Даже если он выглядит как потомок высокого и устрашающего викинга с его жестким взглядом, который не могут смягчить даже его модные костюмы и дорогие часы.

Он сводит меня с ума.

Он заставляет меня размышлять об убийстве каждые три секунды.

Он действует мне на нервы.

… так почему Хадин смотрит на меня так, словно знает что-то, чего не знаю я?

Это раздражает.

Он раздражает.

Неудивительно, что они с Максом ладят.

Улыбка искривляет его губы, когда он снова сосредотачивается на дороге. — Ты думаешь, это все, что Макс видит, когда смотрит на тебя? Бизнес?

— Это довольно очевидно, не так ли?

— Что очевидно?

— Что ему наплевать на людей. Мы для него не люди. Мы просто знаки доллара и ниточки, за которые он может дергать в своих пресловутых целях.

Хадин запрокидывает голову и смеется. — Ладно, теперь я понимаю.

— Что?

— Еще одна причина, по которой ты его так заинтриговала. Макс превращается в размазню рядом с жестоко честными женщинами.

Я морщусь. — Все не так.

— Я точно знаю, на что это похоже. Ты и Макс — единственные люди, которые кажутся совершенно бестолковыми.

Мои брови сводятся вместе. — Послушай, если бы ты знал всю историю, ты бы не был таким самодовольным.

— И если бы ты знала Макса… — Он качает головой. — Он не тратит свое время на то, чем не хочет заниматься.

— Это тебе не обязательно мне рассказывать. — Я собственными глазами видел легендарное упрямство Макса Стинтона. Пытаться переубедить его — все равно что давить на гору. Пустая трата времени.

— Он любит Stinton Group. — Брови Хадина низко нависают над его страстными карими глазами. — Как навязчивая любовь, которая беспокоит меня и Ваню. Но это то, что делает его счастливым, поэтому мы не вмешиваемся. В последнее время стало еще хуже. Он работает без остановки, потому что не умеет делать ничего другого. Для него нормально запираться в своем кабинете и не выходить неделями.

Я пытаюсь представить отвратительного Макса Стинтона, который несколько дней не мылся и не брился. Я жду, что это вызовет отвращение, но мое глупое воображение даже не может нормально функционировать.

Вместо бомжа с застрявшей в бороде едой и темными от мешков глазами я вижу помятого и взъерошенного Макса Стинтона с великолепными пятичасовыми тенями, выставляющего напоказ сексуальные руки, когда он закатывает рукава рубашки, обнажая мужественные вены, спускающиеся к пальцам.

— Даже когда он не в офисе, он всегда занят делами Stinton Group. — Хадин смотрит в зеркало заднего вида. — Он спит, ест и дышит Stinton Group. Но этот ипподром… это единственное место, которое не имеет никакого отношения к Stinton Group. Это единственное место, где Макс может отстраниться, расслабиться и забыть обо всех давящих на него обязанностях. Это личное. Это свято. Он не приводит туда Stinton Group. — Он не приводит туда никого, кого он связывает с Stinton Group.

Я с трудом сглатываю. — Ну и что?

— Значит, ты не просто бизнес. — Хадин выгибает бровь. — Если бы это было так, я гарантирую, что сегодня ты бы не ступила на этот путь.

Прижимая прохладные ладони к разгоряченным щекам, я заставляю себя оставаться объективной. Хадин, может, и не такой холодный, как Макс, но он явно пытается меня разозлить.

Что происходит с этими богатыми парнями, терроризирующими нормальных людей?

— Я не знаю, к чему ты клонишь, но я никогда не встречала Макса, о котором ты говоришь. Рядом со мной он…

— Грубый? Несносный? Требовательный?

— Да, со всем вышеперечисленным.

— Образ крутого парня — это сплошное притворство. Он притворяется, что никогда не сдается. — Хадин закатывает глаза. — Или как будто ему все равно. Но это неправда. Он просто…

— Просто что? — Я скрещиваю руки на груди, ожидая увидеть, как он будет защищать отвратительные привычки Макса.

Хадин впивается пальцами в руль. — Ему нужно было чем-то отвлечься, когда умерла его мама. Он думал, что Stinton Group — это все, что у него было, поэтому он отдал этому делу всего себя. Особенность Макса в том, что… он на сто десять процентов посвящает себя тому, что ему дорого. Для него нет промежуточного. И в том состоянии, в котором он был после ее смерти.… это как бы переросло в жесткую рутину ‘никто другой не может приблизиться ко мне ’.

Его слова мягко задевают мое крайнее отвращение к Максу Стинтону.

Это заставляет меня чувствовать себя странно неуравновешенной.

Бьется ли человеческое сердце под всем этим злом?

Нет. Этого не может быть.

Нетрудно сказать, что Хадин любит Макса как брата. Даже если Макс сделал что-то, что его рассердило, Хадин из тех, кто может отмахнуться от этого. И он достаточно богат, чтобы Макс не мог помыкать им, размахивая его самыми ценными вещами в качестве приманки.

Это явно предвзятое мнение.

Я не буду обращать внимания на боль, которую испытываю, когда думаю о Максе Стинтоне, потерявшем свою маму.

Я не буду связывать эту боль с тем, как рухнул мой мир, когда я потеряла своего отца.

Мы с Максом уже не те.

Он не заслуживает моего сочувствия.

Я скрещиваю ноги и заправляю волосы за ухо. — Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но ни одна часть меня не хочет понимать Макса Стинтона. Все, что у нас есть, — это отношения работодателя и наемного работника. — Это не продлится долго, если мне есть что сказать по этому поводу. — Я не знаю, зачем он привел меня сегодня на ипподром, но могу заверить тебя, что это не какой-то большой знак того, что он считает меня человеком, которого уважает. На самом деле, только вчера…

Звонит мой телефон, избавляя меня от необходимости перечислять все недостатки Макса Стинтона один за другим, как презентацию Power Point о властных, бессердечных генеральных директорах.

Я низко наклоняюсь и роюсь в сумочке в поисках телефона. Мои движения настойчивы и тверды.

Раньше я была из тех людей, которые игнорируют телефонные звонки, особенно когда я работала над машиной. Однажды я пропустила звонок из детского сада Бет и поклялась, что со мной этого больше никогда не случится.

— Извини, — говорю я Хадину, указывая на телефон.

Он кивает и ждет, пока я отвечу на звонок.

Я прикладываю трубку к уху. — Санни.

— Дон, ты в порядке? Ты в безопасности?

— Конечно, я в порядке. — Я бросаю взгляд на Хадина. Он крупный и широкоплечий, но не кажется угрозой. Если только он не один из тех великолепных серийных убийц в стиле Теда Банди. — Я с другом.

— О, слава Богу.

— Почему? Что случилось? — Я выпрямляюсь. — Это Бет?

— Дон, о тебе весь интернет.

Я плюхаюсь обратно на свое место и стону. — Я знаю.

С этого момента я запрещаю пользоваться мобильными телефонами за завтраком. Я не хочу, чтобы моя семилетняя дочь первым делом утром искала меня в социальных сетях. Это вредно для здоровья.

— Правда? — Санни шипит. — Почему ты такая спокойная?

— Ну, я вроде как подписалась на это. — Я выдыхаю. — Я имею в виду, я не ожидала, что люди будут вести себя так, будто женщины-механики — это какой-то вымирающий вид единорогов, но, думаю, я рада, что могу вдохновить кого-то вроде себя. Ради этого стоит поднимать шум.

Хадин улыбается.

Я улыбаюсь в ответ.

— Нет, Дон. Это не вдохновляющий слух типа ‘ура, женщины‘. Это… это что-то совершенно другое.

— О чем ты говоришь? — Я напрягаюсь, мои плечи медленно поднимаются к ушам.

Кто-нибудь оставил плохой комментарий? Я знала, что скептики в конце концов вылезут из-за дерева, чтобы покричать о том, что место женщины на кухне. Интернет — это питательная среда для людей, которые хотят выплеснуть свое разочарование в собственной жизни, унижая других. Если мужчины достаточно смелы, чтобы нагрубить мне в лицо, за анонимностью экрана компьютера они могут стать особенно злобными.

Не имеет значения.

Пока никто не угрожает моей дочери, я могу пережить все, что угодно.