Ёну ответила ей пронзительным взглядом. Повисло долгое молчание. Когда Ок Сынхэ собралась встать и уйти, Ёну снова заговорила:

– Я хочу, чтобы вы сказали, почему так сильно меня ненавидите.

Ок Сынхэ не хотела это обсуждать. Она уже высказала все, что хотела, поэтому отвернулась и двинулась прочь.

– Вы думаете, это я убила вашего ребенка? – спросила Ёну.

Ноги Ок Сынхэ подкосились, и она медленно повернулась обратно к Ёну.

– Потому что двадцать один год назад оставила вас с болью в животе и сбежала? Соврала, что за дверью ваш муж, и не позвонила в скорую?

Руки Ок Сынхэ задрожали.

– Вы запомнили лицо той девушки и возненавидели меня за что, что я со временем становилась похожа на нее.

– Кто ты такая? – дрожащим голосом спросила Ок Сынхэ.

– Я та девушка.

Ок Сынхэ ударила кулаком по стене. Надзиратель позади нее насторожился, хотя и не слышал их разговора. Губы Ок Сынхэ дергались, но она не могла вымолвить ни слова. Она снова почувствовала ту ужасную боль Ее живот словно разрывался.

Это она. Ее подозрения оправдались. Ли Ёну сама все подтвердила.

День, когда она потеряла ребенка, двадцать пятое июня. Незнакомая девушка ушла, а муж так и не появился. Ок Сынхэ собралась с силами, доползла до телефона и позвонила в скорую. С Ма Чжинтхэ удалось связаться только вскоре после того, как сердце ребенка перестало биться. Когда муж обвинил ее в смерти ребенка, она гневно спросила его, почему он не пришел домой, когда «та девушка» его позвала. Он переспросил: «Какая девушка?» Ок Сынхэ ответила, что к ним домой приходила сотрудница его компании, но оказалось, что в компании ее мужа такой девушки не было. Она ее обманула. Ок Сынхэ подумала, что, возможно, она была воровкой, но в доме ничего не пропало. Никто больше не видел эту женщину, и Ок Сынхэ уже начала думать, не померещилось ли ей. Пятилетняя Ли Ёну, которая тогда была дома, тоже ничего не знала.

Но со временем Ли Ёну становилась похожа на ту девушку. Ок Сынхэ казалось, что она сходит с ума.

Однако ее воспоминания были правдивы, Ли Ёну действительно была путешественницей во времени. У нее перехватило дыхание, как тогда, двадцать один год назад. Ок Сынхэ хотелось кричать о том, что это она убила ее ребенка!

– Но вы кое-что поняли неправильно, – глядя в остекленевшие от злости глаза Ок Сынхэ, решительно сказала Ёну. – Послушайте меня внимательно. Тогда вас бросила не я, а ваш муж.

Ок Сынхэ недоверчиво вскинула брови. Тогда Ёну снова заговорила:

– Почему бы вам самой не спросить господина Ма Чжинтхэ, почему он не зашел в дом, когда я сказала ему, что вам плохо?

Это произошло двадцать один год назад. Никаких доказательств у нее не было. Все, что могла сделать Ёну, – это рассказать ей то, что знает.

– Вы же знаете, как ведет себя господин Ма, когда волнуется. Скоро сами сможете в этом убедиться.

Пусть Ок Сынхэ сама решает, верить ее словам или нет. Ёну видела сомнение в ее глазах.

– Я молилась, чтобы ваш ребенок был в порядке, и мне жаль, что он погиб. Я знаю, если бы он был жив, вы не стали бы меня так бить.

При мысли об этом Ёну стало тошно. Ей еще больше стало жаль Ок Сынхэ.

Закончив разговор, Ёну вернулась в комнату для посетителей, где Сончжэ, который нервно ждал ее все это время, сразу бросился к ней и схватил за руку.

– Ты в порядке? Ничего не случилось?

Ёну с улыбкой кивнула.

– Ок Сынхэ тебе не угрожала?

– Нет, не угрожала.

– Хорошо…

Сончжэ с облегчением обнял жену.

– Пойдем, родители уже заждались, – сказал он, поглаживая ее по спине.

Вечером они собирались навестить родителей Сончжэ. Ёну чувствовала себя счастливой.

По пути обратно в Сеул Ёну вкратце пересказала Сончжэ свой разговор с Ок Сынхэ. Сончжэ еще не знал, что случилось с Ёну двадцать один год назад: ранее Ёну рассказала ему все, кроме этой части.

– Ок Сынхэ сказала, что не имеет отношения к Хван Сануку. Не знаю, притворяется она или говорит правду.

– Но мы смогли быстро найти тебя благодаря показаниям Ма Санхи. Не думаю, что после этого она может утверждать, что непричастна.

– Они сказали мне, что господин Ма пообещал открыть для них счет и потребовал десять миллиардов себе. Если это так, почему они его не сдают?

– Может, они еще о чем-то договорились. Электронную валюту быстро обналичили, чтобы ее нельзя было отследить. Возможно, план в том, что они получат деньги после того, как отсидят, – Сончжэ говорил так равнодушно, как будто речь шла не о его деньгах. Ёну слушала его, нахмурившись. – Неважно. Ради тебя я бы и больше отдал. Главное, что у меня есть ты, – сказал Сончжэ, а потом, почувствовав недовольство Ёну, исправился: – Нет, главное, что у меня есть ты и малыш.

Ёну довольно улыбнулась тому, как муж пытается ей угодить.

На кухне Унхо по просьбе жены измельчал кунжутные семена.

– Дорогая, я хочу купить несколько гектаров земли у моря, – обратился он к Михён.

– Несколько гектаров? С чего вдруг?

– Почему бы нам не построить парк развлечений?

Михён, занятая приготовлением супа и сразу дюжины панчханов, вздохнула. Ее муж, как всегда, мыслил нестандартно.

– Почему так внезапно?

– Просто последнее время дела идут хорошо…

– Это подарок для внука?

– Ну, может, и для внука… – замялся Унхо.

Михён покосилась на него.

– Помнишь, что ты говорил Сончжэ, когда он хотел пойти в парк развлечений? Что его ни в коем случае не должны сфотографировать в неподобающем виде.

– Это касается только взрослых.

– Значит, когда внуки вырастут, ты и их не будешь пускать на аттракционы? Чтобы сохранить лицо?

– Нет. К тому времени мир изменится и в этом не будет ничего неприличного.

Мысли и ценности Унхо перестраивались вокруг его внуков.

– К тому же Сончжэ сам всегда следил за своим имиджем, даже если я ему ничего не говорил. Он боялся потерять лицо. В общем, вот так… – Смутившись, Унхо оттолкнул от себя ступку, в которой измельчал кунжут.

– Я понимаю, что ты хочешь сделать для внука то, что не смог сделать для Сончжэ, – успокоила его Михён. – Но давай постараемся не переусердствовать. Ёну через многое прошла. – В уголках глаз Михён заблестели слезы. – После того как стало известно о ее тяжелом детстве, мне так хотелось ее защитить, а потом… Хоть она и сказала, что теперь совсем здорова, но голос к ней вернулся только через пару дней. Что нужно пережить, чтобы потерять дар речи? А сколько может быть осложнений! Ей будет еще тяжелее, если ты все время будешь так радоваться и активничать рядом с ней.

Несмотря на совет Михён, Унхо не мог держать себя в руках: ему так много хотелось сделать для невестки.

– Ты понимаешь, что превращаешься в Сончжэ?

– Я? Почему это?

– Не важно.

– Перестань говорить глупости и подай мне панчханы.

Хмыкнув, Унхо поднялся со своего места и выполнил просьбу Михён. Когда стол был накрыт, в дверь позвонили. Унхо и Михён тут же кинулись к дверям.

– Это мы.

– Мама, папа, здравствуйте.

Михён тут же сжала руку Ёну в своей.

– Спасибо, что приехали. Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

– Да, хорошо. Спасибо, что позвали.

– Проголодались? Давайте поедим.

Михён позвала всех за стол. Всю дорогу до столовой она задавала Ёну вопросы:

– Что сказали в больнице? Нужно ли чего-то опасаться?

– Нет, сказали, что я в порядке.

– А как дела с университетом?

– Я взяла академический отпуск на семестр и просто работаю ассистентом преподавателя. Правда, пока мою работу выполняют коллеги, но к экзаменационному периоду нужно будет выйти на работу.

– Справишься?

– Мне несложно работать. Поручают не так уж много, и стресса от работы нет.

Унхо одернул жену, чтобы она не приставала к невестке с вопросами.

– Ты намекаешь Ёну, что надо бросить работу?

– Нет, я просто спрашиваю, не устала ли она. В ее положении не стоит переутомляться.