Одна мысль не давала покоя. Как те, кто за день до голосования поддерживали нас, вдруг проголосовали против? Всего семь человек остались верны слову, а остальные оказались предателями. Я забрался на трибуну, чтобы высказаться напоследок.
– Мы проиграли, я ухожу… Не могу быть членом вашей организации. Прощайте!
Некоторые однопартийцы пытались меня удержать, отговорить. Но я не собирался иметь ничего общего с этой организацией. Вместе со мной из зала ушли те, кто меня поддерживал. А пока мы переминались на улице, зал покинули ещё человек сорок.
– Зачем ушли? – накинулся я на них. – Вернитесь к тем, кого поддерживаете. А если не поддерживаете, то зачем за них голосовали? Ваших голосов нам как раз и не хватило!
Когда я чуть остыл, мне рассказали, как на самом деле обстояло дело. Оказывается, левые угрожали нашим сторонникам и обещали убить после голосования, если проголосуют против. Для устрашения на собрании присутствовали местные бандиты – они тоже должны были голосовать за левых. По сути, выиграть в том матче было невозможно. Увы, увы.
***
Ещё до событий в лиге мы с Ким Кеун Бэ условились основать собственную организацию – своеобразный запасной парашют на случай поражения. Ким Кеун Бэ даже заранее присмотрел помещение. Словом, всё было готово, чтобы стартовать с новых позиций. И злосчастное голосование в лиге развязало нам руки.
Работу начали незамедлительно. Председателем избрали А Донг Джунг. Я стал главным по безопасности. Ведущим промоутером избрали Ким Кеун Бэ. Наша новая организация стала полной противоположностью лиги: у нас были только представители правых. Главное здание Кван-Бюн по-прежнему располагалось в Самчхон-Доне, наша штаб-квартира – в Мён-Доне.
Новая организация перевела накал страстей на другой уровень. Одно время нас пытались подружить с лигой, даже объединить. Уважаемая пожилая горожанка Хван Он Сун, которую назвали «Мать студентов-солдат», делала всё возможное, чтобы примирить два враждующих молодёжных лагеря. С её лёгкой руки каждое крыло выбрало по пять представителей, которые должны провести мирные переговоры и наметить пути дальнейшего взаимодействия. Для переговоров она предоставила свою резиденцию. Как всегда, завязалась жаркая дискуссия, но положительных результатов встреча не принесла – стороны стояли на своём.
Я решил переманивать противников по одному на нашу сторону и начал с Пак Джин Донга. В лиге он отвечал за физическую подготовку молодёжи и, по моим сведениям, частенько использовал кулаки для решения политических споров. Мы встретились, обсудили перспективы, и Пак стал наш. Вскоре в нашу организацию перешло ещё пять представителей лиги. Миссис Хван Он Сун была в полном восторге: она уже праздновала объединение.
Однажды мы уселись в грузовик и, размахивая нашим флагом, отправились в Самчхон-Дон, чтобы захватить лигу. В это время они проводили собрание, на котором обсуждали, как поступить с перебежчиками. Мы ворвались в зал заседаний.
– Какой смысл в вашем собрании, – издевался я, – если решено объединиться под нашим командованием?
– Да кому вы нужны, чтобы ещё объединяться с вами!
После короткой перепалки я просто сдёрнул знамя их лиги и водрузил наше. Когда мы уходили, то сорвал табличку лиги со здания.
Радостные, мы возвращались в Мён-Дон. Но на самом деле мы совершили непростительную глупость: по тогдашним законам общественная организация не может занимать государственное здание без знамени и таблички – это запрещено. Кто-то донёс на отсутствие атрибутов, и в лигу нагрянула полиция. Завязалась схватка, в ходе которой несколько человек были застрелены. Мне горько сейчас вспоминать об этом… Но, так или иначе, левое крыло Лиги Кван-Бюн перестало существовать.
***
Идеей нашей организации было возрождение корейской народной армии. Мы разработали свою униформу, которую надевали на какие-то общественные работы в городе. Вскоре у нас появились сторонники. Мы действительно много сделали для благоустройства города – было чем гордиться.
Однажды я возвращался после ужина в городе. Ко мне подбежал Ли Янг Чхоль, рассказал, что на него напали в баре, куда он зашёл выпить.
– Помоги, Хон Хи! – просил он. – Я знаю, ты сможешь с ними разобраться!
Меня задело то, что кто-то осмелился накинуться на человека в форме нашей организации. Мы вернулись в злосчастный бар, где я сразу направился к столу с бандитами. Они, видимо, хорошо выпили: хамили официанткам, задирали других посетителей. Словом, вели себя как львы в своём царстве.
– Кто посмел ударить этого человека? – спросил я.
В ответ компания расхохоталась – невысокий кореец не внушал никакого страха.
– Ты кто такой? – спросил один сквозь смех.
– Чой Хон Хи из Молодёжной лиги. Тот, кто думает, что хорошо умеет драться – выходи! – заорал я и кулаком ударил по столу, за которым сидела шайка.
Стол развалился на две части, закуски и выпивка полетели на пол. Один из бандюг поднял было руки, но я поднёс сжатый кулак к его носу.
– Только шевельнись, – сказал я ему, – и ты покойник!
Кончилось тем, что хулиганы попросили у нас прощения, даже предложили угостить нас. Я не стал возражать, но послал ещё за тремя десятками товарищей из нашей организации. Мы славно погуляли за счёт той банды!
Вообще, бандитов тогда в городе было много… Однажды какие-то отморозки отобрали пальто у Ким Кеун Бэ. Ким пригрозил, что вернётся с товарищами. Но те даже не убежали, так были уверены в своей безнаказанности. Однако, увидев группу людей в форме нашей лиги, бросили пальто и кинулись наутёк.
Как говорил Сунь-Цзы: «Лучший боец тот, кому сдаются без боя».
***
Мы становились значимой политической организацией. Мои друзья Ким Ван Йонг и Пак Сунн Ква переехали на юг страны. Мы внесли огромную лепту в установление порядка в послевоенной стране, были первыми, кто боролся с разрухой и беззаконием. Народ любил нас и всегда очень хорошо принимал.
Однажды в офисе лиги появился чиновник из департамента образования – им стало интересно, чем мы занимаемся. Между делом он рассказал о лингвистической военной школе и предложил желающим поступить туда. Это школа готовила хороших государственных служащих, которые могли служить обществу не только в армии, но и в повседневной жизни. Поразмыслив, я принял решение поступать.
В январе 1946 года подал документы в лингвистическую военную школу. Она располагалась в здании бывшего теологического колледжа на горе Мун Дэ-Сан. Вступительные «экзамены» были очень лёгкими. По факту что-то вроде собеседования, на котором будущие студенты рассказывали о себе, своём образовании, планах на жизнь.
На одной такой беседе с деканом школы мистером Рисом спросил его:
– Вы хотите организовать здесь военную академию?
– Да, – ответил американец. – Именно так.
– Но тогда почему вы не назвали школу именно военной академией? Студентов явно было бы больше…
– Мы не хотим афишировать создание армии на юге Кореи. Если северяне пронюхают, то немедленно начнут формировать собственную армию…
В общем, в школу я поступил. Но с преподавателями всё плохо – их находили и принимали на работу прямо во время учебного года. Поначалу ситуация в образовательном учреждении напоминала плохонькую деревенскую школу, когда дети вроде бы готовы учиться, а учителей всё нет и нет. Но всё быстро менялось, и вскоре мы с головой погрузились в учёбу. Студентов разделили на группы А, В, С, D в соответствии с уровнем владения языками. Студенты уровня А могли свободно говорить по-английски. На уровне В учились те, кто довольно хорошо понимал английскую речь. Уровни С и D обозначали, что студенты очень слабо владеют английским. Я оказался в группе А.
Однажды нам раздали текст знаменитой Геттисбергской речи Авраама Линкольна, где демократия определяется как «власть народа, волей народа, для народа»: требовалось выучить речь наизусть. Представляете, никто, кроме меня, не мог справиться с этим заданием. Я рассказал на «отлично», не допустил ни одной ошибки в своём пересказе, учитель был просто счастлив! После этого директор школы предложил студентам назначить меня старостой группы. Неожиданное, но приятное повышение! Английский мне давался легко – сказывалась учёба в японском университете. У меня были проблемы с произношением, поскольку предыдущие учителя были либо корейцами, либо японцами. Но здесь нас учили языку носители, поэтому мой язык с каждым днём становился всё лучше и лучше.