Длинные платиновые волосы оказались очень мягкими на ощупь. Она перебирала их, шаловливо наматывая на пальцы. Белоснежные лёгкие пряди падали ей на лицо, касались спины, щекотали живот и бёдра. Габриэль бережно гладил и крепко обнимал, согревая. Нежно прихватывал зубами кожу на шее и между лопаток, от этих прикосновений по телу разбегались искристые молнии. Она дрожала от наслаждения и выгибалась, задыхаясь.

Мощное тяжёлое тело мужчины почти лишено волос, немного тонких светлых завитков на груди и лобке. Его фарфоровая кожа имела тот самый сладковатый древесный запах амбры с лёгкой терпкой ноткой мускуса. Он великоват для неё (во всех смыслах!), но так приятно было ощущать себя миниатюрной и хрупкой драгоценностью. Двигался осторожно, не торопился. Но несколько раз она вскрикивала, инстинктивно прижимая его к себе: «Ещё! Сильнее! Не останавливайся!».

Разноцветными вспышками праздничного фейерверка в ночном небе вспыхивали и медленно таяли в глубине тела один за другим яркие оргазмы. София не сдерживала громких стонов, захлёбываясь в этих восторженных волнах. Время от времени чувствовала, как по щекам бегут слёзы, настолько расслаблялась, полностью наполняясь светящимся блаженством.

Она парила, будто во сне. Тело не имело веса, её переполняли свобода, счастье. Кроме любви этого восхитительного мужчины ничего и никого больше не существовало. Предыдущий опыт остался где-то далеко, фигуры прежних бездарных любовников поблёкли и размылись в памяти.

И хотя всё происходящее не поддавалось никакому объяснению, София не могла абсолютно перестать анализировать.

«Допустим, я-то предохраняюсь, но его этот незащищённый контакт совсем не волнует?». Не понимала, куда подевались все его кошки, почему не видно животных. «По ощущениям, он пользуется смазкой, но я не видела флакон с гелем!». Ловила себя на странной мысли, что не замечает, откуда падает свет, не видит окон в стенах, заплетённых густой листвой. Или успевала на миг насторожиться, когда его горячие пальцы соскальзывали внутрь: «Он же поцарапает меня, где эти жуткие ногти?».

Но ощущения затапливали с головой снова и снова, и София теряла обрывки рациональных размышлений. Всё было сейчас неважно и не имело смысла. Она не помнила, как попала сюда, куда бросила вещи, не знала, сколько времени прошло. Чувствовала себя совершенно невесомой, пушинкой, висящей в жарком воздухе, удовлетворённой до самого донышка.

Крепко заснула, согревшись в его жарких объятиях, дыша терпким древесным ароматом их общего пота. Во сне она видела только длинные густые ресницы и влажно блестящие волшебные глаза. В их радужках колдовски переливались ярко-синие пятна, бирюзовые и лазурные блики, фиолетовые крапинки. И зрачки, пульсируя в золотых искрах, из чёрных кругов вытягивались в вертикальный узкий овал…

– Габи!

Разбудил её сердитый вопль и металлический скрежет. София приподняла голову с подушки, и первое же движение будто встряхнуло в черепе пригоршню тяжёлых острых гвоздей. Тихо застонав от боли, она с трудом попыталась сфокусироваться. Перед глазами всё расплывалось.

Через шесть высоких окон проникал рассеянный свет летнего облачного дня. По залу, мягко топоча лапами, пробежали три кота. Ещё два сидели на письменном столе. Большой серый кот лежал на кровати рядом поверх скомканной простыни, вытянувшись на боку, подняв и повернув голову в её сторону. Пушистый кончик дымчатого хвоста сердито подрагивал. Жёлто-зелёные глаза глядели настороженно и с презрительным прищуром. Зверь недоволен, что София занимает его любимое место отдыха.

На Габриэле колыхалось одеяние, напоминающее шёлковое кимоно без пояса, длинное, с широкими рукавами. От плеч бледно-голубой цвет ткани темнел и книзу переходил в насыщенный сине-зелёный оттенок. С непроницаемым лицом подошёл к перилам, отгораживающим лестничную площадку, небрежно крутя в руках небольшой пульт. Слышно, как внизу раздался электронный писк, и с грохотом открылась железная решётка.

– Габи! – с глухим рыком кто-то шумно поднимался по лестнице.

Языком ощупала зубы в липком налёте. В голове будто бы кисель из мозгов. Но тело молчало, никаких ссадин, гудения утомлённых мышц или тупого тянущего чувства внизу живота.

«Я всю ночь трахалась с довольно крупным и весьма темпераментным мужиком, но теперь ничего не ощущаю! Как это? Сколько я вообще спала?».

Потянув на себя плотное покрывало, она растерянно глянула на Габриэля, который спокойно вернулся за стол к раскрытому ноутбуку. Уселся в кресло, равнодушно застыв красивым фарфоровым зверем. На этаже показался Полянский. Тяжело дыша, он чуть притормозил, увидев её в постели хозяина кабинета. София смущённо прикрылась.

– Это не то, что ты думаешь! – поприветствовал медиума Габи похабной клыкастой усмешкой.

– А ты, смотрю, сильно в себя поверил? Вообще все края потерял, уродец! – рявкнул Полянский.

– Я не трогал твою женщину…

– Урою тебя, скотина! – Полянский с угрозой шагнул к столу Габриэля.

– Я не трогал твою женщину… – с надменной скукой повторил тот.

Он подался вперёд, опёрся на подлокотники, приподняв кисти рук и пошевелив пальцами, как если бы демонстрировал свежий маникюр.

– Ты забыл. У меня лапки.

София видела, как Полянский застыл, почему-то странный довод оказался убедительным. А Габи пренебрежительным жестом указал на неё.

– Мадемуазель цела и невредима. Проверь сам, если хочешь, – бесстыдно ухмыльнулась наглая морда.

Софию замутило, она почувствовала озноб.

«Я вчера всего три бокала успела выпить, с чего штырит-то? А куда я бросила платье, интересно. Кстати, как и где бельё оставила, тоже не помню!».

– Где её одежда? – Полянский, кажется, справился с гневом.

– Там, – развязно махнул куда-то в пространство Габи.

Полянский неловко обошёл кровать, спотыкаясь о разбросанные подушки. Откуда-то снизу поднял и подал её миди в золотых блёстках. Потом кинул ей туфли.

– Одевайтесь, я отвезу вас домой, София, – он демонстративно повернулся спиной, чтобы она выбралась из покрывала, и тут же раздражённо повысил голос. – Габи!

– Я молчу, – он невозмутимо клацал по клавишам ноутбука.

Белый кот с рыжей спиной прошёлся по столу и вальяжно улёгся поверх клавиатуры. Габриэль погладил его, глядя с терпеливой нежностью.

– Ты громко думаешь! Не надейся, что тебе всё сойдёт с рук! – зло рыкнул Полянский.

София повозилась, надевая платье. Молния сбоку наполовину вырвана из шва, нитки висели и путались в застёжке. Пошатываясь, встала и огляделась, держа туфли. Она мёрзла, голова кружилась и жутко болела. Нашла у лестницы свой клатч с разрядившимся телефоном и ключами. Не стала подбирать обрывки растерзанных чулок и трусов. «Ничего не помню! Но, может быть, и к лучшему!» – подняла глаза на вчерашнего любовника, но Габриэль лишь коротко кивнул на прощание.

«И только-то? Как-то холодновато с его стороны… Будто бы и не облизывал с головы до ног несколько часов! Все они, кобели, одинаковые! Получил своё, и в кусты… Стоп! Подожди… Чтобы он кончал, я тоже не помню! Что же это такое?».

В полном замешательстве она спустилась в полутьме по лестнице. Полянский крепко держал её за локоть. Прошли через салон на первом этаже, где было душно от благовоний и ароматических свечей. София покачнулась из-за головокружения, чувствовала себя ужасно. Сели в машину, и стали пробираться из центра города на север.

– Попейте воды, голове станет легче, – медиум передал бутылку минералки.

– Включите печку, пожалуйста! – у неё стучали зубы, глотнула воды и закашлялась.

– В машине достаточно тепло, – зло процедил он, коротко раздражённо просигналив кому-то на дороге впереди.

– Тогда почему меня так трясёт? И голова раскалывается! Я не столько вчера выпила, чтоб так колбасило!

– Это ломка.

– Что?

– Ломка.

– Какая ломка? – София уставилась на него.

– Отходняк после той дури, под которой вы сладостно кайфовали больше пятнадцати часов.