре сплошные, концы его сводились, в отверстие вставлялась заклёпка и в холодную расклепывалась молотком, соединяя пять колец. Иногда для большей плотности кольчуги кольца несколько изгибались, благодаря чему они теснее соприкасались друг с другом.

Эта вещь имела ценность, сравнимую с десятком драккаров. Подобных произведений военного искусства в мире единицы. На сколько я помню, кольчуга начала свое распространение только в позднее средневековье. Сейчас же — это танк среди повозок.

Я повернулся к кузнецу и обнял на радостях мастера.

— Государь, — проныл шкафообразный гном, — раздавишь же меня.

— Добрыня, ты превзошел мои самые сокровенные ожидания.

— Да ничего сложного не было в этом. Кропотливая, конечно, работа, затратная по времени, но ничего сложного, — польщено заявил кузнец.

— Сколько времени нужно, чтобы сделать такую кольчугу?

— Месяц, если есть проволока.

— Сколько человек ее делали?

— Два моих подмастерья.

Я ходил вокруг манекена не переставая поглаживать броньку. Сняв кольчугу с манекена, я с помощью Добрыни натянул на себя металлическую рубашку. По мне сшита, по моим меркам.

— Добрыня, это царский подарок.

— Дык, для царя и готовился, — хекнул кузнец и поклонился.

— Хватит уже спину гнуть передо мной, — проворчал я, — Это мне надо поклониться мастеру, сумевшему сделать такое.

Я поклонился Добрыне в пояс искренне и с уважением. Мастер зарделся от смущения. Угодил ему похвалой.

Я решил оставить на себе кольчугу. Пусть тело привыкает к лишней тяжести. Застегнув кафтан, я опоясался кушаком и дал Добрыне обещание подарить ему секрет огненной воды. Это заинтриговало кузнеца.

И нечего на меня ворчать. Ну попаданец я в конце концов или мимо пробегал? Какой уважающий себя попадашка не «изобретет» самогонный аппарат? Вот и я о том же. Тем более спирт Метику очень нужен. Так что тут и оправдание есть — исключительно для медицины ради.

Минут десять я потратил на объяснение кузнецу особенностей устройства самогонного аппарата. Добрыня снова загорелся. Чувствую, в следующий мой приход сюда я уеду в хмельном подпитии.

Возвращение в Хольмгард было ознаменовано ультимативным требованием отца пообщаться с глазу на глаз. Я с Агой поспешили за ним. Странно себя он ведет. Царю приказы отдает. Вот ведь смелый какой! Это я так подумал, но вслух побоялся сказать. Мало ли, ведь за ремень взяться может. Не посмотрит, что царское седалище лупит. Батя, все же.

Я с Агой и отцом зашли в зал старейшин. За столом сидел Буривой и рассматривал мой трон. Железный трон царя Гардарики, собранный и отлитый кузнецом-мастером Добрыней из железа и трофейных топоров и секир. Красивое зрелище. Лучше своего вестеросского прообраза.

Перестав разглядывать мой трон, Буривой покосился на меня, а потом впился своими пронзительными глазами в Агу.

— Ты доверяешь своему охраннику? — спросил дед, кивая на моего товарища, — Не разболтает он тайны твои?

Я повернулся к Аге. Боковым зрением увидел тщательно скрываемую улыбку Гостомысла.

— Ты же никому ничего не расскажешь. Правда? — спросил я Агу.

— Ага, — ответил мне Обеликс, озарив искренней улыбкой.

Отец прыснул, не удержался.

— Ну вот, видишь, — обратился я к Буривому, — он никому ни-ни.

Дедушка интуитивно догадывался, что что-то не так, но пожевал губы и фыркнул на нас. Мы уселись за стол, напротив деда. Ага встал за спиной, у входа. Я редко сажусь на трон, используя его только в целях, требующих официоза, наподобие приема послов и прочего.

— Я приехал сюда не для того, чтобы ваши рожи хитрые любозреть, — начал Буривой.

— Отец, Ларс — твой внук, прояви хотя бы к нему чуткά любви, перебил Гостомысл, хмуря брови.

— Чай не маленький уже, — скривился дед, — прожил без моей ласки и вона каким мужем стал. Царь.

— Ладно, деда, мне все равно на проявления твоих чувств, — отмахнулся я от темы, — рассказывай, чего звал. У меня делов полно.

Мне кажется у Буривого сейчас случится сердечный приступ. Глаза расширились, дыхание перехватило. Сейчас кондрашка хватит. Отец мне такого не простит. К моему удивлению именно Гостомысл и разрядил ситуацию. Его хохот прокатился по залу. Дед сначала нахмурился, но потом присоединился к смеху.

— Сразу видно, моя кровь в твоих жилах, — заявил Буривой, отсмеявшись, — наглый, дерзкий и без каких-либо предрассудков к старшим, едрить его через колено.

Надо же, удостоился похвалы. Всего-то надо было слегка нагрубить старику.

— И все же, что случилось, — мне хотелось побыстрее закончить разговор, чтобы опробовать кольчугу в тренировке, а заодно проверить его непробиваемость от колюще-режущего оружия.

— Где-то с месяц назад ко мне прибыл доверенный купец и поведал интересные вести про Киевского князя Мезислава, — начал рассказывать дед.

Оказывается престарелый Мезислав, с которым дед еще тридцать лет назад совместными усилиями грабил горда в Византии, набрал силу и подчиняет себе ближайшие племена. Вроде ничего в этом сверхъестественного нет, но был маленький нюанс, который в корне меняет дело. Мезислав всегда был жаден и не умел приумножать богатства, из-за чего у него не было нормальной дружины, так как платить было нечем. Но тут у него, ни с того ни с сего, появляется капитал, на который он нанимает варягов и терроризирует округу, подавляя сопротивление и присоединяя к себе соседей. Ближайшее крупное племя на северо-западе — древляне, очень воинственный народ, который он смог покорить. С востока у него в союзниках — северяне. А на севере дреговичи и радимичи, те самые, которых Радомысл пытается склонить в наше царство.

Люди Буривого сумели узнать, что спонсорами всей этой «движухи» являются хазары. Северяне — данники каганата. Через это племя хазары склонили Киев к союзу и руками Мезислава пытаются создать некий анклав, который будет противовесом Гардарики. Даже до Буревого дошли вести о сражении за Кордно, а битва на Ладоге уже вошла в песни наших скоморохов. Дед считает, что хазары испугались усиливания царства Гардарики, поэтому решили чужими руками, что называется, «подвинуть угли в печи». Сам каганат погряз во внутренней междоусобице, поэтому им не до моего царства. Хазары считают, что смогут стравить Киев и Хольмград, так как наметился конфликт интересов — присоединение дреговичей и радимичей. И пока мы будем возиться друг с другом, они решат свои проблемы и прихлопнут победителя.

Вот такие пирожки. Высокая политика в древнем мире IХ века. Но это еще не все. Есть слухи, что мой старый знакомец Рогволд стоит на службе у Мезислава. Давно от этого негодяя не было вестей.

— Нужно ждать Радомысла и попутно отправить гонцов, чтобы созвать царское войско, — задумчиво заявил Гостомысл.

Я молчал, опершись на спинку стула. Что-то тут не чисто. Может Буривой сам хочет моими руками убрать Мезислава. А может Буривого подкупили те же хазары. Может быть такое? Не исключено.

— Дед, а ты войдешь в царство? Примешь вассальную присягу? — с сомнением спросил его я.

Второй раз деду поплохело. Что же ты такой впечатлительный, дедушка? Буривой резко успокоился и впился своим фирменным взглядом в меня.

— Постой, внук, — дед прищурился, — неужели ты считаешь, что я могу врать и преследую свою выгоду?