- Ну раз так, запускай эту рухлядь! - приказал Досев. - А мы тебе поможем, чем сможем.

Гаечник заглянул в топливный бак и покачал головой.

- Бензина на донышке! Через минуту сожрёт и заглохнет!

- Если посмотреть в бочках? - спросил Макс.

- Не пойдёт, в старых бочках всё на фракции уже разложилось, - покачал головой Гаечник. - Срок годности истёк!

- Ладно-ладно! У нас свой НЗ! - отозвался Досев. Он сорвал с плеча рюкзак и вынул из кармана литровую флягу. - Развести костёр в сыром лесу, подпалить чьё-то логово. У каждого моего бойца в снаряжении такой запас.

Досев бросил флягу Гаечнику и побежал к паровозу. Через три минуты вернулся с шестью литрами.

- Должно хватить! - сказал он. - А там поглядим!

5

По лицу Гаечника градом катился пот. Он тяжело дышал, жадно глотал воздух, но продолжал упорно дёргать за трос запуска. Так продолжалось минут пять. И каким же радостным было мгновение, когда из выхлопной трубы выплеснулось вонючее облако дыма. Движок робко чихнул и тут же заглох.

- Ну давай, падла! - яростно дёргая трос, крикнул сектант. - Ты у меня сволочь всё равно раскрутишься!

- Ничего себе! А этот зеленорожий, оказывается наш человек! - ухмыльнулся Досев. - Видать остаточная память пробивается! Как думаешь?

- Надо идти к воротам! - ответил Воробьёв. - Думаю, на долго топлива не хватит. Попытка будет только одна!

Он хлопнул сумеречника по плечу и выскочил из отсека. По-прежнему с флангов доносились звуки выстрелов. Парни начали экономить и по-видимому перестали палить без разбора.

Макс подошёл к пульту, дотронулся до потрескавшихся от времени кнопок. Через минуту, набирая обороты, затарахтел генератор. Потянуло выхлопами, какофонию огнестрельных выстрелов разбавил монотонный рокот многосильного движка. Под потолком начала пульсировать красным цветом закрытая сетчатым колпаком лампа.

Цифры кода в голове сияли огнём. Они стояли перед глазами, и были словно оттиснуты на коре головного мозга. Забыть их было невозможно даже если бы он сам этого захотел.

«Что люди искали в этих шахтах, а найдя попытались снова спрятать? Что спустя годы нашли учёные? Какие эксперименты ставили? Какие сделали открытия? Зачем вбухали столько ресурсов в создание секретного метро? Что они посчитали опасным для мира и запечатали непробиваемыми дверями? - подумал Макс. - Вопросы, вопросы, вопросы! А будет ли на них ответ?».

Он медленно набрал последовательность знаков. Попятился, отступив на пару метров. За спиной послышались шаги Досева и Гаечника. Внимательно поглядывая на гигантские створки, они в ожидании остановились рядом. Через несколько секунд тревожно завыл спрятанный в стенной нише ревун. И тут же, перемалывая многолетнее крошево из ржавчины и песка, начали скрежетать гигантские шестерни приводов. Ворота вздрогнули, заскрипели и медленно начали расходится по сторонам.

Из таинственной полости вырвался мощный поток воздуха, появился железистый запах и стали ощущаться мерные едва уловимые вибрации. Чем больше становился промежуток между створками, тем явственнее было заметно, что темная пустота подсвечена призрачной зеленью.

Макс улыбнулся, посмотрел на своих спутников и шагнул к воротам.

Эпилог

Три недели спустя.

Большая земля

Городская суета. Ухоженные высотки. Запруженные автомобилями дороги. Всюду люди. Много людей, движущихся в разных направлениях по своим делам. Улыбчивые, скучающие, серьёзные, раздражённые, радостные, болтливые, угрюмые... Кто-то работает, кто-то праздно прожигает время. Макс специально сел в трамвай, чтобы насладится плавным неторопливым движением вагона. Но идиллическое состояние продлилось не долго, — вспомнился паровоз сумерчников, и по спине побежали мурашки, — слишком явные ассоциации этой железной дороги, с зелёной дорогой в потусторонний мир Шаки.

Прошло несколько недель, чтобы вернулся естественный взгляд на реальность. Ох как нелегко было смотреть на этот спокойный и безопасный мир «большой земли». Искажённое восприятие социума, порою приводило к глупым ситуациям, когда резкое движение соседа по автобусу заставляло шарахаться в сторону и группироваться. На него смотрели как на отшельника, который вышел из какой-то дремучей глухомани.

«И всё же человеческая психика пластична, - подумал Воробьёв. - Моя, очевидно, тоже не исключение. Посмотреть-то было на что, и я конечно же нагляделся по самое горло. Впечатлений на целую жизнь хватит. Но чтобы не перегреться мозг рано или поздно поставит барьер».

Щелчок, ещё щелчок.

Макс прищурил глаза и аккуратно помассировал левый висок. С самого утра он ощущал пульсирующую боль в голове, которая то усиливалась, то отступала, то проходила вовсе, то наваливалась с новой силой. А тут ещё эти щелчки. Словно какая-то невидимая рука непрерывно переключала тумблер в попытке окончательно сломать неисправный механизм. Может всему виной жара? Дни стояли не типичные, сухие и до одури знойные. И это в середине-то октября.

Макс посмотрел на лечащего врача, попытался сосредоточиться на его словах. Странно, но из головы начисто вылетела его фамилия. Воробьёв не помнил даже его имени.

Макс пошарил глазами, заметил стоявшую на столе табличку:

«Врач-онколог Л. И. Старков», - мысленно прочитал он. - Послушай Старков зачем мне знать, что ты подарил своей жене на праздник. Наверное для кого-то данная информация и была бы интересна, но только не для меня — я терпеть не могу всю эту бытовую мишуру. Слишком банально, слишком скучно, слишком приторно».

- Радуйся жизни, парень! - вдруг сказал доктор. - Твой недуг отступил!

Старков выдержал паузу и протянул свежее заключение.

- Через месяц сдашь анализы и если всё будет в норме, увидимся с тобой только через полгода.

Старков подошёл к Максу и хлопнул его по плечу.

- Радуйся! Это настоящее чудо!

Щелчок! Опять щелчок! Невидимое реле продолжало переключаться, заставляя морщиться и отвлекаться от разговора.

- Я радуюсь! - сказал Макс.

Врача он слушал краем уха, и его слова не произвели никакого впечатления. Казалось бы он должен плясать от счастья, а нет же... в голове постоянно вертелись картины, в которых пульсировали электрические аномалии, по воздуху носились огненные плазмоиды, а над иссушенной песчаной почвой с гулом вертелся гигантский волчок слепленный из железного хлама. Чудились голоса Симона и Досева. Роковая Далила, пыталась зацепить какой-то обидной шуткой. Виделся костёр, возле которого сидел Димон и задумчиво подбрасывал в огонь сучья. Лукич тараторил о ценах и сложностях доставки продуктов сталкерам, а Светка, молчаливая старушка, тащила следом четырёхколёсную телегу. Лица, лица, лица. Образы и пейзажи в ускоренной перемотке проносились перед его мысленным взором. С каждой секундой этот процесс становился быстрее, превращая воспоминания в бесконечную ленту живых картинок. Тёмные подвалы, подземелья, заброшенные заводы, мутанты...

Макс посмотрел на врача, перевёл взгляд на окно, по отливу которого вышагивал голубь и вдруг...

Щелчки прекратились.

Воробьёв поморщился, жадно потянул носом. Сначала его лицо исказила растерянность. Потом гримаса ужаса.

Больше ни одной картинки. Ни образов, ни пейзажей... ничего... Чистый лист без единого значка. Осталось только будоражащее, тревожное послевкусие от воспоминаний, которые начисто отгородил невидимый барьер беспамятства. От нарастающей паники, сердце заколотилось сильнее. Должно быть эта эмоциональная перемена слишком явно отразилась на его лице, потому что Старков тут же перестал болтать и уставился на него как баран на новые ворота.

- Что с тобой? - растерянно улыбаясь, спросил он.

Макс вскочил на ноги и схватил Старкова за грудки. Крепко его встряхнул и, до хруста сжав пальцы в кулак, занёс руку для удара.