Лиа увидела свое отражение: всклокоченная девочка, запылённая и замызганная, с запудренным цементом лицом. Обломанные ногти и неровно облезающий маникюр – золотые часики на запястье.

Мияки захихикал:

– Ну, что изволите, Ваша Пыльность?

Лиа чуть не заплакала от увиденного и от насмешки Мияки.

– Лучше на себя посмотри, чистюля!

В стекле отразился грязный мальчик с торчащими на голове зацементированными седыми сосульками волос. На ногах бесформенная обувь из скотча.

– Жаль, что сейчас не Хэллоуин! – радостно воскликнул Мияки. Его смешливое настроение никуда не делось.

Он подставил фонарь под подбородок и стал корчить рожи. Отражение выглядело то пугающе, то смешно, а то просто отвратительно.

– Дурак, что ли? – возмутилась Лиа.

– Между прочим, у меня на Хэллоуин день рождения!

Мияки невозможно было сбить с озорного тона. Он посветил над головой Лиа и заговорщически прошептал:

– Ой, там паук!

Это было лишнее! Лиа издала такой визг-крик, усиленный эхом гулкого помещения, что шутник присел и зажал уши ладонями. Лиа с расширенными от ужаса глазами судорожно заглатывала воздух. Обессилев, она перестала кричать и только дышала в сумасшедшем темпе.

– Я… я, по-пошутил… т-т-ты, ты что… и-ии-извини… б-б-больше не б-б-буду.

–Ты совсем, что ли, мальчик?

–Ну, всего-то шутка, – Мияки обрадовался, что принцесса может снова говорить.

–Я теперь боюсь здесь спать, – Лиа бухнулась на колени и заплакала.

Мияки сел рядышком с ней и стал шумно вздыхать, выражая сочувствие.

Неожиданно Лиа сменила тему:

– Я такая грязная, такой вид ужасный. Как я дальше буду жить? И всё чешется. – Лиа сказала это, покраснев. – Прости, как будто кто-то ползает по мне, и ты ещё… Я их очень боюсь… пауков всяких.

– Ой, —ответил Мияки и у него сразу зачесалось всё тело от макушки до пяток. Хуже всего, что не все места можно почесать при девчонке.

Он стал стягивать с себя самодельную обувь. Пришлось достать ножницы и резать, резать, резать, кромсать ненавистные опорки, чтобы сбросить их с себя. Сразу противно и сильно запахло. Лиа морщилась, а потом резко вскочила и выбежала.

Мияки пытался сгрести обрезки, но обнаружил, что ноги его стали морщинистыми и побелели. Настал его черёд пугаться и плакать: «Теперь они всегда будут такие?» Но ноги стали розоветь, чувствительность возвращалась.

Вернулась принцесса и принесла какой-то пакет, покидала в него обрезки миякиной обуви, хватая их брезгливо, двумя пальчиками, а другой рукой зажимая нос. Покончив с этим, она твёрдо сказала:

– Нам надо искупаться, смыть с себя всё это.

– Чего, прямо сейчас? – спросил Мияки.

– Да, в море, – ещё более решительно сказала Лиа. – Туалет работает, но душа здесь нет. Придётся в море. А вот это надо куда-то выкинуть, причём срочно!

Они пробирались по большим валунам, Мияки подсвечивал путь. Нашли засыпанный мелкой галькой пляжик. Мияки помотал фонариком, но ничто не блеснуло. Ещё не хватало порезать битым стеклом многострадальные ноги.

– Ну, и как мы будем купаться? – спросил Мияки, ёжась от прохлады и от смущения. – Я, наверное, не буду.

Лиа подошла к морю. Вода казалась черной. Девочка присела и попробовала рукой воду. Холодновато. Надо решиться, она же принцесса!

– Я пойду первой! Но ты… отвернись. Пожалуйста.

–Ну, ты чего удумала. Буду я ещё смотреть, – фыркнул мальчик. Про себя же подумал, что другого шанса увидеть купающуюся голую принцессу, может, не представится. А похвастаться перед мальчишками в штабе было бы круто. Мияки, отвернувшись, сел на гальку, положил зажжённый фонарик за спиной и сказал:

– На, возьми! Только не окуни его, а то испортится.

– Спасибо, – ответила Лиа. Она переложила фонарик ближе к воде и стала быстро раздеваться, чтобы меньше замёрзнуть. Было как-то жутковато от темноты, необычности места. Лиа постояла по щиколотку в холодной воде, а потом, шумно ухая, пошла дальше. Поскользнулась на обросшем тиной камне и бухнулась в воду. Больно ударилась, хлебнула солёной воды и испачкалась водорослями. Лиа сделала два гребка, потом встала на колени и начала скрести голову пальцами, пытаясь оттереть с волос всё, что было не её: пыль, грязь и страх. Она выскочила на берег, не обращая внимания на неудобную гальку. Тело её тряслось от холодной воды и обдувающего бриза, челюсти стучали. Лиа схватила брусок мыла и стала яростно натирать им себя. Кожа, покрытая цементной пылью, мылилась плохо, но резкие движения чуть-чуть согревали. Лиа намыливала голову, и ей казалось, что она никогда теперь не сможет отмыть волосы. Она заплакала то ли от обиды, то ли от мыла, которое попало ей в глаза. Тело и волосы стали скользкими. Ничего не видя, девочка пошла в море смывать с себя все, накопившееся за бурный день. Она с удовольствием скреблась об гальку. Руками промыла себе глаза. А потом бросилась вперёд и растопыренными пальцами стала отмывать себе волосы. Лиа, в конце концов, выскочила на берег, нацепила на себя прихваченное с маяка одеяло и так постояла, согреваясь. Её уже не колотило, но она еще вздрагивала, сдувая с кончика носа и чёлки капли. А что же делать с одеждой – не менее грязной, чем она сама была несколько минут назад. И во что же теперь одеваться принцессе? Лиа вернулась к морю. Брусок мыла оброс песчинками. Принцессе пришлось вспоминать, как стирала во дворце уборщица-филиппинка. Лиа быстро намылила одежду, прополоскала, кое-как отжала одним комком. Теперь самое страшное – нацепить мокрые вещи на себя. Девочка стала одеваться прямо под одеялом, его края, влажные, измазанные песком, мешались, мокрая рубашка не хотела налезать на тело. Гольфы не стала надевать, засунув босые ноги прямо в кроссовки.

– Ну, ты долго ещё? – как будто ожил Мияки.

– Я всё.

– Холодно?

– Сам попробуй. Я вещи тоже помыла.

– Ты тогда тоже отвернись, – недоверчиво пробурчал мальчик.

Несмотря на темноту, одиночество, пугающие звуки купания Лиа, Мияки честно продержался и ни разу не оглянулся. Он даже придумал, что соврёт мальчишкам, будто они забыли фонарик и было ничего не видно.

Лиа послушно отвернулась и обнаружила стену непроглядной темноты. Ветер с моря продувал насквозь, было от чего дрожать. Принцесса замерла до поры, ожидая в покорности, пока отмоется Мияки.

– Мыло не утопи! Пожалуйста! – крикнула она.

Голос девочки подстегнул замешкавшегося Мияки. Он стремительно, как это умеют делать мальчишки, собирающиеся нырнуть в речку, озеро, море или, на худой конец, в ванну, скинул с себя одежду – прямо в воду. Шорты отложил в сторонку – они должны остаться сухими. Схватил кусок мыла, весь облепленный песчинками, и, уже ничего не соображая, на автомате, повторяя про себя: «Быстро, быстро, быстро!», окунулся прямо на мелкоте и немедленно стал намыливаться. Но кожа не поддавалась, Мияки окунался, и продолжал мылиться, и домыливал то, что не смывалось. Потом, стоя на коленях, погрузил голову в воду и стал тереть её бруском прямо под водой. Он вспенивал воду своим выдохом, а потом выныривал, вдыхал и снова погружался.

В это время у Лиа, выросшей без братьев и сестёр, возникла позорная мысль: поглядеть на голого Мияки. И просто стало страшно глядеть в темноту. Больше всего Лиа боялась, что Мияки обернётся и увидит подглядывающую Лиа. Тогда несмываемый даже ночным морем позор покроет весь императорский двор! О-ох, была-не-была! И, быстро повернувшись, в неверном свете фонарика она увидела какое-то белое пятно над чёрной водой. Она быстро отвернулась к темноте, лицо её разгорелось от смущения. Но никакая из вообразимых частей тела человека не сопоставлялась с запечатлённым образом. Принцесса стала успокаивать себя: «Вот и хорошо, вот ничегошеньки и не увидела, а значит – не считается!»