Между тем я старалась не отставать от всего остального. Это поставило под удар мои романтические отношения с давним партнером, большую часть времени я была истощена и разочарована в жизни. Моя дочь почти постоянно находилась в депрессии, а я так сильно старалась воодушевить ее.

В самое ужасное время она познакомилась с парнем в интернете, у них завязались отношения через онлайн-чаты, и они стали довольно близки. Впервые после жестокого нападения она была готова сходить на свидание, и они начали встречаться. Но отношения были хаотичными и нестабильными, за короткий промежуток времени она пережила невероятные взлеты и падения. Из-за последних дочь стала принимать еще больше таблеток от тревожности, что обеспокоило меня.

В конце концов, ей все надоело, она рассталась с тем парнем, после чего впала в худшую депрессию и ушла в себя. Я испугалась, что она становится зависимой от рецептурных препаратов, поэтому еще сильнее старалась поддерживать ее.

Лето было сложным, но казалось, что моя дочь добилась значительного прогресса: начала говорить о будущем, и мои надежды взлетели до небес. Мы вместе работали над тем, чтобы уменьшить ее зависимость от лекарств, и шли к успеху. По моему мнению, ей становилось лучше, поэтому я согласилась сделать операцию на колене, которую до этого откладывала. Дочь строила планы, даже начала искать работу.

Мы говорили об операции, а она поделилась тем, какие блюда собирается готовить, пока будет заботиться обо мне после возвращения домой. Меня воодушевил ее энтузиазм, я с нетерпением ждала возможности провести с ней то особенное время после госпитализации, когда наши роли поменялись бы местами. Я готовилась к операции и верила, что светлое будущее вот-вот наступит.

Две ночи после операции она провела со мной в больнице и выглядела такой расслабленной, какой я не видела ее долгое время: шутила по поводу того, что будет следить, чтобы я делала нужные упражнения. В утро, когда она собиралась уходить, я даже смогла проводить ее до лифта. Последними словами, сказанными друг другу, были «я люблю тебя».

Позже я не могла до нее дозвониться, но предположила, что она просто спит. Беспокойство овладело мной лишь на следующее утро, когда она все еще не брала трубку. Я уже собиралась связаться со своим кавалером и попросить его заглянуть к нам домой и проверить, как она, когда испытала ужасающее чувство.

Я отдыхала после завтрака и до физиотерапии, но вдруг почувствовала слабость, головокружение и легкую тошноту. Мое самочувствие ухудшалось, я собиралась позвать на помощь, но поняла, что слишком слаба, чтобы двигаться. Даже дышать стало сложно, я вдруг осознала, что умираю. Интересно, что мне не было страшно, наоборот, я испытывала спокойное чувство неизбежности.

Не знаю, как долго это продолжалось, потому что не чувствовала времени, вероятно, не более пятнадцати-двадцати минут. Внезапно все симптомы ушли так же быстро, как появились, и я была в порядке. Медсестра осмотрела меня, проверила жизненные показатели, все оказалось в норме. Мы обе были озадачены произошедшим.

Как только приехал мой партнер, я отправила его проверить дочь. Он довольно долго не возвращался, и я снова забеспокоилась. Когда он вернулся с новостью, что нашел ее на кровати без сознания, я была в шоке. Он незамедлительно вызвал «скорую», врачи которой сказали, что она уже мертва. О следующих нескольких часах я мало что помню, оцепенение овладело мной.

Поначалу мы не имели ни малейшего представления о том, что произошло с дочерью. Ее ингалятор был найден рядом с ней, поэтому предварительно нам сказали, что причина смерти могла быть связана с астмой, но требовалось провести вскрытие. Судмедэксперт установил время смерти между девятью и одиннадцатью часами утра. Я сразу поняла, когда это произошло, потому что интуитивно чувствовала, что это и стало причиной моего тревожного эпизода. Я испытала что-то вроде совместного переживания смерти, хотя и не знала в тот момент, что это было.

Совместное переживание смерти традиционно описывается как глубокий духовный опыт наблюдателя рядом с умирающим человеком. Некоторые даже говорят о том, что видели душу человека, покидающую тело, и они проводили ее к свету[1]. Уильям Питерс, основатель и исполнительный директор проекта Shared Crossing, изучает широкий спектр переживаний, которые люди могут переживать до, во время и после смерти другого человека[2]. О том физическом опыте, который был у меня (в другом месте и даже не подозревая о том, что человек умирает), сообщают крайне редко, это очень интересный феномен.

Я помню пациентку, которая потеряла сына.

Моя пациентка уверяла, что точно знала, когда умер ее сын. Ей внезапно стало очень плохо во время воскресной церковной службы, а потом все резко прошло. Как мать-одиночка она была близка с детьми и подумала, что, возможно, ее беременная первенцем дочь начала рожать. Но, узнав о смерти сына, она поняла, что именно в тот самый момент и проявились ее внезапные симптомы.

После разговора с той пациенткой я спрашивала у других родителей, испытавших неожиданную потерю ребенка, был ли у них подобный необычный опыт, но похожие случаи мне не встречались. О таких происшествиях мало написано в литературе, поэтому требуется дальнейшее изучение.

За прошедшие годы ученые и специалисты по детскому развитию выяснили, что связь между родителем и ребенком является одной из сильнейших в природе. Задокументированы случаи общения на расстоянии и ситуации, когда матери предчувствовали, даже знали, что их ребенок в опасности.

Еще одно интересное открытие заключается в том, что ученые обнаружили, что детские клетки живут в мозгу матери. Термин «микрохимеризм» описывает постоянное присутствие некоторых генетически разнородных клеток в едином организме, что чаще всего происходит из-за обмена клетками в плаценте. Поэтому связь между мамой и ребенком может быть даже глубже, чем казалось.

Период после известий о смерти дочери был самым тяжелым в моей жизни. Возможно, после перенесенной операции реакция на новость была очень сильной, и только позже я поняла, что впала в шок. Я оцепенела и как будто видела и слышала происходящее вокруг на расстоянии. Всего через несколько часов я вышла из этого состояния, как будто кто-то обрушил на меня ведро ледяной воды, чтобы разбудить.

Персонал реабилитационного центра оказался очень отзывчивым, они убрали вторую кровать из комнаты и принесли стулья для друзей и родных, которые пришли поддержать меня. Я не могла спать и почти не ела, оставаясь там следующие несколько дней. Реакция на эту утрату была гораздо серьезнее, чем все, что я испытывала ранее.

Первые два года после смерти дочери дались мне особенно тяжело, я плакала как минимум раз в день, но кое-что мне помогло в тот период. Повезло, что в нашем районе располагался отличный центр помощи скорбящим, так что я воспользовалась их бесплатными услугами. Сначала я посещала терапевта, очень хорошо обученного и готового помочь, и я правда ждала этих сессий. Хотя вначале я и плакала почти все выделенное время, под конец мне все же становилось легче.