– Итак. Пока немного раскачаем тебя на ближних мобах. Несколько дней будем крутиться недалеко от таверны, так что доделывай свои дела на пасеке, потом уже уйдём так далеко, что назад возвращаться не сможем, – начала Кара составлять план, вернувшись к делу. – Первичный доспех и оружие я тебе завтра выдам, дальше будешь сам себе покупать. У меня всё равно завалялся неплохой, но белый комплект. Как раз для нуба.

Белыми в игре называли простые вещи, которые мог себе позволить каждый нуб. Они обладали параметрами, которые можно описать фразой «ладно хоть не голышом». Прочность у этих вещей была тоже небольшая, потому рассыпались они быстро, и их ремонт не имел смысла. Начинающий крафтер или непись мог такой сделать дендрофекальным методом из клочков шкур или кож и металлического лома. Следующими в градации шли синие вещи – хорошие. Это самый распространённый класс вещей в игре. Стоили подороже белых, но и по прочности были намного выше. Никакими особыми параметрами такие вещи не обладали, зато просто хорошо и долго делали своё дело. Для их крафта нужны были уже очищенные металлы: как правило, сталь, выделанная кожа, приличные куски древесины. После синих вещей были фиолетовые – эпичные. По сути, то же самое, что и синие, но имеющие особые параметры, увеличивающие урон, или защиту, или ещё какой из показателей. Для их крафта требовались те же материалы, что и для хороших, плюс дополнительные, редкие и дорогие. Стоимость таких вещей, соответственно, была такой, что редко когда хороший, прокачанный игрок был бы полностью одет в эпик. Игровая смерть грозила потерей сразу всего, что было надето, так как это всё оставалось на месте. Ремонт таких вещей стоил очень недёшево. Последним классом были легендарные вещи – рыжие, их намеренный крафт был невозможен. Система следила, чтобы количество этих вещей равнялось количеству игроков. По одному на человека. Неписи и игротехи не учитывались при расчёте, только игроки, однако владеть ими могли на общих основаниях. Потому легендарный предмет у мастера мог получиться, только если система разрешит, да и то, только с применением особых элементов, которые можно было достать только у боссов в данжах. То есть создаёт мастер эпичный предмет и добавляет особый ингредиент, очень дорогой. Позволила система – получился легендарный предмет, не позволила – эпичный. Да и то, если не сломается. Стоимость легендарок зашкаливала. Кланы устраивали войны за обладание ими, а в реале люди выкладывали годовые бюджеты маленьких фирм ради их покупки, если кто-то ещё соглашался такое продать. Эти предметы, кроме всего прочего, присущего эпичным предметам, обладали каким-нибудь одним, но уникальным параметром или сразу большим комплектом параметров. Легендарки, как правило, лежали в хранилищах, ожидая часа какой-нибудь из решающих битв. Не во всякий данж брали с собой легендарные предметы. Их экипировали, только если шли куда-то с надёжным товарищем, который подберёт упавший шмот и не присвоит себе легендарный предмет. Множество дружеских отношений были уничтожены из-за того, что товарищ соблазнялся стоимостью предмета и присваивал его после выпадения. Иной игрок, обретя такой предмет, сразу же его продавал в страхе, что за ним будет вестись охота, а о своих вчерашних приятелях он узнает то, чего знать не желает. Ремонтировать легендарки было невозможно, они сами восстанавливали со временем свою прочность, если не были уничтожены в бою полностью.

Неформальное обозначение этих градаций было введено и принято игроками, которые отталкивались от цвета названия предмета, не желая использовать родную, системную классификацию. Старая игровая традиция.

– Спасибо за щедрость! – съязвил я беззлобно.

– Если между городами ещё можем сами походить, то вот в саму пещеру лезть вдвоём – самоубийство, – продолжила Кара, улыбнувшись моему сарказму. – У нас два варианта. Или брать наёмников, что очень дорого, зато надёжно, или набирать компанию и прокачивать их вместе с тобой. Это дёшево, но надо каждого проверять. А если окажется гнилым, искать нового.

– Хороши оба варианта, – поддержал я. – Думаю, пока можно и людей в компанию набрать, а перед входом в пещеру донаймём нехватающие силы.

– Разумно, – кивнула собеседница. – Однако я не сильно люблю людей.

– Как и я, – вернул я ей с улыбкой. – Однако один очень усатый ярый мизантроп тоже общался с людьми, даже вполне учтиво. Но он делал это только из-за того, что в силу социальности нашего вида ему приходилось поддерживать минимальные отношения с некоторыми из людей.

– Один очень усатый ярый мизантроп? – спросила собеседница, что-то ища в своей памяти. – Ницше, что ли?!

– Он самый, – ответил я, с улыбкой от того, что моя собеседница, оказывается, весьма образована, коли знает о философе, которого в современном социуме уже и не вспоминают, давно объявив его выжившим из ума от одиночества и потому нёсшим всякую чушь.

– Мизантропия в наше время общественно порицаема, – с прищуром объявила беловолосая.

– Ты наёмник, тебе по профессии не надо людей любить, – ответил я, понимая, что меня сейчас проверяют на отношение к этому явлению.

– Ну, а как же ты? Тебя взяли на роль дружелюбного фермера, – продолжала логику Кара.

– Я бы и рад их любить, – искренне ответил я. – Вот только среди них мало тех, кого есть, за что. Поэтому, лучше я обращусь к наёмнику лишний раз. Наёмник честен, ОН прямо объявляет, что ему надо, и за это честно делает своё дело. Наёмник не лицемерит, ему просто незачем, а от лицемерия большинства людей меня уже подташнивает.

Кара не сумела скрыть уважение и заинтересованность во взгляде, хотя он был очень сдержан и короток. Я теперь почти уверен, что наше приключение пройдёт без выноса мозга на тему верности поведения в обществе. Хорошо-о-о-о!

– Сегодня поздно уже куда-то выдвигаться, ничего не успеем. Скоро начнёт темнеть, а ночные походы не каждый опытный осилит, – перевела тему Кара обратно к делу. – Завтра утром я жду тебя тут, а сегодня иди на ферму, думаю, тебе надо будет привести в порядок дела. Ты ещё будешь там появляться несколько дней, но не много. Если хочешь качаться не два года.

Мы ещё около часа обсуждали нюансы нашего похода. И исключительно с позиции моего интереса. В процессе Кара достала свой инструмент и наиграла несколько незнакомых, но очень понравившихся мне мелодий. Бутылка опустела, и я встал, намереваясь пойти домой, на ферму.

Люди в нижнем зале сопровождали меня сальными и завистливыми взглядами, кроме троих здоровенных персонажей – двух орков и человека, что отсыпали за выступление Кары больше всего монет. Даже старый Грахлов, улыбаясь, поцокал мне в след. О чём они там себе думали, в целом выглядело логично. Какой-то непись пришёл, послушал музыку, сразу увёл музыканточку наверх, в комнату, и вышел оттуда один через продолжительное время. Ну и пусть себе завидуют. Мне от того ни горячо, ни холодно. Да и вообще, кому какое дело, кто и чем занимается в уединении? Ещё в реале я возненавидел это внимание к «чужим окнам».

Домой я шёл в лёгком опьянении. Да, после принятия алкоголя в этой игре можно было получить данный эффект. Правда, он отличался от реального, так как система не допускала реального разрушения организма, да и нужных для этого веществ не поставлялось извне, а полностью действие алкоголя на организм не было изучено даже сейчас. Вот так вот – научились сознание копировать, а на старый, как цивилизация, вопрос ответить так и не смогли до конца. Вообще удобно, когда можно опьянеть, но без вреда для организма. Очень немалое количество людей в игру пошли ещё и из-за этого, а некоторые – только из-за этого.

– Что, понравилась она тебе? – смешливо спросил я своего хорька, бежавшего рядом.

– Гу-гук!!! – вернул мне он, что моя ИИ перевела как согласие.

– Мне тоже. Сильная, смелая, умная, циничная!! Все лучшие качества! Да ещё и симпатичная, но это кому как. Сильная и смелая, может быть, она только в игре, всё же тут нет тех рисков, что в реале, но вот разум игра не изменит, – рассуждал я вслух. – Такие, как она, или уже кем-то заняты, или наёмники. А наёмники не водят романтики со своими нанимателями.