Сделав очередной поворот, я заметила впереди забор и, продолжая держаться затененного края дороги, сбавила темп. Подкрадываясь ближе, я пробралась чуть глубже под прикрытие деревьев.

Наконец я остановилась в нескольких футах от того участка, где лес начинал редеть. Каждым дюймом своего тела я ощущала, что это – то самое место.

Казалось, что прежде нас держали не здесь, но в этом не было ничего удивительного. В том месте система безопасности оказалась частично нарушена.

И все же обстановка была такой же: окруженная лесом поляна размером с несколько футбольных полей, недалеко от ворот – одинокое бетонное строение размером не больше бунгало. При взгляде на это здание невозможно догадаться, насколько глубоко и широко оно простирается под землей.

Машин видно не было. Хранители, должно быть, построили что-то вроде подземной парковки, чтобы уберечь их от посторонних глаз.

Забор здесь был выше – с два моих роста, а по всему его верху протянули колючую проволоку. Мой взгляд задержался на проводах, которые проходили между металлическими столбами прямо над колючей проволокой.

Вдруг раздался треск.

Забор не просто обнесли колючей проволокой – он находился под напряжением. Хранители готовы были пойти на все, чтобы ни одна живая душа не проникла на территорию.

Я облизнула губы. У меня было не так много времени. С каждым ударом сердца приближался рассвет.

Похоже, никто не поднял тревогу по поводу моего побега. А если и поднял, то хранители, должно быть, не думали, что я смогу так быстро сюда добраться. Я заметила только нескольких вооруженных часовых, прогуливающихся по полю вокруг здания.

Все мое нутро кричало, чтобы я мчалась прямиком к своим парням, но следовало быть рассудительной. Нельзя было упускать этот шанс, ведь он мог оказаться последним.

Я несколько раз обошла вокруг поля, нанося его на мысленную карту. Одна сосна стояла совсем близко к забору и казалась достаточно высокой, чтобы я могла позже ею воспользоваться.

Но для начала мне нужно было, чтобы как можно больше хранителей отвлеклись от своих дел.

Я прокралась обратно до тех пор, пока не оказалась на противоположной от сосны стороне здания, и, порывшись в украденной сумочке, достала одну из зажигалок.

Щелкнув, убедилась, что она все еще работает. Подняв упавшую ветку, покрытую скатавшимися сухими листьями, я воткнула ее в крошащееся бревно и подожгла.

Я, как всегда, проснулся слишком рано.

В комнате царила кромешная тьма. В мышцах все еще ощущалось слабое жжение от тренировки, которая тем не менее оказалась недостаточно изнурительной, чтобы вырубить меня до утра.

Таких никогда не бывало. Я всегда оказывался здесь, в темноте, с твердым матрасом под спиной и слабым жужжанием системы фильтрации воздуха над головой.

Еще один пережитый день. Еще на один день больше, чем досталось моему брату. Еще двадцать четыре часа бесполезного существования за плечами.

Эти мысли пронизывали меня насквозь. Они проплывали в моей голове, словно гонимые рекой осколки тающих льдин. Я – пустота, такая же бесконечная, как кромешная тьма моей камеры.

Гриффин посоветовал бы мне относиться к себе проще, не позволять прошлому до меня добраться. Но Гриффина больше не было, а осознание того факта, что я жив, все равно не вызывало у меня никаких эмоций. С этим просто приходилось мириться.

Хоть кто-то здесь должен был смотреть на вещи трезво.

Я закрыл глаза и сосредоточился на ритме своего дыхания. Вдох. Выдох. Снова и снова. Однообразные, как и наши дни в этом месте.

Через час или два должен загореться верхний свет, и тогда через окошко в двери проскользнет поднос с завтраком.

Я поем, пройду тестирование, снова поем, а затем буду тренироваться. Потом вернусь в камеру на ужин. И свет снова погаснет.

Из раза в раз выполняя все эти действия, я ждал и наблюдал. Собирал мелкие детали, которых однажды могло оказаться достаточно, чтобы что-то изменить.

Вот о чем я думал, когда мой шанс вдруг ворвался из ниоткуда с проникающим сквозь стены ревом предупредительной сирены.

Я резко сел на кровати. Сердце колотилось лишь немногим сильнее, чем обычно, но все мое тело напряглось.

В темноте продолжал звучать сигнал тревоги. Что-то пошло не так.

Хранители встревожились. Каким-то непостижимым образом выстроенный ими порядок был нарушен.

Этой лазейки могло оказаться достаточно.

Но мне надо правильно ею воспользоваться. На этот раз первый шаг плана, наброски которого мы составили в обрывках разговоров за последние несколько лет, зависел от меня, а не от моего брата.

Это с самого начала должен был быть я. Будь это так, и, возможно, это я бы…

Мой разум ухватил эту мысль и запер ее в стальной капкан. Я встал на ноги и сделал шаг к двери.

Встав у нее, я прижался лбом к прохладной металлической поверхности, изо всех сил прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. У меня не было острого слуха Зиана или его способности видеть сквозь стены, но люди снаружи шумели так сильно, что даже через вой сирены я улавливал слабые признаки их присутствия.

Едва я начал прислушиваться, по коридору прямо у моей двери прогремели тяжелые шаги. К тому моменту, как я их распознал, человек уже пронесся прочь – слишком быстро, чтобы я мог до него добраться.

Стиснув зубы, я еще сильнее напряг слух.

Настолько ли плоха ситуация, что сбегутся еще больше сотрудников объекта? Или эта возможность уже выскользнула у меня из рук? Впервые с тех пор, как мы собрали все детали, необходимые для реализации нашего плана, наши тюремщики оказались в, казалось бы, невыгодном положении.

Кто знал, когда это могло случиться снова.

Прислушиваясь, я прижал пальцы к двери и направил ощущение своей силы изнутри черепа через грудь и руки. Нужно было подготовиться. Для осуществления этого гамбита требовались все мои силы – все силы, что оставили мне хранители.

С самого прибытия на новый объект мы обнаружили, что наши способности – даже те, которые мы скрывали, – оказались подавлены. Сдержаны. Они добавляли в пищу или воздух что-то такое, что, должно быть, притупляло, ослабляло действие таящегося в нас оружия.

Хранители думали, что смогут помешать нам организовать еще один побег. Но они не начисто лишили нас сил. Для этого им наверняка пришлось бы довести нас до полного отупения, а они хотели, чтобы мы были в состоянии плясать под их дудку и выполнять приказы.

На разработку плана ушло больше времени, чем могло быть при другом раскладе, но мы максимально использовали те скудные навыки, что у нас остались.

Теперь до моих ушей не доносилось ничего, кроме продолжающегося визга сигнализации. Внутри меня снова разрослась пустота, заставляя сдаться, лечь на кровать, провалиться в вакуум.

Но я в долгу перед своим братом. Ради него я заставлю заплатить каждого, кто причинил ему боль.

Ради чего еще я бы так долго держался?

Так что я остался на месте – прижатый лбом и кончиками пальцев к металлической двери. По венам струилась энергия.

И вдруг я это услышал – приглушенный крик и глухой стук шагов.

Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке. Сильнее прижав ладони к двери, я позволил звукам сформировать образ бегущего по коридору человека и направил на фигуру снаружи всю свою сконцентрированную волю.

Когда моя способность достигла цели, нервы обнажились. Я почувствовал, что этот человек оказался в моей власти, как застрявшая в паутине муха.

Он бился об нее – одна нога скользила по кафельному полу, голова моталась из стороны в сторону. Но мне нужен был лишь один-единственный палец.

С полной силой это оказалось бы просто. Но теперь от усилий, которых мне стоило подтащить его к двери, на лбу и шее выступили капельки пота.

Я сжал челюсти так сильно, что заболели зубы. Резкая боль пронзила мои плечи и отдалась вниз по позвоночнику.

Хранитель бился о другую сторону двери. Наморщив лоб, я сосредоточился одновременно на том, чтобы удержать его тело там, и на том, чтобы подтянуть его руку к клавиатуре замка.