Решение, как по мне, максимально правильное!

С трудом отделавшись от различных прилипал чиновничьего вида, мужчина довольно быстро заметил слежку.

— Не исключаю, что они уже выяснили, что никакой армии под городом не стоит, — пояснил он. — Нужно выйти отсюда сегодня. Не хочу здесь ночевать.

— Разумно, — негромко пробормотал я, борясь с тем, чтобы не оглянуться.

Хродбер завернул в сторону рынков, где разговор уже начался на мунтосе, который я совершенно не понимал, отчего злился. Ресмон лишь поглядывал по сторонам, да пялился на различные товары, а я пытался отследить, кто из людей вокруг мог работать на нашего потенциального неприятеля.

Нет, возможно, что никаких заговоров вокруг не строилось, но… лучше перестраховаться, не так ли?

— Ну что? — спросил я после очередной беседы Дризза и какого-то мужчины в нелепой шапке и слишком тёплой для обжигающего солнца одежде. И рун на ней, я что-то не заметил.

— Есть вариант, но он мне не нравится, — в кое-то веки откровенно поведал Хродбер. — Но других в ближайшее время, видимо, найти не выйдет.

— И что за вариант? — прищурился я.

— Уйти через местное подполье, — сообщил он.

— Это?.. — специально недоговорил я, желая, чтобы Дризз ответил более чётко, но тот промолчал. — Кто это? — не скрывая раздражения спросил я, получив обжигающий и предупреждающий взгляд, едва не заставивший меня сформировать защитный барьер, что всё равно было бы бесполезно против его антимагического амулета.

— Местная гильдия убийц, — всё-таки ответил Хродбер.

«Проклятие происходит не от пустого проговаривания заклинания, поскольку в этом мире не существует ничего пустого. Нет более порочного деяния, нет более мерзкого кощунства, чем лгать, прикрываясь моим именем».

Император Дэсарандес Мирадель, «Новый завет».

Окрестности Ростоса, взгляд со стороны

Сегодня его жизнь окончилась. Оборвалась, внезапно и резко, как перекрытый кран воды в поместьях богачей. Но то речь о старой жизни, что же о новой?

«Идеальный вариант», — раздался шёпот в голове самого обычного почитателя Аммы. Пустой, холодный, безжизненный. Болезненный и острый, словно стекло. Он резал и колол, пронзая саму суть, стирал разум.

Большой и новый дом, ремонт в котором лишь недавно был завершён до конца. Стены изнутри только на прошлой неделе окончательно просохли и перестали испускать запах краски. Пол аккуратно выровнен, заделаны щели и выправлены скрипучие доски.

В центральной комнате сидела молодая и улыбчивая девушка со светлыми, словно пшеница, волосами, которая кормила грудью младенца. Она взглянула на мужчину, который зашёл к ней, а потом рассмеялась и что-то спросила. Голос у неё был нежным, отдавал любовью и заботой. Голова девушки склонилась, а в глазах вспыхнула искра, показывающая, что она готова услышать в ответ слова какой-нибудь мягкой и доброй шутки.

Семья. Старая, забытая жизнь. Прежняя. Ненужная. Бесполезная.

Вид мужа вызвал беспокойство, как и его поведение. Она нахмурилась и посмотрела на ребёнка, припавшего к её груди.

— Милый, всё хорошо? — вопрос, который она не могла не задать, ведь видела его необычное состояние.

«Ты как будто бы спишь на ходу…»

Во дворе, за настежь открытой дверью, висело сумрачное, бездонное небо. Холодные цвета, напоминающее неподвижное горное озеро. Безмолвное к мольбам людей.

Он молча вышел за порог, на улицу, где работали слуги, ранее бывшие рабами. Но законы Империи сделали их свободными. Поменялось ли что-то? И да, и нет. Раньше они работали за еду. Теперь они работают за деньги, которых не хватает даже на еду. Хороший хозяин не портил имущество, ведь раб — ценность. Теперь хороший хозяин — это тот, который платит столько, чтобы хватило не протянуть ноги от голода. Со слугами обращались как хотели, ведь они «свободные». Не нравится — уходи, придёт другой. Что это, как не новая, более изощрённая форма рабства?

Теперь за ворота, за пределы поместья.

Плач ребёнка, которого резко подхватили с женских колен. Ругань девушки, сходу осознавшей, что муж уходит. Навсегда.

Непонимание. Она плакала, кричала, выговаривая слова сквозь слёзы.

— Что происходит⁈ Что случилось⁈

«Пожалуйста, проснись! Ты пугаешь меня!»

Грубая, полная силы рука отбросила нежную, хрупкую ладонь. Он и правда уходил. Без спешки, уверенно, так, как делают люди, твёрдо всё решившие. Теперь у него новый путь, который вёл в забвение, в пространства, полные тайн и шёпота, раздающегося внутри головы.

За его спиной осталась молодая женщина с прижатым к груди ребёнком. Она кричала, пронзительно и беспомощно.

— Прошу, не уходи! Вернись! Не надо!

«Что я сделала⁈»

В голосе звучало недоумение и страх.

Взгляд мужчины мазнул по невзрачному дому, стоящему возле реки, а перед глазами замелькали кадры из прошлого. Всё случилось триста двадцать два года назад. Тогда кашмирский воин, вернувшийся со службы, скопил за годы жизни двадцать две золотые монеты. Он купил материалы: крепкие брёвна — аж из леса, что на полпути к Лунсо, обожжённые кирпичи — которые производили выше по течению реки, где мешали песок и глину. Оплатил услуги строителей, плотников и даже кузнецов. Это был добротный дом, хоть и обычного, грязно-жёлтого оттенка. Правда внешне жилище мало чем отличалось от остальных.

Дом простоял все три века, хоть за это время четырежды случались наводнения, да столь сильные, что вода доходила до второго этажа. Однако, качество сыграло свою роль. Повреждения были минимальны и лишь штукатурка осыпалась с ровных и прямых стен.

Ныне жилище выглядело обшарпанным и обветшавшим, но это лишь иллюзия, фон. Если немного поправить его, то всё удастся привести в порядок за минимальные затраты времени и сил.

Взгляд в прошлое был отринут, теперь взгляд в будущее.

Дом обвалится, простояв ещё двенадцать лет. Причиной тому — новое наводнение и сырость, которая поросла плесенью и попортила фундамент и раствор, скрепляющий стены. Никто не заметил этого до последнего и однажды здание попросту сложилось внутрь себя, насмерть завалив всех своих обитателей. Дикий грохот и какофония криков наполнили улицу. Пыль, камни, доски — зацепило даже стоящие рядом дома. Прохожие останавливались и смотрели, прибежавшая стража суетливо принялась изучать завал, гадая, найдут ли выживших.

Не нашли.

Девушка и ребёнок за спиной давно остались позади и пропали, а он всё шёл, не думая о прежней жизни. Она осталась там, где-то далеко, забытой и брошенной.

Перед ним простёрся Ростос. Узкие улицы и множество людей, как смуглокожих, так и полностью белых. Изредка попадались и чернокожие, но такие были здесь редкостью, хоть и не вызывали заинтересованных взглядов. Все были привычны.

Переулки. Новые дома, ограды, рынки и навесы. Торгаши, бродяги, нищие, стражники, редкие маги и всадники на верблюдах. Праздно отдыхающие или замученные работой.

Храм Хореса. Когда-то он был церковью Триединства. А ещё раньше — Аммы. Но последняя не забыта. Не забыта…

Стайка птиц уселась на карниз, поглядывая вниз и следя за многочисленными кошками, которые обожали поймать кого-то из них, при этом спрятавшись от более крупных хищников.

Где-то схватили вора, отчего теперь люди яростно кричали и избивали его. Стража не успеет, тщедушный подросток умрёт, а потом его тело закинут на трупную телегу, вывозя за город.

Чуть дальше толстопузый торговец отвесил гневный подзатыльник помощнику, рассыпавшему муку и теперь пытавшегося исправить последствия своей неуклюжести. Через два года он вспорет глотку торговца в его же постели, а потом порежет свои руки, истекая кровью на ступеньках его богатого имения.

Жрец-проповедник вскидывал к небу руки, звучно голося в центре собравшихся людей. Трое старух тихо общались в кругу, прикрыв телеса и лица тёмной тканью. Хромая собака медленно двигалась вдоль грязного переулка, тихонько поскуливая и подволакивая лапу.