– Моя бывшая супруга писала мне недавно о том, что собирается выслать кое-какие документы и фотографии сыновей. Я полагал, что всё это она пришлет по почте. А тут вот вы, как нельзя более кстати, поехали в Париж… Благодарю вас, Борис Анатольевич.
Потом повисла небольшая пауза, которую удачно прервал Алекс.
– Георгий Павлович, скажите, а какие у вас на сегодня планы? Вы долго пробудете на Тертре?
– Я? Право, господа, у меня на сегодня не было каких-то особенных планов. Я и на Тертр-то пришел лишь более от скуки, – граф развел рукам.
– Если так, то может, мы все вместе пойдем и выпьем где-нибудь пару стаканчиков вина?
– В такой милой компании, да с превеликим удовольствием, – улыбнулся граф. – Погодите, я только соберу свои работы.
– А можно я их посмотрю? – смущенно попросил я.
– Конечно. Но здесь, со мной, их сегодня немного. Всего пять.
– Они все с русскими пейзажами?
– Все, – кивнул Гурьев.
– Я хочу их купить. Это возможно?
– Почему бы и нет, – отозвался Гурьев. – Только я охотнее вам их просто подарю.
– Нет, что вы, – смутился я.
– Молодой человек, вот ваш друг Алексей давно уже меня знает, и знает, что к счастью, я вовсе не бедный человек, а потому чаще всего я просто дарю свою мазню всем своим знакомым. Я ведь нигде не учился на художника и считаю свои работы сплошным дилетантством.
– Для дилетанта вы слишком талантливы, – твёрдо возразил я.
– Знаете что, – примирительно произнес Гурьев. – Я, наверное, приглашу вас к себе, и вы выберете то, что будет вам по вкусу. Идёт?
– Идёт, – с радостью согласился я.
– А сейчас я соберу все работы в свой ящик, а в ресторанчике, не торопясь, вы их посмотрите.
– Хорошо.
Гурьев сказал что-то по-французски своему тучному соседу, художнику с красным лицом и маленькой береткой на лысой голове. Тот кивнул, и мы подались в сторону проулка, ведущего с площади Тертр.
– Господа, вы не против, если я отведу вас в одно, довольно милое и ненавязчивое местечко? Я иногда там обедаю, либо просто сижу часами и пью вино. Там хорошо, особенно в дождливую погоду.
– Конечно, – тут же согласились мы с Алексом, тем более что на синем парижском небе невесть откуда набежали тучи, и скрылось солнце, сделав Тертр уже не таким ярким, как прежде. Подул прохладный ветер. Моё живое воображение тут же подкинуло мне мысль о том, что, как и у Корнея Чуковского, невидимый крокодил проглотил лучистое солнышко Монмартра вместе с пёстрой палитрой площади Тертр. Площадь вмиг осунулась, затихла и присмирела.
Граф поднял глаза к небу:
– Кажется, нам нужно поторопиться, как бы ни начался дождь.
Мы свернули на одну из знаменитых улочек старого Монмартра. Впереди замелькали яркие вывески местных кафе.
– Вы здесь впервые, Борис? – спросил меня Гурьев.
– В Париже я второй раз, но на Монмартр Алекс привёл меня впервые.
– О, тогда вам будет весьма интересно узнать, что согласно местным легендам, вот в этом кабачке, – граф указал на невысокое здание с витриной и яркой вывеской «Le Consulat», окрашенное в темно-бордовый цвет, – бывали такие знаменитости, как Пикассо, Сислей, Ван Гог, Тулуз-Лотрек и Мане. Неплохой, однако, списочек, – хмыкнул Гурьев. – Вы, Борис, можете посидеть за теми же столиками, что сидели эти гении.
В ответ я улыбнулся, ибо граф назвал мое имя по-европейски, с ударением на первый слог.
– Но сюда мы сегодня не пойдем. Это вы без меня как-нибудь здесь пообедаете. А вот ещё одно знаменитое кафе, – он указывал на здание зеленого цвета. – А здесь, знаете ли, согласно уверениям местных рестораторов, любили сидеть Диаз, Писсарро, тот же Сислей, Сезан, Тулуз-Лотрек, Ренуар и даже Золя. Но сюда мы тоже сегодня не пойдем. Я всё еще веду вас в свое местечко. Кстати, дальше по улице располагается милый кабачок «Проворный кролик» (Le Lapin Agile). Там тоже собирались известные художники. Но и туда мы сегодня не пойдем. Вы знаете, Борис, здесь решительно нет ни одного здания или переулка, с которыми бы не было связано чье-то известное имя. Пусть Алекс вам потом покажет и все местные «мельницы». Там тоже сейчас открыты рестораны. Я, кстати, иногда обедаю в «Мулен де ла Галет». Ну а в «Мулен Руж», я полагаю, Алекс вас уже сводил.
– Нет, мы еще только собирались, – живо отозвался Красинский. – Может, составите нам компанию?
– О нет, мальчики, тут я пас. Наверное, я стал стареть. В «Мулен Руж», по моему мнению, ходят либо юнцы безусые, либо старцы с воображением и полным багажом несбывшихся надежд, – граф иронично улыбнулся. – По крайней мере, я нахожусь в том довольно скверном и критическом возрасте, когда былое легкомыслие юности давно помахало мне рукой, а до старческого благодушия и маразмов я ещё не успел пока дожить.
Глядя на графа, Алекс глупо улыбался, пытаясь осмыслить его иронию.
– Ах, не смотрите так на меня, мои юные друзья. Здесь всё проще, чем может показаться на первый взгляд. Видимо, я слишком консервативен в области любовных отношений. И более всего ценю в женщинах скромность, ум и породу. И вот эти самые традиции развеселого канкана, когда женщина одним лишь взмахом ноги сбивает с мужчины шляпу или пенсне, приводят меня в некое замешательство и испанский стыд. И эти умопомрачительные панталоны с разрезами в шаге. О, нет… Я, конечно, далеко не ханжа. Но в таких вещах мне милее интимность, нежели публичность.
– Граф-граф… – отозвался Алекс. – Ну, о падении нравов еще римляне говорили: «O tempora, o mores!»
– Да, юноша, вы, несомненно, правы. Кстати, впервые я увидел канкан еще в России, в театре на Дмитровке. Я до сих пор вспоминаю это мероприятие с обжигающим чувством неловкости. По незнанию меня угораздило туда пойти с одной юной и весьма симпатичной дамой. Помню, что после спектакля я наговорил моей, ни в чем неповинной спутнице, каких-то дерзостей и быстро ретировался.
– А вот Тулуз-Лотрек с вами, Георгий Павлович, ни за что бы, не согласился, – возразил Алекс. – Я уже рассказывал Борису о любви этого гениального коротышки из графского рода к дамам лёгкого поведения. Тот был завсегдатаем дамских гримёрок из «Мулен Руж».
– Не смущайтесь, Борис Анатольевич, – Гурьев обратился ко мне. – Вам придется привыкать к легкомысленным нравам этих мест.
Он вёл нас по узким улочкам Монмартра.
Пока он показывал нам местные достопримечательности, на улице начался дождь. Редкие пухлые капли застучали по мостовой и крышам, покрывая всё пространство влажным глянцем. Мы прошли еще полквартала по какой-то незнакомой улице, пока граф не привел нас к русскому ресторану.
– Я знаком с его владельцем. Он бывший офицер одного из корпусов барона Врангеля, а ныне всерьез и довольно честно занялся ресторанным бизнесом. В основном это блюда из русской кухни. Хотя в его меню есть и чисто французские деликатесы. Проходите, господа.
У входа в ресторан стояло чучело бурого медведя с белым рушником и поварешкой в мертвых когтистых лапках. В конце небольшого зала играл патефон с танго Оскара Строка «Ах, эти черные глаза».
– Видите, здесь и музыка весьма приличная. Я, знаете ли, тоже люблю грешным делом послушать чудо современной техники – патефон. У хозяина есть много хороших пластинок. Есть Шаляпин, Плевицкая, джаз Парнаха. Есть какие-то народные исполнители и даже американский джаз. Я вот тоже себе недавно приобрел этот славный ящичек Пандоры, фирмы «Патэ». Этому дьявольскому механизму, как ни странно, удается довольно неплохо скрашивать мои одинокие вечера.
Теплый и бархатистый сумрак русского ресторанчика показался мне весьма уютным. Возле каждого стола висела лампа с вишневым абажуром. Но электрический свет лился мягко, делая обстановку по-домашнему милой. Аромат чудесной выпечки и жареного лука струился со стороны кухни. Мы присели за один из свободных столиков, возле окна.
– Вот здесь я обычно и обедаю, – пояснил Гурьев. – Располагайтесь, господа.
На улице уже вовсю шел дождь, заливая потоком воды рисованные на стекле яркие буквы: «Русский медведь».
