– Ну?

– Ты когда-нибудь была на крыше?

– Да. Лет в восемь. Потом мама запретила уда лазить. Даже с папой.

– Нине с Юрой не говори только.

– Естественно. Я в свою комнату хочу вернуться, подстрахуй, пожалуйста.

Пришли. У меня тускло горел свет. Роджера наконец не было слышно.

На этом бодрствование подходило к концу. Глаза закрывались. Сережа тоже распереживался. Он немного посидел за моим столом, глядя то в окно, то на лес, а иногда – на меня.

Утро следующего дня началось с мимолетного ощущения счастья, ведь вчера ушло. За окном солнечно, вот-вот закончился дождик.

Из родительской спальни слышался отцовский храп. Ночка у них выдалась не из легких. Прислушавшись, я поняла, что внизу кто-то хозяйничает, – Лина, кто же еще? От работы отлынивает: несвойственно для нее. Коровкин, бедный, уже наверняка заждался ее. Ноги неохотно поплели на первый этаж, я старалась быть «мышкой», только бы не говорить с ней после вчерашнего. И, какого было мое удивление, что тот, кто стоял и жарил у плиты блинчики, была не болтливая тетка, а Сережа. Я не удержала равновесие, поэтому он меня заметил.

– Шпионом тебе не быть, – усмехнулся он из-за спины.

Первый раз слышу его тонкий смешок.

– Тебе надо научиться подглядывать за людьми.

– Что ты делаешь?

– Опять. Терпеть не могу очевидные вопросы. Ты же видишь, что я готовлю завтрак.

– Зачем? Ресторан же есть. По вторникам у нас овсянка.

– А как тебя в чувство приводить? Овсянкой ты каждый четверг питаешься, а такими блинами тебя никто не накормит. Иди уже ешь.

Затем он разглядывал мой лоб, а лоб выглядел странно Какая муха укусила сегодня Серегу? Впрочем, совсем не важно. Конечно, его блинчики очень отличаются от Лининых или маминых, но, признаюсь, что он готовит хорошо! Теплые, тоненькие, ровные блинчики, каждый из которых окунался в кисе с джемом, таяли во рту.

– М, м, у кого научился?

– У бабушки своей.

– Так вы…

– Я умею делать только легкие блюда. Вот, например, блины на молоке. Все просто, нужно всего лишь сделать их несколько раз, ну и однажды как-нибудь, случайно запороть все. После этого все будет получаться.

Я улыбнулась.

Все-таки наверняка здесь есть подвох. Может, он меня проверяет или потом предъявит счет в виде желания какого-нибудь? Но Сережа продолжал:

– Я испугался, что ты заболеешь, а, как правило вкусная еда поднимает настроение тем, кто вчера чуть не разбил лоб.

Сейчас он показался таким открытым, что мне даже захотелось его обнять, но в этот момент раздался стук в дверь. На этот раз, уж точно – Лина ломится. Ее стуки невозможно спутать со стуками того же Гриши, например. Открываю.

– Солнышко! Ну как ты?! Температура есть? Как твоя голова? А самочувствие? Я сегодня почти всю ночь не спала! Думала уже к вам идти, но побоялась разбудить. Ну не молчи ты! Чаю хоть попьем. Где Сергей?

– Все в порядке. Проходи.

Она стала шмыгать носом. Лина учуяла запах блинов, которым пропиталось все пространство дома.

– Ну, Женька! Готовить что ль научилась! Ну знала же, знала! Не сомневалась. Женихов-то теперь будет – хоть отбавляй! Выбирай – не хочу! – ее переполняли эмоции.

Она следовала за запахом, и наткнулась на Сережу. Парень был не готов к ее возвращению.

– Сергей, вы сводите меня с ума!

Он вздрогнул и обжегся о сковородку от неожиданности. Лина стала дуть на его палец. Тот сконфуженно терпел.

Сережа, возмутившись переходом личных границ, вырвался и ушел.

– Куда? Что с ним?

– Лина!

– Что?

Я побежала искать его.

Тем временем на улице гулял непринужденный ветерок. Запах сосен сегодня особо приятен. Решила заглянуть на ресепшн, а там уже во всю работала мама.

– Женечка.

– Мам!

– Что это у тебя на лбу? – она придирчиво вглядывалась в мою голову, которая так мечтала остаться нетронутой.

– Сковородкой ударилась.

– Как это произошло?!

На ходу пришлось выдумать историю, будто вчера, во время приготовления омлета, я поскользнулась об разлитую горячую воду и упала со сковородкой в руках.

Мама не поверила.

Выслушивать новую версию она не могла, поскольку на ресепшн ворвался тот самый вчерашний мужчина, скорее всего, со вчерашним же вопросом.

Вечером я попросила Серегу сходить со мной на левый берег. Рассевшись на камне, тот закрыл глаза.

– Что с тобой?

– Капитолина ваша… Она у меня уже вот здесь сидит! – проорал он, показывая двумя пальцами на шею. – И даже не смей меня успокаивать! – снова перебил рыжий, нахмурив брови.

– Больно надо.

Пропуская мимо ушей его вспыльчивые реплики, я пронзительно вглядывалась в воду. Каждый день здесь все по-другому. За все десять лет ни разу не застала той самой «одинаковой картинки».

Года два назад я устроила себе проверку. Целью было каждый день срисовывать залив в течение месяца. Это было тоже в июле – в золотую середину лета, в этот период «картинка» особенная. Почему так? – каждая страница в альбоме – это отдельный день. Весь месяц я рисовала, сидя на одном месте, поэтому вид на листах, казалось бы, однообразен, но эффект поразительный: если быстро пролистывать альбом, создается впечатление, что волны – живые. Они перемещаются слишком плавно, закаты – гармонично сменяют друг друга на горизонте, который всегда слишком далеко.

Сережа снова думал о чем-то. Неожиданно захотелось спросить.

– Ты поешь?

– Ничего не пою, – отрезал Серега.

– Врешь.

– Раньше пел. Больше не пою.

АВГУСТОВСКИЕ ОТКРОВЕНИЯ

Сегодня шестой день августа. В этом месяце лето ощущается по-другому, в воздухе веет предчувствием ухода «маленькой жизни», поэтому я ценю август больше, чем радостный июнь и беззаботный июль, последние недельки которого оказались не такими уж и беззаботными.

Михаил Дмитрич вернулся неделю назад. Уволился, устроился в новый IT-сервис и сразу же приступил к работе. Из дома. В общем, держится молодцом.

Серега же после вторничного завтрака стал сам не свой: снова стал запираться в комнате, ходил гнусный.

На часах девять.

– Доброе утро, – пожелала я парню, приоткрыв дверь.

– Чего тебе? – тот сидел на кровати, что-то читая. Рано поднялся, что для него большая редкость.

– Не хочешь прогуляться?

– Настроения нет.

– Мне нужно в лес.

– Зачем?

– Пейзаж нарисовать надо. Мне ассистент нужен.

– Обратись с Капитолине Андреевне, она не откажет.

Проигнорировав совет, я отпустила:

– Ну и лежи, жирей.

– Да хватит! Иду! – как же его легко было вывести из себя. – Иду, только потому что ты не рассказывала Нине с Юрой про крышу. Туда и обратно.

Честно говоря, день не лучший для хождений: ночью снова лил дождь. В лесу царила тишина – грибники еще не осмелились пытать свою удачу. Жары и вовсе не намечалось. Все дальше мы отдалялись от папоротников, по котором лет в десять я ориентировалась, когда играла с Митькой. Сосны тянулись к небу. Сережа шел, посматривая на периодически встречающиеся кусты черники, закрыв голову капюшоном и пиная маленький камушек под ногами. В конце концов он остановился.

– Ну и? Где рисовать будешь?

– Здесь недалеко есть опушка. Туда пойдем.

– Понял, – тот снова уставился вниз.

– Это ты из-за меня грустный?

– Если бы из-за тебя, было бы чудесно, – усмехнулся тот.

– Влюбился что ли?

– Было дело, – ответил он, остановившись.

– Кто она?

Тот насторожился.

– Какая разница?

– Из Москвы?

– Из Москвы.

– Как ее зовут?

– Зачем тебе это?! – крикнул он.

– А почему нет? Ты же знаешь, что я никому. Клянусь! – заявила я, еле сдерживая смех и положив левую руку в области сердца.

Сережа натянул улыбку.

– Не стоит. Вот ты влюблялась когда-нибудь?

– Нет. – отмахнулась я. – Ну давай! Интересно же!

– Сытый голодного не поймет.