— По Болгарии, ваше величество, совсем бедно, — откликнулся на мой вопрос Горчаков. — Собственных элит, на которые можно было бы опереться практически нет. Османы тщательно вычищали любой намек даже на попытки формирования болгарского национального движения. Более-менее авторитетной тут можно выделить лишь болгарскую православную церковь. Но и здесь их деятельность в основном сводилась к борьбе с засильем греческого духовенства.
— А по персоналиям?
— Есть несколько авторитетных священников, один епископ, с десяток писателей и меценатов, в основном проживающих заграницей, в том числе и в России, но особого авторитета среди болгар не имеющих. Опять же происхождение их весьма сомнительное чаще всего.
— Хорошо, — я кивнул, принимая объяснение. — Тогда ваши предложения по, так сказать, «внешним» кандидатам.
— Что вы думаете насчет возможности предложить болгарский трон вашему брату, Николай Павлович, — оба МИДовца быстро переглянулись и первым заговорил Татищев.
Какого именно брата он не уточнил, но это и не требовалось. Константину якшанье с польскими заговорщиками не пошло на пользу и в какой-то момент, еще год назад он просто исчез. Попытки наших следователей найти его успехом не увенчались, великий князь, понимая, что ничего хорошего ему в будущем не светит собрал манатки и попытался сбежать за границу. Естественно, сменив имя предварительно. Вот только получилось ли у него это, установить так и не удалось. В какой-то момент его следы терялись на русско-прусской границе, и я подозревал, что ограбленное тело брата сейчас догнивает в каком-нибудь лесном овраге. Впрочем, никаких душевных терзаний по этому поводу у меня все равно не наблюдалось. В случае поимки Константина его ожидала публичная казнь на лобном месте, и никакое родство тут бы не помогло. Прощать предательство я не собирался при любых раскладах.
Так что оставался только Михаил.
— Михаила я хотел отправить в Афины если… Кхм… Когда греки наконец дожмут британцев и Георгия. Реализовать таким образом греческий проект бабушки.
— Мне кажется, она не совсем это имела ввиду, — усмехнулся Татищев подобной трактовке.
— Пожалуй тут я с вами соглашусь, Дмитрий Павлович, — кивнул я. — Однако греческий трон мне видится более важным нежели болгарский. Контроль над всем восточным Средиземноморьем — вопрос стратегической важности. Плюс если Болгария будет со всех сторон окружена лояльными России странами, вариантов политического курса, кто бы не сел на трон в Софии, будет не так много.
— В качестве альтернативного варианта можно рассмотреть сыновей Екатерины Павловны от второго брака. И Леопольд Леопольдович, — сочетание имя отчества племянника как обычно вызвало у меня улыбку, — и Иван Леопольдович — более чем подходящие кандидаты. Ничем не хуже единоутробного брата Петра.
Великий Князь Леопольд Сакен-Кобург-Готский в этой истории после смерти Екатерины остался жить в России, командовал пехотной дивизией, а сейчас сидел в качестве губернатора в Воронеже. Если я правильно понимаю — не так много в Европе аристократов с именем «Леопольд» — в моем варианте событий он должен был стать бельгийским королем и отцом Леопольда Леопольдовича, прославившегося рубкой рук в Конго. Впрочем, это не точно.
Оба парня получили образование в России, служили гвардии и в целом были типичными дворянами эпохи, ничем особым кроме происхождения не выделяясь. С другой стороны, если приставить к ним правильных советников, могут получить вполне вменяемые правители.
— Тогда лучше младший подойдет. Он еще не женат, а взять девушку из хорошей местной семьи будет в данном случае совсем не лишним, — прикинул я все «за» и «против».
— Вы правы, ваше величество, — склонил голову Горчаков. — Мы тоже рассматривали в первую очередь Ивана Леопольдовича.
— Прекрасно, будем считать, что план по новым монархам мы вчерне набросали. Следующий вопрос — по Великобритании. Какова реакция их МИДа на события в Лондоне и что вообще по дипломатическим каналам слышно?
Интерлюдия 8
Рыжебородый Рон О’Шей задумчиво курил, сидя на козлах и иногда едва заметно морщась, когда телега попадала колесом в очередную выбоину. Благо запряженная в его нехитрое транспортное средство флегматичная лошадь и сама прекрасно знала свою работу, повинуясь едва уловимым движениям поводьев, направляющим ее в нужную человеку сторону.
Ирландец вернулся на острова еще в 1834 году, больше десяти лет ему пришлось провести на чужбине. Что правда, эта самая чужбина уже давно стала восприниматься новой родиной. Да, и в России далеко не всегда и не все было столь сказочно, но в сравнении со стонущим под английским игом Зеленым островом северная империя зачастую выглядела настоящим раем на земле.
— Тпру… — Импровизированный возничий потянул поводья на себя, и телега в последний раз грюкнув колесом о булыжную мостовую наконец остановилась. О’Шей спрыгнул с козел, сделал пару наклонов — поездка через полгорода вытрясла из него всю душу — и тяжело вздохнув вошел в приветливо раскрытые двери одной из многочисленных в этом районе харчевен с кабаньей головой на вывеске.
Подождав пока глаза привыкнут к полумраку — на освещении тут очевидно экономили — ирландец направился прямо к барной стойке, за которой скучал одинокий работник кастрюли и сковородки. Судя по достаточно приличной одежде и сдержанному поведению, перед ним был сам владелец этого места. Появление посетителя вызвало в невысоком лысоватом толстячке весьма сдержанный интерес, он поднял голову, окинул взглядом ирландца и пробормотал, практически не разжимая зубов.
— Добрый день, чего изволите?
— Эля темного. Пинту, — сделав заказ О’Шей припечатал о барную стойку монету в три пенса. Вернее, не монету, а полмонеты, при виде которой бармен заметно вздрогнул, но тут же неуловимым движением сгреб испорченное платежное средство, без дополнительных вопросов принявшись неспешно наливать заказанное пиво. Пинта которого вообще-то стоила шесть пенсов.
Пока ирландец молча дегустировал пенный напиток — весьма приличный, кстати сказать — его связной успел сбегать в подсобку, достать из щели между досками — ни один обыск никогда не найдет — вторую половину монеты, приложить две части друг к другу и убедиться в том, что никакого совпадения тут нет. Хитрый волнообразный разлом не оставлял никаких шансов на то, что это могла быть просто случайность.
— Итак, считайте познакомились, можете звать меня Грэмом. А вы чем нас обрадуете, господин…
— Мое имя в данном случае совершенно не важно, — ирландец уже мысленно был со своей семьей и хотел исключить любую возможность того, что его как-то вычислят, поэтому озвучивать свое имя не хотел. Пусть даже оно было насквозь выдуманным и временным, — а вот то, что я привез — это да.
Не теряя времени даром, двое мужчин вышли на улицу и подошли к телеге. Работник харчевни откинул угол матерчатого тента, которым был укрыт груз, и удивленно переспросил.
— Банки? С чем? Не с нитроглицерином надеюсь? — От такого предположения его мгновенно бросило в холод, и он аж отступил на полшага назад, как будто это могло бы спасти, в случае если бы одномоментно рвануло такое количество мощной взрывчатки. Нитроглицерин вполне заслуженно имел дурную славу, и мог сдетонировать от любого чиха, поэтому работали с ним только откровенные самоубийцы.
— Нет, что вы, — усмехнулся боец ИРА, — тут все гораздо интереснее. Тут отрава.
— Отрава? — Грэм заинтересованно глянул на собеседника. Сам хозяин харчевни ирландцем не был, однако имел собственные причины не любить англичан. Ну и деньгами был простимулирован, не без того.
— Почти, — кивнул О’Шей. — Но я бы предпочел все же обсуждать такие дела подальше от чужих глаз.
— Справедливо, — кивнул бармен и следующие двадцать минут ушло на то, чтобы перетаскать ящики с запаянными стеклянными бутылками в глубину помещения. Как только работа была сделана, Грэм закрыл заведение, решая таким образом вопрос с нежданными посетителями и налив еще по пинте пива вернулся к вопросу. — Так чем же вы нас решили удивить?
