– Тебе чертовски полезло.

– Да.

– Мои совершенно другие. Я даже не припомню чего-то такого. Ну, собственно, понятно почему. Думаю, ты в курсе, что наши мамы выросли на севере, в когда выросли – разъехались по разным городам: Нина поступила в Питер, а моя – в Москву. Она так и не доучилась. С папой познакомилась в девятнадцать. Меня родила в двадцать один. Детство было, конечно, не такое красочное, как у тебя, зато приятелей было много. Со мной много времени бабушка проводила.

– А где она сейчас?

– На Сахалине. Так получилось.

Не дожидаясь никаких ответов или удивлений, он продолжил:

– В школе я отличник: был, сейчас тоже.

– Зубрила небось?

– Неа, – помотал головой Серега, – домашку вообще не делал и не делаю. Просто на уроке как-то все схватываю. Да и что там схватывать? Фигня.

– Что, даже физику любишь?

– Буду сдавать.

– Терпеть не могу!

– Физику?

– Все. Это.

– А я терпеть не могу, когда… ладно, – рявкнул он, – извини.

– За что?

– Я раньше так не срывался. Это из-за мамы. Невозможно стерпеть и смириться только с тем, что ее нет. Все. Нет, Женя, и все. Хоть об стену головой бейся – ничего не поменяется. У нее был лишний вес и гепатит C, все вытекло в рак печени третьей степени, – перебил Сережа. – Знаешь, самое страшное – это просыпаться пять месяцев подряд и понимать, что ее нет. Я до сих пор не верю. И как тут быть «мужчиной»?! – он нервно развел руками, сжав губы от злости.

– Я недавно узнала, что это моя мама позвала вас к нам.

– Да. Папа сначала не хотел, как видишь, передумал. Ну, его в Москве ничего не держит, – работает он удаленно, друзья переживут. Я сам до последнего не хотел, но папа уже принял решение.

Оглянувшись назад, будто проверяя – есть ли там кто, он выдал:

– А может это и к лучшему: теперь жить в той квартире, – с ума сойти можно: все, понимаешь, все, каждая пылинка о ней напоминает. Я сразу же уговорил отца продать ее пианино. С ним бы вообще было невыносимо.

Тут я, не спрашивая разрешения, обняла не содержащегося от брани Сережу. Тот оттолкнул меня.

– Ты чего?

– Я бы тоже уехала.

– Да нет: я хочу вернуться, правда, я готов, но не в ту квартиру. Папа тоже вернется. Но Пока мы будем здесь. Так надо, видимо.

Плавно мы приближались к базе. Вдыхаем нескованный воздух. Приятная свежесть отключает мозг, лишь изредка напоминающая о предстоящем уходе деньков легкости.

Подходя к дому, рыжий отметил:

– Ты на Нину чем-то похожа.

Сегодня было сложное. Естественно, без похода на пляж не обошлось. Сережа и в этот раз согласился сходить со мной, на всякий случай надев плавки.

Хорошо у залива: штиль, теплый песок и вода, превратившая в парное молоко.

– Нырнем? – предложил он.

– Давай в другой раз.

Уговаривать он меня не стал. Из гостей никто не купался. Сережа пошел один.

Посматривая, как он плывет до буйков, я подумала: а может не так уж мне трудно теперь?

Сегодня особенный день. А особенность его – рассвет. Редко встречаю утро именно так – сижу на корнях дерева, смотря на залив с альбомом и чашкой чая. Без сахара!

Медленно просыпается «Акватория»: людей нет, даже Лина еще дремлет. Ноги колются сосновыми иголками. Муравьи по камням носятся. Залив довольно тихий и умиротворенный. Солнце, не спеша, поднимается над маленькой землей. Сижу. Смотрю. Работаю с заброшенными черновиками.

На минуту отложила карандаш и посмотрела в безоблачное небо. Пришла мысль, что Серега ассоциируется у меня с ярко-красным цветом, перемешанным с оранжевым. Странно. Мама, например, – это голубой, а папа – темно-синий. Капитолина – сплошная охра. А я – салатовый и желтый, такой желтый, который виден слегка.

К чему рано вскакивать летом? Оказалось, что с появлением гостей минутки, проведенные в личном пространстве, ценятся как никогда. На самом деле, буквально после завтрака в «Акватории» состоится велопрогулка: от базы до озера и обратно. Вот-вот начнутся шум, крики, Роджер и веселые друзья Васюши Коровкина.

Здесь я сидела около двух часов, пока не решилась сделать небольшое открытие – в качестве наивной попытки проявить инициативу и приготовить фритату с ветчиной. Правда, ветчины в холодильнике не наблюдалось, а чувство голова переполняло. До завтрака два часа.

Естественно, справиться с такой задачей в сопровождении тишины не удалось. Да и к тому же, омлет слегка пригорел, поэтому неприятный запах разбудил маму. Едва протерев глаза, она посмотрела на мои попытки сделать фритату, которые, к сожалению, провалились.

– Это что?

– Без понятия.

– Гарью воняет, – скуксилась она, открывая окно. – Тепло! Какое счастье. Дожди прошли.

Ощутив бодрость духа, мама переменилась в лице и все-таки попробовала фритату.

– Вот кусочек неплохой. На.

Из окна проникала сердечность приятного августа.

– Как Сережа? – порывисто спросила она.

– Разговаривали в лесу. На днях.

– Вчера он рассказал мне о своей гитаре, – шепнула она. Он, оказывается, играет! Представляешь?

– Интересно, – буркнула я, делая вид, что не в курсе.

– Значит, нормально все с ним? Мне кажется, получше.

– В петлю не полезет.

– Поедешь сегодня?

– Поеду, куда ж я денусь.

– Нужно Сережку позвать.

– Я не люблю его будить: до добра не доведет.

– Женя.

– Мам.

– Убери это все. Дышать невозможно.

– Доброе утро, страна! – взбудоражено прокричал папа. Видимо, сегодня он хорошо выспался, раз так бодро выскочил на улицу с мокрым лицом и полотенцем на плече.

– Так. Сережа едет?

– Он спит.

– Пусть лучше воздухом подышит.

– Жень, ну так ты спросишь? – подхватила мама.

– Да.

– Женька, ты сегодня хоть спала? Смотри, какая «красавица», Нин, что с глазами у нее?

– Спала, спала.

Я правда спала. Часа четыре.

– Иди умойся, – добавил отец. – давай-давай, Сережу разбуди, да поживей.

Через семь минут я ворвалась в его душную комнату.

– Доброе утро? Давно встал?

– Только что.

– Не хочешь покататься на велосипедах?

– Вдвоем?

– Нет, всем вместе. От базы группа едет.

– Хочу.

Он выглядел нервно. Будто бы что-то случилось. Мы ненадолго замолчали.

– Когда будешь готов, дай знать.

Прошло еще пятнадцать минут. Серый все еще не выходил из комнаты. Меня послали узнать, все ли у него хорошо.

– Как ты? Все в силе?

– Ты знаешь, поезжайте без меня, – быстро ответил Сережа, даже не повернувшись ко мне.

– Почему? Ты в порядке?

– Не беспокойся. Поезжайте, – спокойно ответил он, поведя плечами.

– Но…

– Я же тебе все сказал: все нормально.

Вернувшись, я попросила папу поговорить с ним. Может быть, ему необходимо сильное мужское слово. Папа поговорил с ним буквально за считанные секунды, после чего, с серьезным выражением лица спустился на первый этаж со словами: «Пусть дома побудет».

Что касается Михаила Дмитрича, то, естественно, он бы не поехал при любом раскладе: с сыном, без сына, с нами или без нас. Он работает. Все-таки ради приличия я заглянула и к нему, но тот с улыбкой помотал головой и объяснил, что сегодня никак.

Тем не менее, мы собрались в путь: мама в своем синем спортивном костюме, папа в джинсовых самодельных шортах, я и группа довольных жизнью гостей.

Мы выехали из «Акватории», а на душе лежал тяжелый грубый камень. Дедушки-теннисисты традиционно обгоняли всех, с которыми наравне ехал папа, хоть они прекрасно знали дорогу от базы до озера. Примерно посередине группы ехала пара: молодой человек и девушка, старающаяся изо всех сил, – слишком боится от своего кавалера отстать. Мы с мамой крайние: во-первых, мама следит, чтобы никто не потерялся, во-вторых, я люблю останавливаться, чтобы сделать несколько фотографий, а потом – догонять группу. А что? Маршрут все равно не меняется из года в год, а фотографии, как правило, всем нравятся, многие их оставляют себе.