– Да заткнись ты, остолопка! – грозно рыкнула на нее Фрея, продолжая поглаживать рукой по спине Главной.

– Залина, видимо, не обманула, рассказав нам свою историю, – прошептала Главная.

Она поднялась с земли и ладонями утерла с лица слезы. Увидев, как остальные вдовы обступили ее, сочувственно разглядывая своего лидера в невиданный до этого момент слабости, Главная окончательно взяла себя в руки: «Не надо вот так. Не надо стоять и жалеть меня. Девчонка так хотела мужа и семью… Надеюсь, женское счастье найдет ее в этой поганой жизни».

Главная шагнула в толпу расступившихся перед ней вдов, отыскала среди них Апельгио и спросила:

– Вернулся?

– Да, – сухо ответил Апельгио, не поднимая взгляда.

– Нашел?

– Там ничего нет, к сожалению…

– Что ж, попытка того стоила. Пойдем, надо обсудить дальнейшие шаги.

Она, не проронив больше ни слова, отправилась в сторону Белого Моста, где, как считали остальные вдовы, Главная обсуждала с юношей что-то такое, о чем вдовы знать были не должны.

– Зачем они постоянно ходят к Мосту? – в никуда прозвучал вопрос одной из вдов, когда фигуры Главной и Апельгио скрылись в толще ветвей деревьев.

– Мне-то почем знать… – вздохнув, сказала Фрея. – Она Главная. Ей, наверное, виднее.

Банный комплекс Аджхарапа приятно удивил патриция. Баня была сложена из камня, и в ее полу были врыты большие овальные чаши, наполняемые по трубам горячей водой из чугунного котла, стоящего у дальней стены. Возле каждого бассейна располагались сплетенные из ветвей ясеня лежаки. За неделю, прошедшую со дня свержения Дейны, патриций наведывался в бани каждый вечер. Компанию ему неизменно составлял Мачео. Если в овальных теплых бассейнах нежились другие горожане, то они немедленно покидали воду, голышом пробегая по бортикам к раздевалкам, чтобы ненароком не разозлить ангалийца. Патриций же без всякого стеснения сбрасывал с тела тонкий халат, резким движением развязывал пояс на халате Мачео, и они окунались в воду, пока остальные посетители бань подбирали с пола свою разбросанную одежду.

«Постой», – смущенно прошептал Мачео Шаю, косясь на спешно одевающихся посетителей. Патриций же не любил ждать. И не ждал. Он провел мокрой рукой по волосам юноши, забирая их назад в комок и несильно сжимая.

– Погоди, – улыбаясь, сказал Мачео, – я не захватил с собой масло.

Патриций лишь больно сжал его бедро.

– Сам виноват. Значит, придется потерпеть больше обычного.

Мачео смутился, но Шай сказал:

– Не волнуйся. Я взял немного.

Тяжело дыша, Мачео распластался животом на лежаке, уткнувшись лицом в расстеленное полотенце. Помещение бани было окутано густым белым паром, и капельки пота стекали по скулам Мачео, впитываясь в полотенце. Он стиснул зубы, а запыхавшийся Шай поднялся с его спины и оставил юношу лежать на узком лежаке и негромко постанывать. Патриций томно потянулся, подняв руки высоко к потолку. Обернувшись к Мачео, он присел на лежак и стал массировать стройную спину Мачео и его округлые плечи. Он взял в руки сосуд с маслом. «Опять?» – встрепенулся Мачео, но Шай покачал головой, прищурился, вылил масло себе на ладонь и принялся медленно растирать руками спину Мачео, отчего тот издал протяжный, полный удовольствия и неги стон.

– Твои руки удивительны, – шепнул Мачео, сладко прикрыв глаза.

– Странно, что из всего моего тела тебя поразили именно руки. – Шай провел маслеными ладонями по плечам юноши и стиснул их.

– Ну, не думаю, что массаж можно делать другими частями твоего тела.

– Другими частями своего тела я могу даже держать лук.

– Лучше прибереги свои части для завтрашнего вечера.

– Сегодняшний вечер еще не закончен, – возразил патриций.

– Ну уж нет, – улыбнулся Мачео. – Еще немного, и я засну.

– Поверь, это мне ничуть не помешает.

– Могу только посочувствовать твоему возлюбленному.

– Или позавидовать?

– Или позавидовать, – вторил Мачео. – Каково его имя?

– А с чего ты решил, что у меня есть возлюбленный?

– С того, что будь ты свободен, я схватил бы тебя в охапку и не отпускал до той поры, пока небеса не заберут мою душу. И все же – как зовут этого счастливчика?

– Я не привык обсуждать темы, если мы с собеседником не определили наличие предмета для разговора, – уклонился от ответа Шай.

– Был у меня один любовник, – вздохнув, сказал Мачео, – который никогда не говорил мне ничего определенного. Сколько вечеров мы провели в этих банях вот так, как сейчас мы с тобой. Как только он понимал, что допустил меня слишком близко к своей душе, то всякий раз деликатно отталкивал меня, бормоча что-то похожее, как ты – про неопределенность предмета для разговора. Но, стоило мне отдалиться от него и скоротать вечер в компании других любовников, как он начинал умасливать мой слух сладкими речами. Воодушевленный, я давал отказ любовникам и нырял в его объятия, наслаждаясь ими до тех пор, пока он вновь не заводил разговор про неопределенность предмета.

– Я чувствую в твоих словах вопрос, который ты не решаешься задать, – сухо бросил ему Шай, который всегда утомлялся беседами о сердечных делах.

– Мой вопрос предельно прост и, думаю, хорошо понятен тебе. – Мачео слегка приподнял голову и посмотрел на сидящего над ним Шая. – Есть ли где-то на другом краю Амплерикса юноша, что отчаянно ждет патриция Эрзальской долины, пока тот наслаждается вечерами в далеком Аджхарапе, по ту сторону Чистых гор, в компании другого юноши?

– Не ждет, – ответил Шай, поймав себя на мысли, что он, в общем-то, не лжет в данный момент.

– Стало быть, у меня есть шанс? – эти слова прозвучали робко, как звучит любой вопрос, на который страшно получить отрицательный ответ.

– У тебя есть шанс похвастаться перед своим любовником тем, что ты имел удовольствие делить ложе с патрицием Эрзальской долины. Представь, какой отличной мотивацией это станет для него.

Мачео тяжело вздохнул. Он понял, что пытаться привязать к себе этого непокорного ангалийца – все равно что совладать с диким жеребцом. Если удастся оседлать коня на время, тот устроит дикую, увлекательную, опасную скачку, но в конце выкинет наездника из седла, заставив его больно удариться оземь. Жеребец будет катать наездника столько, сколько угодно жеребцу, но не наезднику, и однажды не позволит более расчесать гриву. Он топнет копытами, встанет на дыбы и унесется вдаль, не оставив за собой ничего, кроме сладких воспоминаний и взвившейся в воздух пыли.

– Скажи мне, – воспользовавшись молчанием Мачео, Шай постарался перевести разговор на другую, более интересную ему тему, – чего не хватает Аджхарапу?