– О господи! – выдохнула Берт, глянула на Трента и испуганно прикрыла рот рукой.

Я подумала, что он приходит в себя, но нет, беглого взгляда хватило, чтобы понять: лежит как лежал, готовенький.

– В чем дело? – Я повернулась к Берт. Внезапно побледнев, она уставилась на меня круглыми от ужаса глазами.

– Нэн, я увлеклась убийцей! На его счету четыре жизни!

Что тут сказать?

– Бывает, – утешила я сестру.

Трент – для меня он все равно оставался Трентом – только-только начал приходить в сознание, когда на пороге появилась доблестная полиция. И я – совсем недавно утверждавшая, будто не желаю их больше видеть, – готова была целовать им форменные ботинки.

Едва полицейские отвязали Трента от кушетки и поставили на ноги – он, ясное дело, стал громко возмущаться, что Берт ни с того ни с сего на него напала. И опять – господи, сколько же можно! – мы с Берт потащились в полицейское управление.

Кажется, это место уже стало нашим вторым домом.

В полиции, перед Гецманном, Трент выглядел чертовски убедительно. С нескрываемой обидой пожаловался: с какой, мол, стати мы с Берт додумались его связать? Я заметила, что Гецманн внимательно прислушивается.

Исход дела решила Максина. Пока ее вели к кабинету, она, разумеется, визжала на всю округу.

– Мыслимое ли дело, снова приволочь меня в эту дыру! Не успела я добраться домой… – Тут Максина увидела Трента и осеклась на середине фразы. Картинно ткнув лакированным коготком в Трента, она выкрикнула: – Это же Эллиот! Мой гнусный муженек-убийца!

До чего ж трогательный момент! Что и говорить, приятно наблюдать воссоединение любящих супругов, а также теории с практикой.

Глядя на очаровательных мистера и миссис Симс, я вдруг сообразила, что это Максина стреляла в нас перед дверью Берт. Только метила она не в меня и не в Берт. Не сумев уговорить братцев порешить муженька, она попыталась сделать это сама.

После того как Максина опознала Трента, сюрпризы почти закончились. Правда, мы узнали, что в бутылке шампанского действительно содержалась изрядная доза крысиного яда. Видать, старина Трент решил отплатить нам за все неприятности, которые мы ему учинили, а затем снова удариться в бега.

Когда Гецманн поведал мне эту новость, я аж поежилась. Оказывается, мы с Берт чудом избежали двойных похорон. И вдобавок, подобные фокусы могут напрочь отбить вкус к шампанскому.

Еще один сюрприз случился на следующей неделе, в среду. Около трех, когда я заканчивала свой эфир, в аппаратную просунулась голова секретарши. Девчонке лет девятнадцать, и она очень впечатлительна.

– Нэн, – позвала девушка, лихорадочно поблескивая глазами. – Там тебя кто-то спрашивает. Наверное, по важному делу. – Она уже почти закрыла дверь, но затем, передумав, снова протиснулась в щель и добавила: – Кстати, он ничего себе, такой здоровяк!

Здоровяком оказался Гецманн собственной персоной. Стоя в приемной, руки за спину, он изучал на стенах рекламные плакаты. Рядом с ним наши стулья и столы казались мебелью из страны лилипутов. Заслышав мои шаги, Гецманн обернулся и смерил меня оценивающим взглядом.

Я улыбнулась, стараясь не подать виду, что заметила, как его глаза дважды оглядели меня с головы до ног, пока я пересекала комнату.

– Привет, – поздоровалась я. И умолкла в ожидании.

Гецманн вдруг сконфузился.

– Я тут… подумал, что вам захочется узнать, как идет расследование.

И он сюда притащился только для того, чтобы мне об этом рассказать?! Лично? Когда мог просто снять телефонную трубку?

– Да… неплохо бы…

Я жестом указала ему на один из стульев. Гецманн сел, сразу сделавшись похожим на медведя-гризли, примостившегося на скамеечке для ног. Взъерошив свой «ежик», детектив заговорил:

– В общем, все оказалось именно так, как и говорила ваша сестра. Тед Сандерсен, он же Эллиот Симс, во всем признался. Много лет назад он убил свою жену и ее любовника. А несколько дней назад – Рассела и Элис Мурмен, чтобы замести следы того, давнего, убийства. Очевидно, частным сыщиком он прикинулся, чтобы выяснить, что именно известно вам с сестрой. – Гецманн покачал массивной головой. – Парень он шустрый, нечего сказать. Зашел в какую-то типографию и быстренько отпечатал себе визитки на имя Трента Марксберри. Затем снял дешевый офис в центре Луисвиля, поставил автоответчик – и готово.

Просто немыслимо! Меня потрясли не убийства, и не множество обличий убийцы, и даже не легкость, с какой Трент втянул нас в свою игру. Я была поражена тем, что он сознался. Человек, известный нам под именем Трента Марксберри, как будто не из тех, кто легко ломается и пускается в откровения.

– Что же заставило его признаться?

– Не что, а кто, – усмехнулся Гецманн. – Я привез его сестру, о которой вы нам рассказали, – проверить, узнает ли она его. До чего ж милая особа! Вильма Сандерсен Картленд чинно явилась в тюрьму, зажав под мышкой Библию. И представьте, после стольких лет разлуки у нее не возникло и тени сомнения. Бросив один только взгляд на Сандерсена, она велела ему пасть ниц и вымаливать у Господа милости и прощения. Ибо от нее он этого уж точно не дождется!

Что правда, то правда: геенна огненная не сравнится с гневом Вильмы Картленд.

– Потом она принялась голосить и клясть Сандерсена за те страдания, через которые он заставил ее пройти. Ей, мол, пришлось приводить в порядок его имущество, ведь она считала, что он погиб. А главное – смотреть на обгоревший труп, который, выходит, был даже не его, а Леса Теннисона в обуви Теда.

Глаза Гецманна поблуждали по комнате, на мгновение остановились на плакате с Тиной Тернер в черном кружевном платье с глубоким декольте; затем он снова повернулся ко мне.

А глаза у него, оказывается, карие.

– В данный момент, пока мы тут с вами разговариваем, Тед Сандерсен вместе с адвокатом в поте лица выстраивают линию защиты, сделав ставку на умопомешательство, якобы наследственное. – Гецманн пожал плечами. – Вообще-то, беседуя с этой Вильмой Картленд, я и сам подумывал сменить документы и сбежать на край света.

Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

После чего я – диск-жокей с отлично подвешенным языком – не могла найти что сказать. И какое-то время мы просто сидели и таращились друг на друга. Я не имела понятия, что на уме у Гецманна, но заметила: когда нет нужды опасаться, что он вот-вот засадит тебя за решетку, этот фараон, оказывается, чертовски привлекателен. И возможно, гораздо приятнее, чем я считала. В общем, как сказала наша секретарша, ничего себе. Украдкой я покосилась на его левую руку. Хм. Кольца нет.