– Наверное, я предпочла бы умереть внезапно, – сказала она, как только утвердилась в выборе, – от упавшего с крыши камня, например.

– Внезапно? – повторил Иддин чуть разочарованно.

– Да. Чтобы не знать до последнего, что через секунду меня не станет. Чтобы не мучиться этим знанием, пониманием того, что смерть неотвратимо близко, и мне ничего с ней не сделать… Лучше пусть настигнет мгновенно, когда я совсем не буду этого ждать.

– И ты не хотела бы иметь возможность избежать её? Понимать, что происходит, что ты всё ближе к своей гибели, и противостоять ей? Не хотела бы даже иметь выбор – бороться, пусть и бессмысленно, безнадёжно, или принять её?

– Это малодушно… и совсем недостойно… Но да, Иддин. Если мы говорим о том исходе, где я всё равно погибну, я не желала бы знать ни время, ни место, ни причину даже за миг до того, как меня не станет. Разве тебя не мучила бы неизбежность?..

– Но это в любом случае было бы лучше, чем не иметь никакого контроля над оставшимся мне временем и жить в неведении, – холодно и резко сказал маг.

Ниольи было стыдно за себя, за свои слова, хоть они и были искренними. Совсем слабой, трусливой и глупой, ничтожной почувствовала она себя рядом с Иддином. Словно считывая её эмоции, он произнёс:

– Не думай, что я осуждаю тебя, Эльдэхин. Я задал этот вопрос, чтобы лучше понять тебя, чтобы увидеть ярче. Не для того, чтобы услышать мнение, совпадающее с моим, и убедиться в правоте – здесь невозможно быть правым, возможно лишь честным. И эта честность мне очень дорога. То, что ты остаёшься откровенной и настоящей, заставляет тебя уважать, даже если в этой откровенности ты показываешь свою слабость.

Она смотрела себе под ноги, отчего-то стесняясь поднять глаза на него, и мяла подол платья, не замечая этого. Иддин опустил взгляд на её тонкие, изящные пальцы, вцепившиеся в голубую шелковую ткань, и тут же отвёл, борясь с нестерпимым желанием взять её за руку.

– Странные у нас разговоры, не находишь? – Ниольи улыбнулась, но больше от волнения, чем от того, что в самом деле считала происходящее забавным.

– Нахожу, – согласился маг. – Тем ценнее мне твоё общество – редко с кем можно позволить себе странные разговоры.

Действительно, с кем прежде в Фиене она могла бы обсудить такие бесполезные в бытовом плане, оторванные от реальности вещи? И между тем, как много они смогли понять друг о друге, размышляя о них… Всё это показалось бы бессмысленным со стороны тех, кого она встречала до Иддина, но Ниольи видела смысл, и чувствовала его едва ли не физически – в стремительно сокращавшейся дистанции между душой Иддина и своей.

– А ты… знаешь, как Песнь смерти работает? – наконец, решила продолжить беседу эльфийка. – Со стороны магии, конечно. Я слышала, что смерть не каждый раз забирает того, кто призвал её, и было всегда интересно, отчего так происходит…

– На эту тему исследования есть, и ведутся до сих пор, – сдерживаясь, чтобы не вывалить разом всю известную ему информацию, начал Иддин. – Однако, ты наверняка, догадываешься, что проводить здесь эксперименты достаточно сложно – поиск добровольцев для такого дела весьма затруднителен!.. – он усмехнулся. – Те, чья Песнь оказалась «успешной», уже не могут ничего рассказать. Те же, кто остался в живых, остаются так же и в полном неведении о том, как она действует. Для них это выглядело, как прочитанный жалостливый стишок о тяготах жизни, на который мир никак и ничем не ответил. Тем не менее, – его глаза загорелись, и в голосе зазвучала страсть, – кое-что выяснить удалось.

«Не без моего участия», – не желая откровенно хвастаться, про себя добавил маг.

«Не без твоего участия, очевидно», – глядя на воодушевление, овладевшее Иддином, сделала вывод Ниольи.

– Единственный вопрос, на который сейчас возможно хотя бы постараться найти ответ – вопрос о том, по какой причине смерть решает не прийти на призыв. Ведь эльфов, чья Песнь оказалась неудачной, можно отыскать и изучить подробности их жизни до попытки самоубийства и после него.

– А дальше сравнить всё это и на основе сходств попробовать вывести, почему смерть не пришла к ним? Так?

– Именно, – приятно впечатлённый сообразительностью собеседницы и тем, что не придётся тратить так много слов, как планировал, подтвердил Иддин.

– Почему тогда не изучить и тех, чья Песнь оказалась «удачной»? Те обстоятельства, которые смерть посчитала достойными, чтобы прийти и избавить от тягот и страданий жизни?

– Конечно же, мы пробовали это сделать. Однако любые обстоятельства могут казаться совершенно одинаковыми, и различия можно было бы заметить и выявить только со временем, в дальнейшем развитии событий, которое, в случае смерти, невозможно проследить. Тут мы и подходим к тому важному, что пока удалось нам открыть!..

Ниольи смотрела на него во все глаза, с таким интересом, который нельзя было бы изобразить. Она даже перестала мять свой подол, крепко зажав ткань в кулачке, в ожидании продолжения его рассказа.

Маг видел – она не изображает заинтересованность, чтобы понравиться ему, как делали это другие девушки, с кем по молодости он пытался на свиданиях заводить любимую тему. Пряча тайком зевки и кивая через слово, чтобы сделать вид, что всё сказанное им, понятно и небезразлично. Нет, Эльдэхин его действительно понимала, он читал это в её глазах, слышал искреннее любопытство в задаваемых вопросах. Она на самом деле хотела узнать как можно больше о мире, в котором живёт. И Иддина как никогда радовала возможность поделиться с ней своими знаниями.

– У каждого из тех, кого смерть не пожелала забрать, в Песни были изложены факты, не соответствующие действительности! – с торжеством произнёс волшебник. Ниольи нахмурилась.

– Не совсем понимаю, как это, – призналась она.

– Сейчас поймёшь! – вдохновенно сказал Иддин и, чуть обогнав, развернулся к Ниольи лицом, шагая спиной вперёд прямо перед ней. – Я объясню на примере: есть эльф, который тяжело болен. Лекари, к которым он обращался, сказали, что болезнь не исцелить и она в ближайшее время неизбежно его убьёт. И эльф решается исполнить Песню смерти, чтобы скорее уйти и прекратить свои мучения. Вот только он остается жив – и через время встречает мага, который, во-первых, ставит совсем другой диагноз, а во-вторых, излечивает его недуг!

– Это ты был тем магом? – хитро улыбнувшись, спросила Ниольи. Иддин отрицательно качнул головой.

– Мой друг и брат по магии Ри́виар. Он талантливый волшебник и хороший целитель. Думаю, с его старанием и усердием в учёбе, он был бы даже лучшим Великим магом, нежели я…

– Я думала, ты ставишь себя выше всех других волшебников, – удивилась Ниольи.

– Но это не значит, что я не вижу их достоинств и сильных сторон, и не могу испытывать уважения к ним, – заметил Иддин.

– Так что же с тем эльфом, которого Ривиар исцелил? – вернулась к теме девушка. – Смерть не забрала его, потому что причина для самоубийства была… не настоящей?..

– Я пришёл к выводу, что именно в этом всё дело! – на секунду ставшие задумчивыми, будто подёрнувшиеся пеленой каких-то мыслей, глаза его вновь засияли голубовато-белым колдовским пламенем. – В своей Песни эльф просил забрать его, потому что болезнь неизлечима и всё равно его убьёт, и в своих словах он был искренен, но при том ошибался. Конечно, он никак не мог знать всего, что произойдёт дальше, не предполагал, что недуг его возможно победить – но миру это было известно, и он не ответил на просьбу о смерти.

– И в других случаях было так же? Сам просящий не знал правды, заблуждался, или не ожидал, что может ещё произойти нечто такое, ради чего он снова захочет жить?

– Примерно так. Был парень, который считал, что безразличен своей возлюбленной, но вскоре после неудавшейся Песни Смерти узнал, что она давно испытывает к нему симпатию, но боялась это показать. Мир знал об этом, в отличие от него. А бывало и иначе, когда парень или девушка, чья жизнь после Песни не оборвалась, разочаровывались в возлюбленных и находили счастье с другими, гораздо более достойными эльфами. Решались проблемы с деньгами и долгами, появлялись способы исполнить цель своей жизни, и даже порой те, кто считался погибшим, возвращались с войны к супругам, от горя призывавшими смерть своей Песней…