Потому что она ни за что не стала бы добровольно насаживаться на меня своей восхитительной киской, если бы только у нее не было такой же извращенной головы, как у меня.

Но боль в моем члене напоминает мне, что я полностью проснулся, и каким-то чудом эта совершенная Омега находится у меня под языком.

Мне даже не нужно, чтобы она прикасалась ко мне. Я мог бы остаться здесь на коленях, делая все возможное, чтобы заставить ее издавать эти звуки.

Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал, и у нее даже не Течка.

Мысль о том, чтобы связать ее узлом и взять в это лавандовое гнездышко, заставляет меня стонать в ее влагалище, и она тянет меня за волосы.

ДА.

— Я собираюсь кончить, — выдыхает она, прижимаясь тазом к моему лицу.

Это идеально.

Ее второй оргазм более сильный, чем первый, и мне приходится схватить ее за внутреннюю сторону бедер, чтобы она не упала с дивана. Все, что я чувствую на вкус, — это сахар, когда она льется прямо мне в горло.

Я рычу в ее влагалище, в то же время она кричит, ее хватка на моих волосах восхитительно болезненна.

Когда мой рот на ее губах, нет никаких скачущих мыслей или болезненного, изнуряющего беспокойства.

Есть только Омега.

Когда она, наконец, приходит в себя после оргазма, у нее трясутся конечности. Она откидывается на спинку дивана, ее веки тяжелеют, и она удовлетворенно вздыхает.

Это чертовски красивый звук, и она выглядит такой же умиротворенной, как и я.

Мое лицо покрыто Скайлар, и я никогда не хочу это смывать.

Но затем она снова садится, когда я поднимаюсь между ее ног. Ее рука дико тянется ко мне, пробегая по моему животу, когда я стою над ней. — Подожди… Ты не… — бормочет она, едва приоткрыв глаза.

Я хихикаю. Как бы сильно я ни хотел, чтобы ее руки и рот были на мне, я не собираюсь заставлять ее делать это, потому что она чувствует себя обязанной.

Я убираю ее руку, и она плюхается на диван, сворачиваясь калачиком на боку и лениво улыбаясь мне.

— Первый раз, когда мы трахнемся, — обещаю я ей, наклоняясь, чтобы прижаться губами к ее губам, — это будет не на твоем диване или когда ты заснешь. Или когда ты все еще восстанавливаешься после сотрясения мозга. Это было о тебе.

Она мурлычет у моих губ, когда я целую ее. — Прости, — шепчет она, отстраняясь.

Я усмехаюсь. — Ты такая же сумасшедшая, как я и думал, — бормочу я. — Извиняешься за то, что кончила мне на лицо.

— Хммм.

Она наполовину спит, ее губы теперь блестят от ее помады, и я не мог представить себе более совершенного зрелища.

Я в полной заднице — если бы она знала, какие мысли у меня уже возникают о ней, она бы убежала.

Я становлюсь слишком напряженным слишком быстро, и это происходит прямо сейчас, когда я смотрю, как она улыбается мне.

— Где твои полотенца? — Я спрашиваю ее.

— В моей ванной, в верхних шкафчиках, — зевает она.

Мне не нужно повторять дважды. Мой внутренний Альфа рычит, отчаянно желая трахнуться, но я игнорирую его, когда, наконец, добираюсь до места, которое не мог перестать воображать.

Ее спальня.

Я включаю свет и осматриваю все.

Ее дорогая кровать марки Omega. Картины на стене. Даже расстановка мебели.

Осознает она это или нет, все это определяет Скайлар.

Моя Омега.

Черт, приятно так думать.

Теперь она никогда от меня не избавится.

Я не смог бы бросить ее, даже если бы захотел.

Скайлар уже спит, когда я возвращаюсь после мытья.

Осторожно я чищу ее, не торопясь вытирая наш беспорядок влажным полотенцем. Я убираю волосы с ее глаз и глажу ее по лицу, наблюдая, как она спит.

Мой.

Она просыпается, когда я вытаскиваю из-под нее свою куртку, ткань в ее влагалище превратилась в сплошное месиво.

Мне это чертовски нравится.

Она открывает свои темно-синие глаза, и у меня перехватывает дыхание, когда она улыбается.

— Хэй, — шепчет она. — Что ты делаешь?

— Вытираю тебя, — бормочу я.

Она хмурится. — Ты не обязан этого делать.

И внезапно я прихожу в ярость на того, кто заставил ее думать, что она не заслуживает такого обращения.

Я делаю мысленную пометку найти всех ее бывших и медленно убивать их.

Я продолжаю водить полотенцем по ее телу и между ног, заставляя ее задыхаться. — Я хочу заботиться о тебе, — мурлычу я, и в моей груди урчит. — Позволь мне.

Ее глаза расширяются и становятся стеклянными, и я задаюсь вопросом, не сказал ли я слишком много, и в этот момент она с криком убегает от меня.

— Обними меня? — спрашивает она вместо этого мягким и уязвимым голосом.

У меня болит сердце.

Расстилая простынь, я присоединяюсь к ней на диване, ложась рядом с ней. Здесь уютно, но она обнимает меня и кладет голову мне на грудь. Мои руки ложатся ей на талию, и она утыкается носом в мою шею.

Это гребаный рай. У меня не было такой близости ни с кем уже много лет. Ее запах смешивается с моим, и я умиротворен.

Моя грудь урчит, мурлыкая для нее, и она вздыхает в моих объятиях.

— Я бы хотела, чтобы так было всегда, — шепчет она.

Я сглатываю и протягиваю руку, чтобы погладить ее по волосам.

Я мог бы заниматься этим с ней вечно. Черт бы побрал все остальное.

Ты всегда слишком напорист и слишком быстр.

Поэтому я прикусываю язык и целую ее волосы вместо того, чтобы выложить все, что у меня есть о ней.

— Почему ты на самом деле оказался в городе? — спрашивает она после нескольких минут молчания. Я думал, что она заснула, и был доволен, чувствуя, как ее грудь поднимается и опускается рядом с моей всю ночь.

Я играю с прядью ее волос, мои пальцы перебирают пряди. — Нас попросили расследовать передозировки, — объясняю я, глядя в потолок. — Это довольно скучная чепуха. Но мы допрашивали кое-кого неподалеку отсюда, и я хотел проведать тебя. И спросить тебя о твоей подруге.

Ее дыхание затихает, и внезапно усиливается запах. — Ну, из этого ничего не вышло, — бормочет она мне в грудь, издавая горький смешок.

Моя хватка вокруг нее крепче. — Я не уйду, пока мы не сделаем этого, — обещаю я ей. — Я не уйду, пока ты не предоставишь мне всю информацию, которую знаешь об Эйприл. Даю тебе слово.

Она вздыхает, и ее дыхание снова становится ровным. — Спасибо, — шепчет она. — Я бы хотела поговорить о ней утром. Сегодня… слишком много всего.

Я еще раз целую ее волосы, и она вздыхает мне в шею. — Конечно, — говорю я.

Я сделаю все, что она захочет, внезапно осознаю я. Я брошу все остальные дела. Я уйду из бюро ради нее.

Слишком интенсивно, слишком быстро.

Ты ее отпугнешь.

— Передозировка? — повторяет она, вытаскивая меня из спирали.

— Есть уличный наркотик, который предназначен для имитации Гона, — объясняю я, моя рука убирает с ее волос круги вверх по позвоночнику. — Но в нем используются искусственные феромоны Омега и обезболивающие.

— Это… странно, — медленно произносит она. — Но разве не для этого существуют полиция и спецподразделения по борьбе с наркотиками? Почему вы, ребята, в это ввязались?

Я удивлен, что она так заинтересована в моей работе, и мне не терпится все ей объяснить. — Мы мыслим нестандартно. Некоторые люди открываются нам лучше, потому что мы кажемся нормальными гражданами. Или мы работаем под прикрытием. У нас больше ресурсов и меньше правил.

— Хм. Значит, как шпион.

Я хихикаю. — Конечно. Как шпион.

— О, так у тебя есть наручники и пистолет? Она отрывает голову от моей шеи и смотрит на меня сверху вниз, ее зрачки расширены.

— Оружие — да. Наручники — нет.

Она надувает губы. — Черт. Это было бы весело.

Я разражаюсь смехом и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

Я невероятно облажался, и я ничуть не возражаю.

19

ЛЭНДОН

— Эй, тут был еще один, — говорит Ривер. Он подходит к моему столу, когда я просматриваю отчет токсиколога. — На этот раз в десяти минутах езды от Айлтона.