– Нет, – ответила Кларена.

– И я нет. А теперь возьмем любовные романы. «Грозные времена», «Побитое сердце», «Возрождение любви» и десятки прочих. Что общего у них?

– Они принадлежат перу женщин.

– Именно. Потому что женщинам интереснее слова, а мужчинам – рисунки. Рисунки и действия, действия, действия. Мужчины любят глазами, а женщины – ушами, Кларена. И, уверен, ты отлично это знаешь сама.

Пирс закончился. Работа на глыбе, перекрывшей русло Арамея, не прекращалась. Одни дробили скальную породу кирками, другие поддевали куски камня ломами, третьи помогали грузить их на телеги. Патриций с любопытством наблюдал за этим, в общем-то, бессмысленным процессом. Без сомнения, Мачео был прав – пройдет не один год, прежде чем глыба убавится в размерах хотя бы вдвое. Шай громко свистнул, и звук разнесся по всему пространству набережной. Работники на глыбе замерли, разогнули спины и, прикрываясь руками от яркого света огненных сфер, которых в черном небе скопилось в изобилии, оглянулись на источник пронзительного свиста.

– Помощь нужна, трудяги? – крикнул им Шай.

– Смотря чем поможешь, – громогласный голос прозвучал со спины.

Патриций обернулся.

Неподалеку от него патриция разглядывали две с половиной пары глаз: невысокая сухая женщина средних лет с длинными рыжеватыми волосами с проседью, округлый лысый старик в длинном темно-зеленом балахоне без пояса и мощный человек на голову выше Шая, с уродливым шрамом вместо левого глаза. Патрицию не понадобилось и момента, чтобы распознать в них Акиру, лекаря Одвина и Эрбуса, кому и принадлежал громкий голос. Шай деликатно отвел от себя руку Кларены и, оставив ее позади, сделал шаг навстречу бывшим советникам Дейны.

– Чем изнеженный ветрами ангалиец может подсобить простым работягам? – Эрбус сверлил Шая большим синим глазом.

– Не имею понятия, почтенный господин, – в голосе Шая не звучало ни намека на почтение. – Правильный вопрос – чем повелитель эрзальских ветров может подсобить работникам своего протектората? Мне для своих работников не жалко ни сил, ни монет, ни совета, ни тем более ветра.

– В красном огне от секретария Далонга содержался приказ доставить в столицу нашу владычицу Дейну. Перечить мы не смели. Но там не было ни слова о том, что Аджхарап передан Гальтингу под протекторат, – Эрбус говорил так, словно он сделал великое одолжение секретарию и сейчас делал его же патрицию.

– Предположу, что там не было ни слова и о том, что Аджхарап не передан Гальтингу под протекторат. – Шай был максимально выдержан и хладнокровен.

– Нам, советникам синедриона, ведомо обо всем, что касается Аджхарапа, – впервые прозвучавший голос старого травника Одвина был вежливым, но уверенным. – И это включает вопросы протектората.

– Стало быть, это включает и вопросы того, что мэр Аджхарапа смела посягнуть на иерархию ступеней и пленила ангалийца? – Брови патриция вопросительно изогнулись.

– При всем уважении, такой тон не делает вам чести, юноша. – Одвин покачал головой.

– Зато ваша осведомленность делает вас троих соучастниками преступления Дейны, – отрезал Шай. – Или я ошибаюсь?

– Всецело ошибаетесь. – Одвин сложил руки на выступающем объемном животе, как на подставке. – Мы в городском синедрионе составляем посильную компанию мэру, но не ее мыслям.

– Еще один красный огонь на имя секретария Далонга, и вы рискуете составить ей компанию в Песочных рукавах. Созерцать молодых юношей в тюремных камерах у вас не получится, если только объятия суровых надзирателей Песочных рукавов не будоражат ваши ночные фантазии, достопочтенный господин Одвин, – сказал Шай.

Одвин переменился в лице, сглотнул и опустил руки вдоль своего толстого, похожего на студень, тела.

– Быть может, и у вас найдется что сказать мне, госпожа Акира? – патриций переключился на старшего счетовода, чем заставил лекаря вздохнуть с облегчением.

– Нет, – тихо, почти безразлично ответила Акира.

– И славно. Меня прельщает, когда счетоводы предпочитают цифры словам.

– Не утрудит ли себя патриций Эрзальской долины рассказом о своих намерениях, которые, очевидно, уже давно назрели в его голове? – вновь заговорил Эрбус.

– А какие намерения были у Дейны? – спросил Шай. – Править Аджхарапом, развивать торговлю, законно властвовать и быть надежной опорой и защитой для своих избирателей. Впрочем, тут есть одна маленькая деталь, ведь ее восхождение на пост мэра не было в полной мере законным, о чем она лично поведала мне ранее.

– Нам ничего не известно об этой маленькой детали, – встрял Одвин, но тут же снова замолчал.

– Очередное доказательство того, что советникам синедриона ведомо далеко не обо всем, что касается Аджхарапа. – Шай добивал оппонента нерушимыми аргументами. – Так вправе ли вы заявлять, что город не является протекторатом Гальтинга?

– Пока я член синедриона, я вправе заявлять обо всем, что заботит меня и моих коллег! – повысил голос Эрбус.

– Пока, – согласился патриций.

– Если у вас, в Эрзальской долине, установлено наследование власти, то в Аджхарапе мы выбираем. Люди выбирают, – продолжил напор начальник городской стражи.

– И я надеюсь, что они выберут меня.

– Наши жители умны и избирательны. – Эрбус сжал руки в кулаки. – Вам не получить их голосов. Таких, как вы, я вижу насквозь!

– Остается только позавидовать силе вашего единственного глаза.

Стоящий у него за спиной Мачео прыснул со смеха. Эрбус рассвирепел и покраснел, но ничего не ответил. Шай был утомлен этим разговором, а силы ему были еще нужны. Он знал, каковым будет его следующий шаг. Знал и заведомо боялся этого шага. Но сейчас у него есть лишь один шанс показать себя. Если он не сделает этого прямо здесь, то мечты о протекторате рухнут так же внезапно, как два года назад камнепад рухнул с вершин Чистых гор в русло Арамея.

Шай повернулся спиной к своим недружелюбным собеседникам и со вздохом окинул взглядом рабочих, дробящих кирками каменную глыбу. Их там было человек восемь – во всяком случае, не больше десяти. Патриций прикрыл глаза и сосредоточился на чем-то очень важном, известном только ему одному. Он точно погрузил себя в молитву неведомому божеству, прося сил и обещая, что в случае успеха божеству будет преподнесена дорогая жертва. Но богов на Амплериксе не было, или же о них не задумывались, а потому никто из присутствующих так и не узнал, с кем в своих мыслях говорил Шай и говорил ли вообще.

Внезапно изумительные зеленые глаза патриция распахнулись, руки синхронно взмыли к небесам, и из кончиков изящных пальцев в небо вылетели несколько воздушных стрел. На улице поднялся ветер, за миг объяв собой каждый клочок Аджхарапа, каждый его закоулок. Резвые потоки воздуха поднимали с земли пыль, песок, щебень, отрывали бутоны у цветов. Из вздернутых кверху рук патриция изливались массивные ветряные завихрения, исчезающие где-то высоко за небесной толщей. Небо стало густым, налетели тучи цвета старого свинца и заслонили собой яркие небесные сферы, свет от которых перестал достигать земли.