Я зажимаю пальцами нос. — Терренс?

— Не говоря уже о том, что твой отец хочет, чтобы Тревор возглавил Stinton Auto. Он попросил меня связаться с Дон и привести ее в компанию. Я тянул время, но он только что напрямую попросил у меня ее номер.

Я вскакиваю. — Что?

— Да, я думал, это привлечет твое внимание.

— Конечно, так и было бы. У папы уже есть номер телефона и адрес Дон. Он хотел, чтобы ты мне это сказал.

— Сказать тебе что?

— Что я все еще у него на поводке. — Я хватаю пригоршню песка и зарываюсь в него. — Дон — самое эффективное наказание, которое он может придумать.

— За что именно он пытается тебя наказать?

— Ставить кого-то выше Stinton Group, — бормочу я.

Хиллс снова проклинает.

Я думаю о папке, которую видел в руках Дон в тот день. Бумаги выпали из нее и рассыпались у ее ног, как осколки стекла. Сожаление сковывает меня изнутри и мешает говорить.

— Каков план?

— Я не знаю.

— У тебя всегда есть план, Макс, — гремит Хиллс.

Да, но это было до того, как Дон Баннер уничтожила меня. Я позволил себе увлечься женщиной, знал, что хочу мужчину лучше, чем я когда-либо мог быть, и теперь расплачиваюсь за это.

— Будут огромные последствия, если общественность поймет, что Stinton Group дает Тревору еще один шанс. Не говоря уже о резкой реакции совета директоров, когда твой отец пытается выбросить в мусорное ведро нашу самую прибыльную компанию, которой является твой младший брат.

Я зажмуриваюсь. От голоса Хиллса у меня начинает болеть голова.

— Макс, очнись, черт возьми!

— Может быть, до этого не дойдет.

— Черта с два, этого не будет.

— Тревор всегда капитулировал перед желаниями отца, но на этот раз он наверняка поднимет еще больший шум. Похоже, он предпочел бы быть мертвым. Зачем еще ему было бы так утруждать себя, чтобы заплатить таблоидам и остаться незамеченным.

— Это то, что ты думаешь?

Я замираю.

— Это был не его выбор — быть мертвым. — Хиллс сбрасывает на меня бомбу.

Я чуть не теряю свой телефон из-за песка и волн. — Что?

— Твой брат был очень разговорчив, когда я застал его вчера в твоем офисе за дегустацией твоего лучшего виски…

Почему я не удивлен? Тревор никогда не мог удержать свои руки подальше от моего винного шкафа.

— … И он проговорился. — Хиллс рычит, как будто новость оскорбила его лично. — Это твой отец решил его убить. Он уже нашел Тревора несколько недель назад, но хотел посмотреть, что ты собираешься делать с Stinton Auto. Оказывается, план всегда заключался в том, чтобы украсть прогресс, которого ты достигл в компании, и использовать его, чтобы осыпать Тревора конфетти. Заставить общественность думать, что он мертв, было сделано для того, чтобы его драматическое возвращение привлекло внимание и заставило людей говорить о его ‘чудесном’ возвращении.

— Знал ли Тревор, что папа хотел связать "Дон" и "Stinton Auto" в бантик и передать их ему? Поэтому он согласился это сделать? — Я впиваюсь пальцами в телефон.

Я не заслуживаю Дон, но мой брат, черт возьми, тоже не заслуживает. Тем более, что он не изменился.

— Я не знаю, Макс. Что я точно знаю, так это то, что твой отец — самый страшный парень, которого я когда-либо встречал. Жутко, как он дергает за ниточки за кулисами.

Я качаю головой. Неудивительно слышать, что это все время был папа. На самом деле, в этом есть смысл. Папа, вероятно, ждал, пока Дон наберет популярность, чтобы использовать ее по-другому.

Неудивительно, что он был так расстроен, когда разразился скандал с Милой Дюбуа и казалось, что Stinton Auto взорвется еще до того, как он начнется.

И неудивительно, что он не казался особо расстроенным, когда таблоиды объявили о смерти его младшего сына. В то время я боролся со своими чувствами к Дон, поэтому не обратил особого внимания. В любом случае, мы с папой не были близки. Я подумал, что его радиомолчание по поводу таблоидов объяснялось тем, что он справлялся с этим по-своему.

Я и не подозревал, что за этим стоит он.

Хотя это объясняет, почему таблоид напал на Stinton Group. У них был человек с контрольным пакетом акций, поддерживающий их.

— Теперь ты понимаешь? — Хиллс ворчит. — Здесь все становится еще безумнее, и ты единственный человек, который может это остановить.

— Я буду там утром, — тихо говорю я.

— Тебе все еще нужно время, чтобы зализать раны, Макс? Послушай, она была всего лишь женщиной…

— Она была для меня не просто женщиной, Хиллс. — Слова резкие, но это только потому, что что-то не менее острое царапает меня изнутри. Я хватаю свое пиво, чтобы заглушить это чувство. — Я потратил свою жизнь на то, чтобы разгребать бардак Stinton Group. Теперь Stinton Group устроили мне бардак, и я все еще пытаюсь понять, как это исправить. Или… — Я сглатываю. — Или даже если должен.

— Макс, я сожалею о Дон, но у тебя есть дела поважнее…

Я вешаю трубку и плюхаюсь обратно на песок.

Я всегда был человеком с планом. Поставь передо мной безответственного, рогатого пса в виде младшего брата, и я уберегу его от неприятностей, даже если это убьет меня. Дайте мне компанию, из которой текут деньги, и я вырву неработающие отделы, предложу им новый план и превращу их в машину для печатания денег. Я могу работать до глубокой ночи. Никаких выходных. Никаких скандалов с женщинами. Вообще никаких женщин, пытающихся отвлечь меня от продвижения компании к новым высотам.

Я был непробиваем.

Пока одна женщина-механик не появилась передо мной со своей темной кожей и темными глазами и не сбила меня с ног.

Со стоном я смотрю на звезды.

Черт. Даже глядя на ночное небо, я думаю о Дон.

Пиво не оказывает никакого эффекта.

Я тяжело вздыхаю и закрываю лицо рукой.

Я выпил слишком много пива, чтобы доверять себе за рулем, поэтому дремлю прямо на пляже, пока не почувствую, что температура падает. Мои глаза приоткрываются, и я мельком вижу сердитые облака в качестве предупреждения, прежде чем небеса разверзнутся и выльют на меня полное ведро воды.

Отлично.

Даже Мать-природа, черт возьми, ненавидит меня до глубины души.

Я заползаю в свою машину, дрожа и разочарованный, и уезжаю, не заботясь о том, куда еду, даже если это на краю земли.

Что я вообще здесь делаю?

В итоге я оказываюсь возле квартиры Дон и Бет, как жуткий сталкер, стою под дождем и промокаю насквозь, как будто пробуюсь на роль статиста в одном из этих мелодраматических музыкальных клипов.

Дождь хлещет по моему лицу и шее, прилипая волосами ко лбу. Он стекает по моей рубашке и хлюпает в ботинках, которые заляпаны грязью после моего выхода на пляж.

Я фиксирую взгляд на окне спальни Дон. Я уже бывал в ее квартире раньше и видел дверь с наклейками. Это была спальня Бет. Она находится на противоположной стороне квартиры.

Спальня Дон выходит окнами на улицу.

Я представляю Дон лежащей в постели в своем комбинезоне, потому что представить ее в чем-то другом чертовски сложно, и я не имею права фантазировать о ней в нижнем белье. Я представляю, как ее тонкая рука прижимается к щеке, когда она делает то, чего я не мог делать уже несколько дней, — крепко спит.

Мне здесь не место.

Я знаю это так же хорошо, как знаю внутреннюю сторону своей ладони.

Но вырваться из этой квартиры — все равно что попросить меня отделить легкие от груди. Этого не произойдет.

Меня охватывает целая гамма чувств, когда я позволяю дождю хлестать меня по голове и задаюсь вопросом, что бы я сказал Дон, если бы мог увидеть ее сейчас.

Я несчастен без тебя.

Я люблю тебя.

Мне жаль.

Ни одно из этих слов не исправит этого. Не может изменить то, что я послал тех юристов, а потом солгал об этом. Ничто не может стереть вкус ее горечи.

Это безнадежен.

Я должен собрать все по кусочкам и обратить свой взор на Stinton Group.