Я заливисто смеюсь, хотя у меня кружится голова и она нужна мне вчера обнаженной.

— С парнем в толстовке?

— Мм-хм. — Она вскакивает на ноги.

— Э-э… — Я смотрю туда-сюда. Она прервала наш поцелуй, чтобы поиграть в ролевые игры? Я не знаю, хороший это знак или плохой.

— Привет. — Она протягивает руку.

Я пристально смотрю на это.

Она протягивает мне руку еще ближе, пока я не пожимаю ее. Затем она обхватывает мою ладонь своими длинными изящными пальцами и пожимает. — Я Санни. Я заметила, что ты наблюдаешь за мной в коридоре уже несколько месяцев.

Я облизываю губы. — Я Даррел.

— Даррел. — Она пробует мое имя на язык, и мне хочется немедленно сорвать с нее одежду. — Тебе идет. Гораздо больше, чем “парень в толстовке”.

— Милые прозвища приветствуются.

Она смеется. Ее глаза сверкают, глядя на меня. — Ты забавный.

— Не особо. Но если ты так думаешь…

— Я действительно так думаю. — Она наклоняется вперед. — Даррел, я хочу тебе кое-что сказать.

Я киваю. Жестом прошу ее продолжать.

— Я собираюсь сделать с тобой кое-что действительно ужасное. Из всех дерьмовых поступков, которые я когда-либо совершала, то, что я сделаю с тобой, — самое худшее. Когда я узнаю правду — что ты был невиновен, и я причинила тебе боль, когда ты был искренен со мной, — это разорвет меня изнутри. Я собираюсь жить с чувством вины, как с опухолью.

Я медленно моргаю.

— Но, — вздыхает она, — через много лет — я не собираюсь говорить, сколько именно, — ты столкнешься со мной в мебельном магазине…

Я хихикаю.

— … И ты собираешься грубо проигнорировать мое рукопожатие.

— Идиот. — Я ворчу.

Она взглядом заставляет меня замолчать. — А потом мы проведем следующий год, танцуя друг вокруг друга, либо споря, либо игнорируя друг друга, пока ты не решишь усыновить двух маленьких мальчиков.

Давление в моей груди усиливается.

— И я собираюсь сказать тебе кое-что еще, Даррел-не-парень-в-толстовке. Ты будешь потрясающим отцом для этих детей. Ты совсем не будешь похож на своего отца. На самом деле, этим детям будет так комфортно с тобой, что они будут бежать к тебе, когда им грустно, и они будут разговаривать с тобой, когда над ними будут издеваться.

Комок эмоций подкатывает к моему горлу.

— Я так сильно влюблюсь в тебя, когда увижу, как ты ведешь себя с этими парнями. И я никогда не отпущу тебя, потому что каким-то образом ты был достаточно безумен, чтобы влюбиться в подлую девчонку из средней школы. Снова. И я никогда не хочу, чтобы ты понимал, насколько это безумно.

— Это не безумие.

— Это еще одна вещь, о которой я забыла упомянуть. Ты прошел долгий путь к тому, чтобы стать умником. Поздравляю.

— Звучит как мечта.

— Это реальность. — Она наклоняется, пока не получается почти идеальный угол в девяносто градусов. — Хорошо. — Наклонившись ближе, Санни шепчет: — Можно мне вернуть Даррела нынешнего? Я не могу делать то, о чем думаю, с несовершеннолетним.

Я смеюсь, вскакиваю на ноги, а затем прижимаюсь губами к ее губам. Ее пальцы скользят по моим волосам, царапая кожу головы и заставляя все мои нервные окончания потрескивать, как будто их подключили к генератору.

Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь был так счастлив.

Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким свободным.

Санни здесь.

Она прикасается ко мне.

Она целует меня.

Я не уверен, что я сделал, чтобы мне так повезло, но я не упущу этот шанс.

Я хочу ее.

Она нужна мне.

Поэтому я поднимаю ее за заднюю часть бедер, пока она не обхватывает меня за талию своими длинными, как у балерины, ногами. Сделав три шага по комнате, я прижимаю ее к ближайшей зеркальной стене и целую.

Я сошел с ума.

Это единственное объяснение.

О, но безумие никогда не было таким приятным.

Ее губы на вкус как шоколадные кексы и кофе. Я сосу сильнее. Глубже. Пожирая ее, пока она не сливается с моим телом, как будто мы всегда были созданы друг для друга. Ее пальцы скользят по моему лицу. То, как она касается моих ушей, кожи головы, шеи этим волшебным прикосновением, превращает мой мир в пламя.

Она дергает бедрами, и я прижимаю ее к стеклянной поверхности.

Плохая идея.

Зеркала дрожат.

Санни все равно. Из глубины ее горла вырывается тихий звук, когда она целует меня и гладит по спине.

Еще. Санни.

Мое тело вернулось к инстинктам пещерного человека, где единственными насущными потребностями являются выживание и теплая женщина.

Этого недостаточно.

Губы прижимаются к шее Санни, я просовываю руки под ее рубашку, касаюсь ее подтянутого живота и провожу пальцами по спине. Я чувствую, как все ее тело содрогается прямо напротив моей кожи, и я заглушаю свой стон в ее горле.

Я продолжаю поглаживать ее кожу, поднимая руки все выше и выше, пока…

Вот оно.

Ее бюстгальтер не кружевной. Это какой-то шелковистый материал, который ощущается гладкими кончиками пальцев. Я провожу по нему рукой, и пламя пробегает от моей ладони до самых пальцев ног. Она шипит, хрипит и издает хриплый стон, от которого у меня кружится голова.

Проводя по ней большими пальцами, я выдыхаю: — Здесь есть камеры?

— Понятия не имею, — выдыхает она.

— Может быть, нам стоит перенестись куда-нибудь еще.

Я не могу поверить, что у меня хватило наглости сказать это. Стоп? Зачем мне останавливаться, когда у меня наконец-то есть момент непрерывного блаженства с Санни Кетцаль?

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу стянуть ее брюки до лодыжек и провести языком по ней — с головы до кончиков пальцев ног. Я хочу сосать, покусывать и щипать, пока она не закричит так сильно, что вся танцевальная студия, нет, весь город, услышит, как хорошо я с ней работаю.

Я переживал этот момент только в своих снах, в видениях, которые редко позволяю себе, потому что единственное, что хуже тоски по Санни Кетцаль, — это мучить себя мыслями о том, чтобы быть с ней.

Ее бедра сжимаются вокруг моей талии, когда она грубо дергает меня за рубашку.

Черт. Ни одна часть моего воображения не была такой милой, как эта.

— Если мы уйдем и… — Она выдыхает, ее губы влажные и блестящие, — нам снова помешают…

— Хорошая мысль. — Я сильнее прижимаю к ней большие пальцы, и ее глаза опускаются до полуопущенных век.

Она приоткрывает губы, и ее голова откидывается назад. Ее шея обнажается во всем своем кремово-коричневом соблазнении. Я не могу устоять перед этим. Невозможно. Я кусаю ее за шею ровно настолько, чтобы заставить ее вскрикнуть, и она вознаграждает меня сладким-сладким покачиванием бедер, от которого между нами возникает волна раскаленной добела энергии.

Это хорошее начало, но этого недостаточно. Мне нужно снять с нее побольше одежды. Я хочу почувствовать ее. Всю ее. Кожа к коже. На пути слишком много слоев.

Я неловко пытаюсь стянуть с нее рубашку через голову, но она отталкивается от меня и атакует мой рот своим. Мой мозг полностью отключается, и все логические мысли дают осечку, пока я не слышу, как кто-то стучит в дверь.

Что за черт?

Я прихожу в себя и скольжу по Санни вниз по своему телу, не останавливаясь, пока ее ноги не касаются пола. Быстрый взгляд в зеркало заставляет меня съежиться. Наш пот оставил следы по всему стеклу. По крайней мере, мы его не разбили. Учитывая, как сильно мы брыкались друг о друга, это больше свидетельствует о прочности стекла, чем о чем-либо другом.

Дверь открывается, и в комнату врываются пожилые женщины в разноцветных банданах, футболках и трико. Они останавливаются, когда видят нас, и приветливые улыбки мелькают на морщинистых лицах.

— О, я не знала, что эта комната все еще занята. — Одна из бабулек направляется к нам. — Мы пришли немного пораньше, чтобы размяться.

Я вот-вот вылезу из джинсов, а лифчик Санни свисает с подола ее штанов, как хвост, но да, мы вполне можем приостановить наши занятия, чтобы угодить нескольким милым старушкам.