От этого она чувствовала себя немного менее дерьмово.

Когда зазвонил ее телефон, она возвращалась в отель. Сотовый молчал со звонка Таля. Она практически разорвала задний карман, пытаясь достать его. Но это был не Таль.

— Взволнована!? — проворковал Майк.

— Устала — это более точное определение моего состояния, — вздохнула Миша.

— Ох, моя бедняжка. Долгая дорога? — спросил он своим сюсюкающим голоском. Раньше он вызывал у нее смех. Теперь же заставлял чувствовать себя ужасным, проклятым монстром, шлюхой-изменщицей, охрененно ужасным человеком, ох, бл*ть,БЛ*ТЬ.

— Типа того. Во сколько ты приезжаешь?

— В моем маршруте сказано, что я должен прибыть в твой отель около шести вечера. Не могу дождаться! Ты нашла, где нам поесть? Такое чувство, будто прошла целая вечность с тех пор, как я тебя видел, — простонал он.

— Я тоже, — прошептала она, вытирая слезы.

— И я должен тебе кое-что сказать, — начал он, и она услышала это в его голосе. Готовился очередной часовой разговор на тему «Миша-молчит-и-слушает».Больше ей не вынести.

— О, боже. Дождись приезда. Нам есть о чем поговорить.Много о чем, — подчеркнула она.

Конечно же, он ее проигнорировал.

— Я только хотел, чтобы ты узнала прежде, чем вернешься домой. Моя мама кое-что у нас поменяла. Думаю, тебе очень понравится, она выбросила старый диван и купила нам…

— Она выбросила мой диван!?

— Да ладно тебе, Миша, он был старый. И она подарила нам крутой кожаный диван, — продолжил он.

— Я ненавижу кожаную мебель.Ты это знаешь,— отрезала она.

— Да-да, но ты же ее знаешь, и я, правда, думаю, что тебе понравится. И она отнесла всю твою одежду в химчистку. Это мило, — продолжил он.

Какого. Хрена.

— Она рылась в моей одежде!? — прошипела Миша.

— Только в той, что в гардеробной.

Только в моих самых красивых, самых дорогих нарядах.

— Майкл Рапапорт. Ты знаешь,знаешь, как я отношусь к этому дерьму.Ты знаешь. Почему ты позволил ей это?! — возмутилась Миша.

— Потому что она была очень милой и заботилась обо мне, покакто-то находилсяна другом конце света. И с вещами все в порядке, ты бы даже и не заметила. За исключением твоей замшевой куртки, кажется, она испорчена, но ты все равно ее больше не носишь.

Миша постаралась сдержать гнев. Она больше не носила замшевую куртку, потому что та была подарком ее умершей школьной подруги. Обычно за этим следовала громкая ссора с криками, с множеством красочных слов, описывающих его мать-стерву. Но то, что он сказал, остановило ее: «…покакто-тонаходился на другом конце света».А учитывая, чем она там занималась, Миша… не имела права злиться. Ни из-за чего. Он мог бы поджечь дом, а ей бы оставалось лишь улыбнуться и поблагодарить.

Потому что я ужасный человек.

Он без конца болтал об изменениях, которые внесла его мама. Миша притворялась, что слушает, вплоть до своего гостиничного номера. Она прижалась к перилам балкона и давала соответствующие ответы в соответствующие моменты разговора. В конце телефонного звонка он закончил своим обычным «люблю тебя!»; она не ответила. Ей хотелось чувствовать себя виноватой, но когда она положила трубку, в ее голове раздался другой голос.

«…перестань считать себя ужасным человеком… береги себя и свое сердце»

Но это трудно сделать, когда твое сердце находилось где-то еще.

***

На следующий день Миша проснулась, чувствуя себя немного лучше. Слова Таля крепко угнездились в ее сознании. Она совершила ужасный поступок, но это не обязательно делало ее ужасным человеком. Она должна быть сильной. Ради себя. Ради Майкла. И даже ради Таля. Он сделал для нее нечто удивительное. Она отплатит ему тем же.

Весь день она посвятила телефонным звонкам. До прибытия Майка оставалось два дня — после этого она знала, что все полетит ко всем чертям. Друзья у них были общими. Муж ее подруги Лейси был лучшим другом Майка, Миша точно ее потеряет. И мама Миши любила Майка.Обожаааалаего. Она бы очень расстроилась. Мама Майка, конечно, расстроится, но Миша ей все равно никогда не нравилась.

Может, она знала что-то, чего не знал никто из нас.

— Привет, подруга! — взвизгнула Лейси ей в ухо.

— Привет! Как дела?

Миша рассмеялась и подтянулась на перила балкона. Это были не столько перила, сколько каменная полустена. Ей удалось сесть на нее и скрестить ноги.

— Хорошо! Очень хорошо. Ты бы гордились мной, танцовщица, я не отлынивала от тренировок!

Танцовщица…

— Потрясающе, Лейс, так держать.

— А как ты? Итальянская еда осела на твоей заднице? — поддразнила Лейси.

— Немного, — усмехнулась Миша.

На самом деле она набрала около пяти или более фунтов. Сначала она расстроилась, но Таль одобрил. Весь вес пришелся на ее задницу.

— Я не разговаривала с тобой почти неделю, как дела? Где ты сейчас? — спросила Лейси.

— На побережье, и у меня все хорошо. Потом мы поедем в Стамбул.

— Я бы убила за то, чтобы быть тобой. И просматривая наши расписания, я тут подумала, Боб с ребенком собирается навестить его маму… и возможно, мне удастся избежать этого и навестить тебя! Есть ли в Стамбуле что-нибудь интересное? — спросила Лейси.

Миша проглотила стон.

— Без понятия. Давай пока немного повременим, Лейс, — медленно сказала она.

— Говоришь как-то грустно. Что-то случилось? — спросила ее подруга.

— Нет. Да. Поездка была длинной, — вздохнула Миша, проводя ладонью по лицу.

— Ой. Ты скучаешь по Майки, да? — посочувствовала Лейси.

— Я… я скучаю по многим вещам. Лейси, — выдохнула Миша.

— Что случилось?

— Ты ведь меня любишь?

— Конечно, куколка! Мы лучшие подруги! Куда ты, туда и я, и все в таком духе, — рассмеялась Лейси.

— Хорошо. Приятно знать.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Потому что в данный момент мне нужно знать, что кто-то меня любит.

После этого Мише удалось сменить тему разговора, хотя и с трудом. Ей очень-оченьхотелось признаться во всем, проверить, сможет ли она спасти свою душу. Но она хотела, чтобы Майк узнал первым, поэтому воздержалась. Убедила Лейси, что просто тоскует по дому, и рассмеялась.

Следующий телефонный звонок был одновременно и труднее, и легче. Она набрала домашний номер своих родителей.

— Милая! Как же я хотел услышать твой голос!

О, слава богу, слава богу, слава богу, это он.

Миша всегда была близка с отцом. С мамой она ладила прекрасно, но отношения с отцом были на другом уровне. Вероятно, он знал ее лучше всех, даже лучше Майка. Когда у них с Майком возникали проблемы — а такое случалось постоянно — с ними она бежала именно к отцу и ему же плакалась.

— Привет, папа, как дела? — сказала она, наконец, улыбнувшись.По-настоящемуулыбнувшись.

— О, все хорошо, я в порядке. Проклятое бедро убивает, но это жизнь. Как ты!? Как поживает итальянский де Жанейро? — спросил он, и она рассмеялась.

— Думаю, ты имеешь в видуИтальянскую Ривьеру, а я не там. Но место, где я нахожусь, действительно очень красивое. Тебе бы понравилось. Солнце, пляжи, горячие девушки.

— Я живу ради горячих дам. Кстати, о твоей маме, она здесь… хочешь поговорить с ней?

— Нет, — быстро ответила Миша, но тут же поморщилась. — То есть, у меня не так много времени, так что, просто передай ей привет. Как у вас дела? Такое ощущение, что я отсутствовала целую жизнь.

—Пффф, для этого старика время тянется дольше. Я соскучился по твоему личику, милая. Дела у нас хорошо, очень хорошо. Выход на пенсию — не такая уж и мечта, большую часть времени я скучаю. Надо было поехать с тобой.

Когда Мише только предложили эту работу, она попросила отца составить ей компанию. Теперь она не была уверена, рада ли, что он не поехал, или было бы лучше, если бы он присоединился к ней.