— Что вы знаете о холере? — Вопросом на вопрос ответил О’Шей.

— Ммм… — Вопрос явно поставил собеседника в тупик. — Это такая болезнь?

О холере в Европе мало кто знал. За несколько лет до того имела место большая эпидемия на востоке, но до западной части континента она так и не добралась, поэтому ничего кроме смутных слухов и перепечаток статей их Русских газет типичный лондонец встретить практически не имел возможности. Даже теоретически. Чуть больше знали местные врачи, однако до сих пор холера считалась болезнью южной, на север практически никогда не попадающей, поэтому английским эскулапам она тоже была не слишком интересна.

— Болезнь, — кивнул ирландец. — Очень опасная. Можно заболеть если выпить зараженной воды.

— И это… — Начало доходить до бармена.

— Именно оно.

В конце 1830-х годов 19 века проблема с экологией в Лондоне стояла очень и очень остро. Достаточно сказать, что в почти двухмиллионном городе не было банальной канализации и водопровода. Все нечистоты жителями сливались прямо в реку или в многочисленные мелкие речушки-притоки главной водной артерии, откуда они потом попадали в ту же Темзу. Плюс имелось несколько сотен канализационных коллекторов — фактически просто больших выгребных ям — которые нуждались в регулярном очищении и вывозе нечистот из города обычными бочками. О том, какими запахами сопровождалось это действо, лучше вообще умолчать.

Если добавить к бытовым стокам еще и промышленные, объемы которых за последние двадцать лет выросли многократно вместе с многочисленными фабриками и заводами на берегах Темзы, то становится понятно, что вопрос чистоты воды в местных реках просто не стоял. Там уже давно вымерло все живое, а пить оттуда воду мог только полный безумец.

Имевшиеся же зачатки водопровода могли обеспечить водой только обеспеченных граждан, остальным приходилось пользоваться услугами водовозов, которые набирали свой жидкий товар из специальных резервуаров. Качество этой воды и без участия диверсантов было ниже всяких пределов, что регулярно приводило отравлениям и вспышкам дизентерии, однако сделать с этим было практически ничего невозможно. Проблему нужно было решать в комплексе, на что опять же у городских властей в описываемый период не было ни средств, ни политической воли. Война к тому же, какой там водопровод с канализацией?

Собственно вопрос воды и водоотведения был лишь одним из множества связанных с санитарно-эпидемиологической ситуацией в столице Британской империи. Два миллиона человек производили горы мусора, начиная от простой каминной золы, которую, не мудрствуя лукаво, пейзане обычно просто высыпали на дороги перед домом, заканчивая ежедневными десятками тонн пищевых отходов. Последние часто просто гнили в канавах, источая в воздух совершенно невообразимые смеси ароматов, от которых у непривычного человека тут же начинали слезиться глаза.

И да, воздух, наполненный остатками от сотен тонн сгоревшего угля — этот вид черного золота использовался в Лондоне не только на производствах, но и для отопления домов, из-за чего зимой на столицу нередко отпускался непроницаемый желтоватый смог — и кучей прочей гадости, тоже был тут совсем не альпийским. Кстати, именно плохой воздух стал основой для доминирующей в те времена в медицине теории миазмов, согласно которой все болезни человека проявляются от растворенной в атмосфере гадости. Микробная теория хоть и была уже общепринятой в некоторых варварских восточных странах, однако в просвещённой Англии большая часть ученых все еще рассматривали ее как маргинальную.

Если добавить ко всему перечисленному дорогую, практически недоступную бедным слоям — а таких в Лондоне было как бы не половина жителей — населения медицину, отсутствие элементарных понятий о гигиене и установившуюся в первых числах августа жаркую погоду, благоприятную для размножения всяких нехороших микроорганизмов, то столица Англии становилась просто идеальным кандидатом для применения бактериологического оружия в виде зараженного холерой субстрата. Не зря же в России занимались целенаправленным исследованием этой болезни уже почти двадцать лет и, надо признать, добились в этом деле не малых успехов.

Примерно вот это — без обилия теоретических выкладок и с упором на практику — О’Шей и рассказал своему связному, от которого в общем-то и требовалось в дальнейшем устроить распространение холеры по водным коллекторам южной и восточной части города.

— То есть от меня требуется разнести эту… Заразу во все места, откуда люди набирают питьевую воду? — Подвел итог Грэм, и задумчиво, потирая не слишком гладко выбритый подбородок, добавил, — это сделать можно. Водяные источники практически не охраняются, чисто символически, чтобы местные не пытались набирать себе без оплаты. Кого-то можно подкупить, кого-то отвлечь, кого-то запугать… Сколько времени у нас на подготовку?

— Неделя, — без раздумий ответил ирландец. — Еще пару дней, чтобы зараза успела подействовать, три-четыре дня, хм… Да как раз до двадцать пятого должны управиться.

— А что будет двадцать пятого? — Уловив, что затея с отравой лишь первая часть марлезонского балета, поинтересовался связной.

— Это уже не важно, просто постарайся, чтобы к этому моменту тебя уж не было в городе, — О’Шей внимательно посмотрел в глаза собеседнику, от этого взгляда по спине Грэма тут же пробежало целое стадо мурашек. — Если тебе, конечно, жизнь дорога.

— Я учту, — кивнул трактирщик.

Дальнейшие события развивались в целом согласно плану. Англичане, не смотря на войну на континенте, в родных пенатах вели себя достаточно беспечно. Не было каких-либо дополнительных патрулей, усиленной охраны стратегических объектов, комендантского часа или других военных прелестей, с которыми зачастую сталкивается гражданское население в военное время. Даже цены на повседневные товары почти не выросли: попервой известия о рейде русских крейсеров изрядно нервировали зависящих от импорта торговцев, но потом все как-то само по себе пришло в норму.

Холера пришла в Лондон совершенно неожиданно для всех и совсем не так, как это случается, когда хворь заносит какой-нибудь не слишком аккуратный, прибывший с югов торговец. Этот раз болезнь полыхнула сразу в нескольких местах города одномоментно и с первых же дней затронула сотни человек. Учитывая, что воду тут кипятить никто даже не думал, а такая вещь как мыло домах большинства горожан продолжала являться натуральной экзотикой, люди, потребляющие привезенную из зараженных источников жидкость, оказались перед холерой фактически беззащитными.

Уже 11 августа число заболевших перевалило за несколько сотен, к 13 числу — счет пошел на тысячи, одновременно начали умирать те бедолаги, у которых болезнь сразу перешла в тяжелую форму. Тут в группе риска как обычно были дети, старики, инвалиды и прочие люди с и без того ослабленным организмом.

И конечно ситуация усугубилась тем, что занятое больше тяжело складывающейся войной на континенте правительство Роберта Пиля банально прошляпило начало эпидемии. Впрочем, тут их достаточно сложно осуждать, ведь все внимание кабинета было сосредоточено на подготовке нового восьмидесятитысячного экспедиционного корпуса, который должен был заменить выбывших из войны саксонских солдат и выровнять пошатнувшиеся было в пользу России и Пруссии чаши весов военного преимущества.

Из-под контроля — относительного конечно — ситуация окончательно вышла 17 августа, когда в и так начавшие уже паниковать массы кто-то вбросил идею о том, что правительство руками врачей специально травит простой народ, дабы сподвигнуть активнее записываться в солдаты. Максимально сомнительная с логической точки зрения мысль, тем не менее, была мгновенно воспринята как единственно верная.

Тут же специально подготовленные группы боевиков — под видом обычных местных жителей — совершили несколько дерзких налетов на больницы, убивая врачей, поджигая медицинские заведения и переводя градус общественных настроений в «красную зону». Видя, что правительство не справляется, уже и прочие обитатели Лондонского дна бросились грабить магазины, банки, правительственные учреждения и просто дома богатых горожан. Последние не будь дураками при первых же сообщениях об эпидемии спешно собрали вещи и покинули столицу, так что беснующемуся пролетариату никто не противостоял даже морально.