На следующий день они увиделись с патрицием на тренировочной поляне. Швырнув лук на землю, Йасай быстрым шагом подошел к патрицию и наградил его свирепым взглядом:

– Кто он?

– Он? – непонимающе скривился патриций, щурясь то ли от яркого света огненных сфер, то ли от глаз Йасая, в которых бушевало пламя ничуть не менее яркое.

– Тот, кого ты связал вчера моими шелковыми лентами! – Йасай сжал руки в кулаки. – Как его зовут?

– Не могу сказать, – спокойно ответил Шай.

– Боишься выдать его имя?

– Нет. Просто не помню. Кажется, на букву «А». Или «Д»? Какое-то необычайно сложное, длинное имя. В кровати меня интересует другая длина. А к чему вопрос?

– Ты должен был провести вчерашнюю ночь со мной! – выпалил ангалиец.

– Так уж должен? Не припомню, чтобы я подписывал бумаги. Если и имел неосторожность поставить свою подпись, то не поленись, предъяви документ.

– Ты невыносим! – крикнул Йасай.

– Уже ли? Помнится, тебе всегда было под силу вынести меня – что в лентах, что в цепях.

Йасай открыл рот, но не нашелся, что ответить. Зато Шаю не требовалось раздумье. Он решил раз и навсегда обозначить свою позицию:

– Я патриций Эрзальской долины. Только мне решать, кому есть доступ в мою опочивальню. Тебя за руку туда я никогда не тащил, если не считать нашей самой первой ночи.

– Идиот, – процедил Йасай. – Никогда не посещала мысль, что твои любовники ожидают от тебя чего-то большего, чем просто кровать?

– А они ожидают?

– Я ожидаю! – крикнул юноша.

– А почему это должно беспокоить меня?

– Я не верю своим ушам. – Йасай потупил взгляд. – Что, если я хочу быть с тобой? Быть с тобой всегда? Только с тобой?

– А я хочу быть первой ступенью, – усмехнулся патриций. – Как думаешь, это хоть сколько-нибудь трогает нашу Королеву?

– Ты безнадежен, – шепнул Йасай, и в его глазах заблестели слезы. – Ты самовлюбленный, бесчувственный, холодный, эгоистичный! Даром что не выходишь у меня из головы…

– Не преувеличивай, – с издевкой сказал патриций. – Если бы я не выходил у тебя из головы, ты бы давно задохнулся.

– Если ты не хочешь меня, не хочешь общаться со мной, быть со мной… То так и скажи. Скажи прямо! Я достаточно умен, чтобы ни на чем не настаивать.

– Достаточно умному не нужно говорить об этом прямо.

– Для тебя это просто игра…

– Ты прав, Йасай. Это просто игра. И знаешь почему? Потому что мальчики любят играть. Это у нас в крови. Мы рождаемся, чтобы играть всю свою жизнь. Маленькими мальчишками мы играем в воинов, скрещивая деревянные мечи на улице. Став постарше, мы скрещиваем уже другие мечи, и не на тренировочной поляне, но в кровати. Взрослыми мы играем с железными мечами и с железными монетами. В старости мы играем в догонялки – болезнь пытается догнать нас, а мы со всех сил удираем от нее. И так до тех пор, пока души наши не находят свое последнее прибежище в Хранилище. Впрочем, кто знает – быть может, и там есть место для игры.

«Это просто игра», – подумал Шай, очнувшись от воспоминаний. Он повернулся к Мачео и протянул ему свою руку.

– Я хочу горячую ванну. И вина.

– И вина… – ухмыльнулся Мачео. – Мне украсить купальню цветочными лепестками?

– Лучше парой десятков свечей. Люблю приглушенный свет во время купания.

– Надо же, у ангалийца такой тонкий вкус.

– Тонкий у меня разве что только вкус, – ответил патриций.

– Даже так? Неужели не каждому под силу вытерпеть тебя в постели?

– Не каждому.

– Это просто у тебя не было меня, – сказал Мачео.

– А у тебя не было меня. Так что не будь так самоуверен.

– Это мы посмотрим, – улыбнулся Мачео. – Я прикажу согреть тебе воду и проводить тебя в наши бани.

– Проводи меня туда сам.

– От моего отца так и нет никаких известий? – спросила секретария Далонга Калирия, когда после кормления Эксиля они возвращались во дворец из Морозной рощи.

– Нет, Ваше Величество. Но что-то мне подсказывает, что с вашим батюшкой все в порядке.

– Как же я соскучилась по папочке. Быстрей бы он вернулся.

– Я уверен, что совсем скоро вы снова с ним увидитесь, и он прижмет свою любимую дочь к себе и поцелует в ее чудесный лобик.

– Ты правда так думаешь? Или говоришь мне это, просто чтобы меня успокоить?

– Я совершенно искренне так считаю, Ваше Величество. Прижмите Королевский шарф поплотнее к шее – кровь быстрее остановится.

Но вместо этого девочка, напротив, размотала шарф и взглянула на него.

– Как странно, – сказала она, – обычно на шарфе много крови, ведь она так долго не останавливается.

– А сейчас? – спросил Далонг, вытянув шею и рассматривая Королевский шарф в руках Калирии.

– А сейчас на шарфе лишь маленькое кровавое пятнышко. И шея не болит так сильно, как обычно.

– А как вы себя чувствуете? Голова кружится? Болит? Ощущаете слабость?

– Немного ощущаю, кажется, – неуверенно ответила девочка, – а вот голова почти не болит.

– Хвала черному небосводу. Я очень рад. Возможно, целительные капли, которые изготовили Маги, наконец-то начали давать свой эффект.

– Вот только спать все равно хочется.

– Это как раз нормально. Тысячи лет Королевы Амплерикса предпочитали поспать немного после кормления Эксиля. И вам не следует бороться со сном. Сейчас попрошу Клиду подать вам ужин и уложить спать.

Отдав распоряжение Клиде приготовить Королеве еду, Далонг пошел в свой рабочий кабинет, расположенный напротив Престольного уступа. Комната была небольшой и всегда затемненной. Секретарий приблизился к окну, через которое открывался вид на Живую площадь, и стал пристально смотреть вдаль. Этот седовласый старец, служивший еще матери Калирии, Илпе Бальерос, любил стоять у окна и подолгу разглядывать Триарби. Ему казалось, что такое тихое времяпрепровождение позволяет ему забыться хотя бы ненадолго, чтобы мысли в голове не роились, как пчелы в улье, а дали ему немного покоя. Сколько королевских секретов прошло через его душу за время службы короне… Сколько грехов ему нужно было совершить, чтобы сохранить баланс власти на Амплериксе, особенно сейчас, когда на троне восседала слабая больная девочка, вынужденно покинутая отцом. Отвернувшись от окна, он взглянул на крошечную запертую каморку, находившуюся в этой комнате. Дверь в каморку была такой маленькой, что Далонгу приходилось сгибаться вдвое каждый раз, когда он, взяв в тайнике ключ от каморки, отпирал дверцу и проходил внутрь. Если первое время после их секретной женитьбы Клида пыталась выведать у Далонга, что же такое находится за дверью каморки, то впоследствии она поняла, что муж скорее распрощается с жизнью, чем ответит ей. Далонг ненавидел моменты, когда ему нужно было заходить в этот крошечный жуткий подвальчик. Еще больше в эти моменты он ненавидел себя.