— Привет, я здесь, чтобы привезти кое-что для Макса. — Я поднимаю теплую коробку с печеньем, которую держу в руке. — Он занят?

— Э-э… мистер Стинтон на совещании.

— С кем?

— Эм…

— Дон? Что ты здесь делаешь? — Позади меня раздается голос Хиллса.

Я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с помощником Макса. — Привет, я зашла занести это Максу.

— Он… занят. — Хиллс тяжело сглатывает. — Я отдам это ему. — Он берет коробку из моих рук и ведет меня обратно к лифтам. — Тебе лучше идти.

— Руки прочь, Хиллс, — рычу я.

Он поднимает обе руки. — Извини. Я дам ему знать, что ты была здесь.

— Моя дочь попросила меня доставить это лично.

— Разве тебе не нужно быть в автомастерской? — Спрашивает Хиллс. — Я скажу Максу, чтобы он встретил тебя там.

Его настойчивость вызывает у меня еще больше подозрений. Я забираю контейнер обратно. — Клинт сейчас дежурит в гараже, так что я могу подождать.

— Тебе нужно уйти. — Его тон становится ледяным.

Я хмурюсь. — Почему? Что происходит?

В этот момент дверь кабинета Макса распахивается, и воздух разносится сердитый голос. Мужчина выбегает из комнаты, бросая проклятия через плечо. Темные волосы. Темные глаза. Высокий, худощавый.

Это панк, с которым у меня была пьяная ночь страсти.

Трус, который бросил собственную дочь и пытался заставить меня прервать беременность до того, как она родилась.

Тревор Стинтон.

ГЛАВА 16

БЛУДНЫЙ СЫН

МАКС

Я действительно чертовски взволнован, мой брат жив, но я не уверен, как долго он сможет сохранять этот статус.

Я сижу в ошеломленном молчании, когда Тревор вылетает из моего кабинета.

Ага.

Мой младший брат вернулся.

Как призрак в доме с привидениями. Он наводит ужас и вызывает абсолютную головную боль, но без него мир казался каким-то пустым. Пока его не было, я начал оглядываться на наши воспоминания и искать под пеплом проблески привязанности и товарищества. Я даже убедил себя, что, когда он вернется, я буду стараться быть более доступным для него.

Отсутствие действительно делает сердце более любящим.

Я и забыл, какой он абсолютный придурок.

Миру нужно продолжать думать, что я мертв, Макс. Это то, чего я хочу.

Я до сих пор не могу поверить, что он это сказал.

Когда восемь месяцев назад я столкнулся лицом к лицу с нацией, принял на себя вину за его действия и перенес тяжелый груз отвращения всего мира, я сделал это, чтобы спасти Stinton Group. Я не думал, что Тревор воспользуется этим как какой-то извращенной уликой против меня.

По его словам, это моя вина, что он разорил Stinton Group, сбежал с деньгами инвесторов и заставил полицию начать охоту на ведьм в поисках его местонахождения. Моя вина в том, что он месяцы прятался от властей, а затем был пойман самым неловким образом из всех возможных.

Вчера я обнял его и похлопал по спине.

Сегодня я раздумываю, не столкнуть ли мне его с лестницы.

Ужасно, я знаю.

Не то чтобы я ненавидел своего брата.

На краткий миг я подумал, что он мертв, и ужас, который я испытывал, был реальным. Временами, когда поиски казались бессмысленными, я задавался вопросом, увижу ли я его снова. Вчера в аэропорту я с облегчением держал его на руках. Это доказывало, что растрепанный бородатый мужчина передо мной действительно был моим братом.

Но момент семейной благодарности прошел.

Настал новый день, и его неожиданный визит в Stinton Group просто забил гвоздь в крышку его гроба.

Я собираюсь отпраздновать его возвращение домой, сослав его обратно на остров, на котором он прятался.

— Тревор, не смей уходить от меня, — рычу я, когда мой брат топает из моего кабинета. Мы спорим. Ушел почти на год, и первый разговор, который он хочет завести со мной, касаясь того, чтобы оставаться мертвым в глазах закона и общественности.

Смешно.

Он имеет хоть малейшее представление о том, через что прошла компания из-за его глупых решений? Даже сейчас Stinton Group движется в неопределенном направлении. Это была головная боль, пытаться уладить дела с советом директоров. Я часами убеждал членов своей семьи, что на этот раз буду держать Тревора под контролем.

У меня нет права на еще одну ошибку.

— Тревор! — Я лаю.

— Пошел ты, Макс.

Когда он исчезает за дверью, я неуклюже поднимаюсь на ноги.

Стул врезается в стену, но я почти не обращаю на это внимания.

Топая за ним, я вылетаю в коридор и рычу: — Ты думаешь, это игра? Было достаточно сложно убедить комиссара передать тебя без публичного ареста… — Мои слова замедляются до ужасающей остановки, когда я вижу красивую женщину, стоящую перед столом администратора.

Это Дон.

На ней один из ее приталенных джемперов. Это великолепный кремовый цвет, который подчеркивает ее смуглый, обсидианового оттенка цвет лица. Ее волосы собраны сзади в небольшой пучок в стиле афро, спереди повязана желтая бандана. Солнце светит на ее скулы и привлекает внимание к изысканной симметрии лица.

Я не преувеличиваю, когда говорю, что она самая непринужденно красивая женщина, которую я когда-либо видел. Это та красота, которая заставляет вас почувствовать, что вы выходите из тела. Как будто существо перед вами не может быть реальным.

Обычно мне нравится смотреть в эти красивые карие глаза.

Но прямо сейчас она — последний человек, которого я хотел бы видеть в своем офисе.

— Дон, — шепчу я.

Она не отвечает. Даже не смотрит на меня.

Она смотрит на Тревора.

Что-то густое и склизкое стекает по моей спине и обвивается вокруг шеи.

Дон взмахивает густыми ресницами. Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Шок проникает глубоко под ее смуглую кожу.

Для такой опытной женщины она плохо скрывает свои эмоции.

Я хочу перекинуть ее через плечо и унести далеко отсюда, крича ‘моя, моя’, как незрелый малыш со своей коробкой игрушек. Особенно когда я вижу, как мой брат упивается ею.

Тревор смотрит на Дон так, словно она призрак. Его пальцы расслабляются на штанах, а глаза обшаривают каждый дюйм ее тела, как будто он не видел ни одной женщины с тех пор, как сбежал.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

Дон теплая, чистая и прекрасная. Она слишком хороша для нас обоих. Слишком хороша для Тревора.

— Вау. Ты выглядишь потрясающе, — шепчет Тревор. Прошло восемь лет с тех пор, как они видели друг друга. Я не знаю, насколько Дон изменилась с той ночи, когда они встретились, но очевидно, что Тревору все еще нравится то, что он видит.

Я хватаю своего брата за воротник и дергаю его назад. Мой голос похож на низкое рычание. — Не говори ни слова.

Дон вздергивает подбородок до упора.

Она подходит ко мне, минуя Тревора, как будто его здесь вообще нет.

Мое сердце громыхает. Я чувствую одновременно гордость и сожаление. Чувства, которые сталкиваются в клубке неровных эмоций.

Голова моего брата резко поворачивается, его глаза расширяются от шока. Я хотел бы винить его за то, что он пялится, но не могу, потому что отвести взгляд от Дон для меня тоже невозможно.

Ее бедра покачиваются из стороны в сторону в мягком женственном покачивании. Решимость загорается в ее глазах огнем, который поглощает меня. Уголки ее губ приподнимаются, когда она встречается со мной взглядом, и мое сердце замирает перед ней, приглашая — нет, приказывая мне удерживать эту женщину как можно ближе как можно дольше.

Это безумие — испытывать такие чувства к человеку, который спорит так, словно собирается сделать мне инсульт, но Дон дергает за струны моего сердца с того дня, как мы встретились.

Она требует от меня большего.

Требует всего.

Я думал, что смогу солгать ей. Я действительно солгал. Если это для блага наших отношений, я могу сделать почти все.

Но скрывать от нее правду было пыткой.

Каждый раз, когда она упоминает, каким развратным она считает Тревора из-за того, что он прислал этих юристов, у меня начинается зуд. Разочарование. Пустота. Беспокойство. Я как будто заперт на гильотине, ожидая, когда лезвие отрубит мне голову. Это ожидание, этот страх, это повышенное напряжение, когда я задерживаю дыхание в ожидании неизбежного, гложет меня изнутри.