Недостаток централизованной структуры в её хрупкости: при феодализме все функции – военные, судебные, полицейские, фискальные – исполняет господин и его войско, замок которого в непосредственной близости от сервов. Феодальная система проста и надёжна, именно поэтому к такой форме переходят сложно устроенные централизованные государства в эпоху кризиса. Однако феодальная монархия, в отличие от централизованной, не способна построить крупное государство с сетью оросительных каналов, таможенной службой, почтой, системой образования, полицией, и, наконец, с хорошо организованной армией, которую обслуживают все вышеперечисленные организации деспотии. Все сухопутные империи – централизованные аграрные государства, сумевшие мобилизовать максимальный человеческий и технологический потенциал благодаря слаженному действию институтов управления. Их скрепой является общенациональная бюрократия, многочисленная и оттого неустойчивая. Достаточно сбоя одного элемента в разветвлённой административной иерархии, чтобы централизованное государство перестало функционировать.

Слом в результате революции военного аппарата, ключевого в управленческой цепи, автоматически парализует опирающуюся на принуждение налоговую бюрократию – лишённое регулярных доходов государство перестаёт выполнять свои обязательства[45]. Оно больше не платит жалованье военным, не финансирует строительство общественных сооружений, перестаёт содержать провинциальное чиновничество. Фактически легитимная власть сохраняет контроль лишь над столицей, сообщение которой с производящими хлеб провинциями прерывается. Накопившуюся за годы угнетения злобу малодоходные группы вымещают на богатых жителях столицы – купцах, ремесленниках, чиновниках[46]. В стране начинается гражданская война и крестьянские восстания. Слом одного эшелона общенациональной бюрократии приводит к кризису всех институтов и вакууму власти. По подобному сценарию развивались события в высокоразвитых аграрных цивилизациях – в Древнем и Новом царствах, в Китае во время восстания «жёлтых повязок», в индуистской Индии, в России в Смутное время.

Таким образом, бюрократия становится главным палладиумом централизованной монархии. Однако она становится и её проклятием. В государствах «восточного деспотизма» отношения власти возникли раньше отношений собственности – и классообразование происходило на основе принадлежности к управлению. В результате общество разделилось на два неравнозначных полюса: тонкую прослойку «правящих» и необъятную целину «управляемых». «Управляемые» благодаря внешней и внутренней стабильности, которую им обеспечивают «правящие», постепенно накапливают богатство, осуществляя внешнеторговые операции, продавая ремесленные изделия, реализуя на рынке прибавочный продукт. Но созданное ими богатство не защищено никакой гарантией. Наибольшую безопасность для «управляемых» может обеспечить минимальное взаимодействие с властями[47], при любой возможности желающими извлечь дополнительную выгоду, – обложить налогом незафиксированную собственность или засудить её обладателя и конфисковать её[48] Единственный надёжный способ защитить накопленную собственность – занять прочное место в матрице власти[49]. Богатство становится неотъемлемым атрибутом высокого социального статуса – в этом суть феномена сращения власти и собственности.

Однако технологические возможности аграрного общества ограничивают возможность эффективного контроля над разветвлённой бюрократией, и «чиновничья приватизация» становится необратимой. Бюрократы на всех уровнях, несмотря на царящие между ними антагонизмы, добиваются извлечения дохода из государственного имущества и используют финансовый фонд государства в своих целях. Ранжированные бюрократы присваивают себе земельные наделы, фальсифицируют информацию о доходах своей провинции или министерства, присваивая её часть, берут взятки, занимаются вымогательством. Налоговые агенты собирают подати «в свой карман», вступают в соглашение с крупными землевладельцами, скрывая за взятку часть их собственности. Таможенники, обуреваемые мамоной, покрывают контрабандистов Чиновники стремятся конвертировать власть в богатство, роль которого в обществе, как и неравенство в доходах, возрастает по мере ослабления авторитета правительства. Богатство становится важнее должности[50]. Достигая пика накопления капитала, бюрократы, объятые родительским инстинктом, стремятся закрепить управленческий пост и связанные с ней привилегии и богатства пожизненно, а затем и передать их по наследству[51].

Задачей чиновников становится создание условий для безопасной «приватизации» государственного имущества. Могущественные главы провинций и воеводы провозглашают независимость от Центра[52], министры пытаются свергнуть государя или создать постоянно действующий совет, принимающий решения вместо правителя[53]. Средние и мелкие чиновники, пользуясь наступившей смутой в верхних эшелонах власти, безнаказанно эксплуатирует государственное имущество. Доходы центрального правительства снижаются, из-под его контроля уходят отдалённые регионы. Государство вынуждено повышать подати в областях, на которые ещё распространяется его власть, – это оборачивается уходом переобложенных крестьян под покровительство «сильных людей», их бегством с земли, подкупом налоговых агентов, начинающих собирать подати в свою пользу – в итоге податная база сокращается и доходы правительства продолжают падать. Боеспособность армии снижается, что повышает риск иностранного завоевания. Стихийное бедствие влечёт неурожай, хлебные амбары, при помощи которых ранее ликвидировались последствия подобных «внешних шоков», из-за разложившегося чиновничества, поддавшегося мздоимству и коррупции, пустуют. Народ видит в природных катастрофах признак утраты правителем «мандата Небес» – «право восстания», сформулированное ещё Конфуцием, получает теологическое обоснование. Происходит смена династии. Сильная государственная власть, возглавленная могущественным чиновником, подобно Лю Бану, предводителем крестьянского восстания – таким, как Чжу Юаньчжан, иностранным завоевателем, каковым был Хубилай, проводит реформы, усиливая контроль над земельной собственностью, повышая эффективность бюрократической машины осуществляя репрессии против знати и частных собственников. «Реформы в неевропейской древности воспринимаются лишь как очередное возрождение одряхлевшего государства, но на старых основаниях», – констатирует Е. Гайдар. Поэтому крестьянские восстания, сходные с выступлениями Степана Разина и Емельяна Пугачёва, были пропитаны глубокой верой в монархию, нося характер борьбы за «доброго царя», а не за перестройку аграрного строя. Преодолевая накопившиеся социально-экономические антагонизмы и устраняя отставание путём возрождения и всемерного усиления традиционных государственных структур, проводя популярные у народа репрессии против «старорежимных» феодалов, восточные деспоты программировали завоёванное государство на неумолимое отставание в недалёком будущем. Постепенно пришедшие на смену прежним бюрократам новые чиновники, первоначально дисциплинированные мощной энергетикой власти, лично преданные государю, также начинают присваивать государственный доход, стремятся закрепить должность и связанное с ней богатство за потомками. Запускается новый цикл – такие эквифинальные циклы многовековые централизованные империи Китая, Индии, Персии и Египта проходили много раз.