Процедуры в лазарете заняли около часа. Более-менее чистый, со свежими бинтами и пластырями, Лоцман спустился с Гашеком в столовую, чтобы перекусить перед отдыхом. Гашек пообещал горячий бульон с кусочками мяса.

Из трех анархистов в столовой остался один, коротающий время с бутылкой водки. На полу валялись еще две, пустые. Лоцман уселся за соседний стол. Осталось дождаться с кухни бульона и чего-нибудь укрепляющего, и вот тогда совсем будет хорошо!

На выкрашенных синим кирпичах заложенных окон белели наставления: «Пути Зоны неисповедимы», «Сталкер, берегись трех вещей – аномалий, мутантов и людей», «Разгильдяйство смерти подобно»…

Гашек задерживался. Лоцман уже не мог сдерживать панику, вызванную долгим отсутствием чеха. Мавр наверняка готовил отраву или подговаривал контрактников к убийству. Наверняка уже договорился с Хищником о дележе отобранных артефактов и присвоении «Спящего сталкера» себе…

Гробовая тишина. Невыносимая тишина.

Надо бежать, иначе каюк.

Лоцман поднялся из-за стола, бросил взгляд на дверь в коридор. Присмотрелся к анархисту, примериваясь, как лучше ударить приставленного Мавром охранника. Не зря ведь тот нацепил на себя эмблемы «Анархии» и делал вид, что увлечен выпивкой, – все ради маскировки.

Словно подтверждая размышления Лоцмана, липовый анархист налил в стакан водку. Налил полный, до самых краев. Капли прозрачной жидкости стекли по граням стакана и собрались в лужицу у донышка. Еще несколько капель сорвались с горлышка бутылки и плюхнулись на стол.

Водка. Водка, водка, водка…

Так ведь мужик предлагает выпить с ним!

Лоцмана накрыло эйфорией. Паника, подозрения, страхи улетучились, сменившись неудержимой радостью.

Друг предлагает выпить, и обижать отказом не дело!

Онисим взял стакан, кивнул анархисту, мол, твое здоровье, и в несколько глотков выпил. Не успел поставить стакан, как анархист вскочил со стула и…

…Что со мной? Почему потерял сознание? Помню, что видел во сне человека без снаряжения и странный додекаэдр. И еще Шторм. Все было как в реальности… а теперь лежу на спине под днищем экскаватора. Рядом старое барахло. Комбинезон «СПАС» с одеждой внутри… лежит по фигуре скрюченного человека, только без тела. Рюкзака и оружия нет…

Что произошло? Неужели угодил в ловушку? Добрался до станции, добрался до Камня, заморочил «каменщиков» чудо-крестом, и после таких передряг Зона поймала меня под экскаватором?

Нет. Не может быть.

Пошевелился. Кажется, жив-здоров. В перчатке на правой ладони кончиками пальцев ощущается что-то бархатистое.

Да, точно. Оторвавшись от «каменщиков», я добрался до Копачей, где и решил передохнуть. В домик детского сада не полез, под экскаватором показалось безопаснее… а тут в куче тряпья детектор засек артефакт.

Поднес к глазам странный камень, осмотрел. Разноцветный, размером с язык, на вид как скрюченный человечек. Когда выудил его из валяющихся шмоток, тогда сознание и отключилось.

Сколько я тут пролежал?

Сунул артефакт в нагрудный карман. Нашарил родной FN F2000, глянул на походные часы. Времени прошло порядком… Раз все еще живой, значит, «каменщики» меня потеряли. Масоны недоделанные.

Пора валить отсюда.

Выбраться из-под ржавой развалины дело нехитрое. Два толчка, один рывок – и я на свежем воздухе. Все бы ничего, но пока я дремал, нашелся еще один любитель экскаваторов. Такой же беспечный, как и я.

– Не боишься пить в Зоне большими дозами? – громко поинтересовался я у сталкера, сидящего в тени машины, пьющего водку прямо из горла бутылки. – Или пьяным, это… море по колено?

Ходящий вверх-вниз под жидкой бороденкой кадык замер. Сталкер в зеленом «Смерче» с эмблемами «Анархии» опустил бутылку и уставился на меня. Первое, что приковало мой взгляд, это бугрящаяся язва на правой щеке незадачливого любителя водки. Второе – это глаза. Диковатые покрасневшие глаза с искорками помешательства.

Анархист, похоже, потерял дар речи. Как сидел с бутылкой, привалившись к гусенице, так и остался сидеть. Не пытался позвать своих, не пытался схватиться за обрез. Странный.

– Привет, бродяга! Хороший день сегодня, солнечный! – вновь попробовал я завязать диалог. – Мое имя Граф, Веселый Граф. Шутить люблю. Как тебя зовут?

– Я… Это… – Сталкер захлопал глазами, соображая. – Да… Веселый, говоришь? Когда-то и я…

Забулдыга завис. Ушел в себя. Потерялся.

– Что-то туговат я на ухо, как, ты сказал, тебя зовут?

– К-конфетой меня к-к-кличут, – спохватился сталкер.

– Ты же из анархистов? Вы же обычно на троих соображаете?

– А?

– Говорю, где напарники твои? За водкой побежали или в камень-ножницы-бумагу тебе проиграли? – поддел я пьяницу, чтобы выяснить, один ли он. – Кто проиграл, тот и «отмычка», так ведь в «Анархии»?

Конфета вылупился на меня, беззвучно шевеля губами. Ни дать ни взять рыба на разделочной доске.

– Н-н-не… – наконец выдавил он. – Мои дру-друзья уже давно п-покойники.

Похоже, не врет.

– Мои соболезнования! – решил я подыграть. – А в Копачи каким ветром тебя занесло? Пришел покопать артефакты в развалинах?

– Не… п-помянуть их пришел. П-полгода. На могиле Хэфтика.

Кровь отхлынула от моего лица. Веселость как рукой сняло.

– Как ты сказал?

– Хэфтика. Корешей он у-у-убил, сука. А меня не с-смог, сбежал сюда. – На обезображенном лице Конфеты появилась кривая ухмылка. – Я его п-подстрелил, тут он от Шторма и сдох.

– А точно это Хэфтик там? – махнул я рукой на экскаватор. – Я сам задолжал ему, так что надо точно знать.

Я соврал. Не я задолжал Хэфтику, а он мне. В саванне Африки…

– Точно-точно, – даже не заикнувшись, ответил Конфета. – Тетрадочка его у меня. За-записи он там свои вел.

– Тетрадь?

– Угу. – Конфета потряс бутылку, оценивая, сколько в ней осталось водки.

Похоже, пьяница не сочинял. Тетрадь – по-немецки Das Heft – была кличкой Александра. Невзирая на отвращение, вызванное безобразной мордой, я присел рядом с Конфетой. Информация о старом знакомом стоила того, чтобы уделить время чокнутому анархисту.

– Ну, раз так, помянем твоих друзей, – сказал я, доставая из-за пазухи фляжку со «вкусом дома». – Настоящий шотландский виски «Чивас Ригал». Будешь?

Глаза Конфеты загорелись. Он потянулся к фляжке. Я отвел ее в сторону, чтобы Конфета не коснулся ее грязными руками.

– Погоди. – Открутив крышку, я поднес фляжку к носу и принюхался. Изобразил на лице блаженство, чтобы раззадорить пьяницу. – Доставай, во что налить, и заодно покажи тетрадь Хэфтика.

Конфета заерзал. Он хотел выпить, но, как всякий бывалый сталкер, опасался подвоха. Я не торопил. Пригубил из фляжки, поцокал языком, помычал от удовольствия. С пригорка, где застыл на вечной стоянке экскаватор, открывался неплохой вид. Штормы наплодили в Копачах множество «жаровен», поэтому вся растительность среди полузасыпанных фундаментов и печей сгорела. Лишь зданию с колоннами, остовам сельхозтехники и каменному солдату ничего не сделалось – незыблемым памятникам былых времен. Все село было как на ладони, окруженное молодым леском. А за лесом, у самого горизонта, в столбах света из туч виднелись трубы и градирни атомной станции…

Шорох. Конфета созрел.

– Да-давай помянем, – протянул он железную кружку. – За-за-за Печкина и Каина выпить не грех.

– А тетрадь?

Анархист скривился. Красные глаза забегали, язва на щеке стала пунцовой.

– Читать со-собрался? На буржуйском она, ничего не п-понятно.

– Не переживай. Пока ты поминаешь и закусываешь, я полистаю. – Вытащив из кармана шоколадный батончик, я бросил его Конфете. – А то вдруг и тетради нет, и под экскаватором не Хэфтик лежит. Убедиться надо.

– Ладно. – Мой скучающий вид успокоил Конфету. – Только с возвратом! Я-я для одного друга п-приберег ее. В подарок. Хэфтик и за ним о-охотился.

Вместо ответа я взял у анархиста кружку и принялся потихоньку лить в нее виски из фляжки. Конфета тем временем достал из ранца потрепанную тетрадь с кожаной обложкой. Мы обменялись. Пригубили виски.